Марина Цветаева - Тетрадь первая

• Название: Тетрадь первая
• Автор: Марина Цветаева
• Жанр: Прочая документальная литература

---

Ариадна: ранняя юность Тезея: восемнадцать лет.

* * *

Федра: зрелость Тезея: сорок лет. (Федре около тридцати, Ипполиту — как первому Тезею — восемнадцать.)

Елена: старость Тезея, шестьдесят лет. (Елене, по мифу, семь. Нужно — двенадцать.)

* * *

Необходимо, в начале Елены, в монологе, чем-нибудь заполнить это 20-летие после смерти Федры. (NB! Когда — Ипполита? До Федры, раз — Ипполит. Тезей, чтобы утешиться, идет походом на амазонок и побеждает их царицу Ипполиту. — Так?)

NB! Можно в Ариадну (I акт) ввести Медею, злую волшебницу, любимицу старого Эгея, нашептывающую ему злое на сына. Эгей, влюбленный в Медею (NB! целая семейная хроника — или скандальная? Chronique scandaleuse de [183]) наполовину верит. После отъезда сына он прогоняет Медею.

* * *

Достоверность.

Тезей воспитанный вдали от отца. Приезд Тезея: пир: отравленный кубок Медеи.

Медея убеждает Царя Эгея, что Тезей — не его сын, или — что Тезей желает свергнуть его с престола.

* * *

Дружочек, я давно не слышала Вашего голоса, Ваш голос мне нравился, он делал меня моложе.

Недавно, в предместьи Праги, в поле ржи, перед грозою, сидя прямо на дороге, по которой уже никто не ходил (лбом в грозу, ногами в рожь), я рассказывала одной милой своей спутнице — Вашей сверстнице — больше ржи, дороге и грозе, чем ей! — конец одной встречи, начало которой Вы знаете. Это был конец, я чувствовала горечь и пустоту. Вся довременная обида вставала — моя рождённая обида!

— А как же это началось? — Как всегда, с писем, с моих милых, с его милых… — Но как же это всё могло так кончиться? — Как же это могло не кончиться — так? — А зарева полыхали, грозя поджечь рожь. — Только Вы простите, я всё это выдумала. — Как жаль. Это было так хорошо.

(Ей-то хорошо — слушать, а мне-то, с которой всё это было (!).)

Сейчас я уже в точности не помню, что рассказывала, помню, что был Берлин, ночные асфальты, стоянки под фонарем, чувство растравы, чьи-то благоразумные слова… (Когда повторится — узнаю!) Дитя, Вы гнусно вели себя, Вы сделались 40-летним, а я совсем бессмысленной, у меня д. с. п. еще чувство обиды на Вас за собственную ложь. (NB! Жаль, что не Вы тогда были рядом, перед грозою и под грозою, на пустой дороге, во ржи! Но я бы и Вам врала.)

* * *

Что из этого всего выйдет? Не знаю. По-моему — уже вышло.

* * *

Да, дружочек, навсегда дарю Вам этот свой просторный, пустынный час. Не «ложь» свою — ведь это была не ложь, а опыт наперед! — а нежность свою, благодаря к<отор>ой эта ложь могла возникнуть. (О «знакомых» не лгут.) Преждевременный нож в сердце — вот название этой лжи. Этой ложью я только опередила нож. — Формула. — (Письмо — не литература. Нет, литература — письмо.)

Рожь, ложь и нож.

* * *

Отрывки:

Благовония Магдалины. — Застенчивость хороших семей [184].

* * *

Не труден        (Но — труден)

— — —

Не будем

Переступать порогов

(NB! не мудрено: из Берлина — в Прагу! Кстати: Прага: порог (слав<янское> праг) 1932 г.)

* * *

(Сок лотосова сока:)

       гималайского |

Так с непреложного | слона

Раджа глядит. Так кедр — с Ливана

(Die Höhen von Libanon) [185]

* * *

Под тропиками родилась

Любовь

(NB! Ну, а душа — явно на Северном Полюсе! 1932 г. Нет: разум — на Северном. А душа? Явно на высшей горе мира. (Какой?) Узнать. Додумать.)

* * *

…Где всё забвение вещей

          зернах

Покоится. Несла их три

Но и последнее, мой милый:

Зерно индийской конопли,

Рассеянная,   | обронила.

Беспамятная |

* * *

О невесомости вещей

О невещественности веса

* * *

В тебя как в Индию войдя…

* * *

Дорогое мое дитя! Это письмо — вопрос на самую чистую чистоту, которая только возможна между двумя людьми, лично не связанными, ни в чем друг от друга не зависящими, свободными друг перед другом и друг от друга. Что у Вас в точности было с Э<ренбур>гами? Причины, вызывающей этот вопрос, сказать не вольна, но цель его — продолжать относиться к Вам как отношусь, а для этого мне нужно одно: правда, какова бы ни была. Я хочу Вас безупречным, а безупречность — не отсутствие повода к упрекам: вольное подчинение (подставление себя) упреку: — упрекай! (если можешь, а я — конечно — не смогу). Есть степень гордости и правдивости души, где уже нет самолюбия (faire le beau! [186]), т. е. правдивости и гордости настолько, чтобы идти под упрек как солдат под обстрел: души моей не убьешь. (Это еще зовется и вера, по мне — знание: малости каждого греха.)

Итак, не бойтесь «разочаровать», если это даже низость — я меньше всего судья! и если даже неблаговидность — я меньше всего эстет. Я хочу мужской правды. И всё.

Повода к расхождению могут быть два: красота Л<юбови> М<ихайловны> и идеология Э<ренбур>га. Первый случай: какой-нибудь юношеский натиск — переоценка средств, второй — тот же натиск наоборот, т. е. отскок, словом: в первом случае слишком явное признание, во втором — слишком явное непризнание. И в обоих случаях — катастрофа.

Помня мою цель Вы не откажете мне ответить. Предупреждаю, что поверю без проверки и вопреки очевидности, на которую у меня отродясь нет очей.

Лично клонюсь к возможности второй, ибо — учитывая явную катастрофу — идеологией своей Э<ренбур>г больше дорожит чем Л. М. своей красотой, хотя бы потому что первая проходит, а вторая остается. — Мы всегда держимся за ненадежное. —

Пишу Вам как в гроб.

* * *

Всё так же — в ту же! — морскую синь —

Глаза трагических героинь.

В сей зал, бесплатен и неоглядн,

Глазами заспанных Ариадн

Оставленных, очесами Федр

Отвергнутых, из последних недр

Вотще взывающими к ножу…

Так в грудь, жива ли еще, гляжу.

Для глаз нет занавеса. Назад

В ночи отчаливающий! Взгляд

Души — безжалостнее свинца.

— В ночи прокрадывающийся —

          …

Для чувств — нет ярусов! Пуст — театр!

Так мести яростной моея —

Мчи, семипарусная ладья!

* * *

24-го нов<ого> июля 1923 г.

* * *

Для Ариадны:

Я сына от тебя хотела.

* * *

(После этих слез:)

Несоленой кажется соль

* * *

Пишу Вам во мху, пока себе в тетрадь. На меня сейчас идет огромная грозная туча — сияющая. Я читала Ваше письмо и вдруг почувствовала присутствие чего-то, кого-то — рядом. Оторвалась — туча! Я улыбнулась ей так же как в эту минуту улыбнулась бы Вам.

Короткий мох колет руки, пишу лежа, подыму голову: она, сияющая, и сосны. А рядом, как крохотные танцовщицы — лиственницы. (Солнце сквозь тучу брызжет на лист, тень карандаша — как шпага.)

Шумят поезда и шумят пороги (на реке) и еще трещат сверчки, и еще пчелы, и еще в деревне петухи — и всё-таки тихо. Мой родной, уйдите с моим письмом на волю и прочтите его так, как я его пишу. Дружочек, вспоминая Психею и Елену, думаю, что я не была такой, что это меня люди научили, т. е. бесчеловечности: я научилась от людей — м. б. они ей на мне учились. N я люблю как (и т. д.), но как (и т. д.) он мне безразличен. Чтобы с точностью определить это как нужно владеть хорошим женским (или мужским) инстинктом. Профессионально-женским, профессионально-мужским. Я этим не блещу — сейчас долго рассказывать! — но видя и видя и видя вокруг себя такое нечеловеческое деление живого на части, такую точность расчета и границ, я — о себе не говорю — допустила его в других, перестала (из высокомерия) удивляться, не поняв — сдалась. О, как это цвело в Prager Diele, и как это меня оскорбляло, Господи!

— Этот эту любит так-то… — Зачем так-то? Просто любит. — Нет, п. ч. это дает ему возможность любить эту — так-то и третью — другим манером.

Точно нельзя — целиком — двоих! Всем собой — целых двух! Выход из катастрофы многолюбия в безнаказанность распутства. И потом всем вместе сидеть и пить чай.

Я не розню и я не об этом говорю. Выбирать: т. е. принимать одно и отвергать другое, т. е. разборничать: вытыкать как вилкой из блюда — бездушное упражнение над живым, живодерство. Есть стихия сочувствия: делать чужое моим, кровным. О, это оскорбление очень знакомо мне через стихи: я люблю в Вас то-то и не люблю в Вас того-то. И я (теперь уже) молча: «Ты ничего не любишь». Права выбора в себе я не даю, когда начинают — отстраняюсь, уношу с собой всё блюдо, оставляю другого с пустой вилкой, как в немецких сказках или в детских снах.

Но — сейчас будьте внимательны — есть еще одно: стихия чисто-любовная, наибеспощаднейшая. Там это цветет. Ведь это дух разрушения! Там душа — только в придачу! Если наша встреча слепо-зрячая, то те любови зряче-слепые: глаза раздирают, чтобы лучше видеть и ничего не видеть, кроме как на миллиметр от своих (а то и вовсе вне расстояния!) — такие же разодранные глаза. Там — ненависть.