Колин Маккалоу - Травяной венок. Том 2

• Название: Травяной венок. Том 2
• Автор: Колин Маккалоу
• Издательство: Дрофа
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1993
• ISBN: 5-7107-0125-4

«Травяной венок» – вторая часть дилогии Колин Маккалоу, являющаяся продолжением романа "Первый человек в Риме".

Прославленный завоеватель Германии и Нумидии Гай Марий стремится достигнуть предсказанного ему много лет назад: беспрецедентного избрания консулом Рима в седьмой раз. Этого можно добиться только ценой предательства и крови. Борьба сталкивает Мария с убийцами, властолюбцами и сенатскими интриганами и приводит к конфликту с честолюбивым Луцием Корнелием Суллой, когда-то надежной правой рукой Мария, а теперь самым опасным его соперником.

---

– Я думаю, что вы оба преувеличиваете, – заметил Цинна.

– Ошибаешься.

Цинна с сомнением покачал головой и потянул к себе бумаги.

– Подумай, Квинт Серторий, и убедись в том, что мне нужен Гай Марий! Если он настолько стар и помешан, как ты говорил только что, то как он сумеет угрожать мне или Риму? Я возложу на него проконсульские полномочия и добьюсь, что сенат утвердит их позднее, а затем использую его – он будет прикрывать меня с запада.

– Ты пожалеешь об этом дне!

– Ерунда, – заявил Цинна, принимаясь писать.

Серторий постоял какое-то мгновение, смотря на его склоненную голову, потом повернулся и вышел.

Получив уверения Мария в том, что он возьмет Остию и поднимется вверх по Тибру до лагеря Ватикана, Цинна разделил свои силы на три группы, по десять тысяч человек в каждой, и выступил из Лабика. Первая группа, которой было приказано занять Ватиканскую равнину, находилась под командованием Гнея Папирия Карбона, победителя Лукании и кузена плебейского трибуна Карбона Арвина; вторая группа, которая должна была занять лагерь Марция (это были единственные войска Цинны, располагавшиеся на том же берегу реки что и город), находилась под командованием Квинта Сертория; и, наконец, третья группа, которой командовал сам Цинна, размещалась внизу северного фланга Яникулского холма. Если бы явился Марий, ему пришлось бы подняться на южную сторону Яникула.

Тем не менее существовало одно препятствие. Средняя часть и высоты Яникула были местом нахождения римского гарнизона, и Гнею Октавию хватило здравого смысла направить тех волонтеров, которых он смог набрать в городе, для усиления Яникулской крепости. Так что между армией Цинны (которая перешла реку по Мульвийскому мосту) и теми силами, что должен был привести Марий из Остии, стояла эта грозная крепость с ее несколькими тысячами защитников и превосходными укреплениями, отремонтированными в те времена, когда германцам так нравилось опустошать Италию.

Казалось, что наличия такого неприступного гарнизона на дальней стороне Тибра было недостаточно, но тут появился Помпей Страбон из Пицена со всеми своими четырьмя легионами. Они заняли позиции, не доходя Коллинских ворот. За исключением легиона из Нолы, возглавляемого Серторием, только войска Помпея Страбона имели богатый опыт участия в боевых действиях и, таким образом, представляли главную и наиболее опасную силу. Лишь Пинцийский холм с его садами отделял Помпея Страбона от Сертория. Шестнадцать дней Цинна сидел за укрепленным частоколом и ожидал атаки Помпея на один из трех своих лагерей; он, естественно, предположил, что Помпей постарается напасть до прихода Гая Мария. Квинт Серторий основательно окопался в лагере Марция. Но ни один из противников не двигался и не пытался что-либо предпринять.

Тем временем Марий продвигался вперед, не встречая никакого сопротивления. Подстрекаемая к этому собственным квестором, Остия распахнула ворота, как только показалась армия Мария. Его были готовы приветствовать с радостью и с широко открытыми объятиями, как героя, но этот герой повел себя с жестоким безразличием и позволил своей армии, состоявшей главным образом из рабов или вольноотпущенников (что было одним из тех факторов, которые так возмутили Сертория во время его посещения Мария), разграбить город. Марий был ко всему слеп и глух и даже не пытался пресечь безумство и жестокость своего разношерстного войска; его внимание и энергия были прикованы к тому, как перегородить устье Тибра, чтобы полностью перекрыть путь баржам с зерном, которые снабжали Рим. Даже когда он был готов отправиться маршем по Кампанской дороге в Рим, то и тогда ничего не сделал, чтобы облегчить страдания Остии.

Этот год в Центральной Италии выдался засушливым и, оставшегося от прошлогодней зимы снега на вершинах Апеннин было крайне мало. В результате чего уровень воды в Тибре понижался, и многие из небольших притоков, которые питали его на протяжении всего течения, высохли прежде, чем закончилось лето. Конец октября в этом году фактически оказался границей между летом и осенью, погода все еще стояла очень жаркая, когда все эти небольшие армии сошлись вокруг Рима, окружив его с трех сторон. Африканский и сицилийский урожаи уже созрели, но корабли, которые поставляли пшеницу, только начали прибывать в Остию; зернохранилища Рима были почти пусты.

Эпидемия разразилась вскоре после прибытия Помпея Страбона к Коллинским воротам и быстро распространилась среди людей его легионов, так же как и в самом городе. Все были испуганы появлением различных видов желудочной лихорадки. Однако ее появление вовсе не было странным, потому что солдаты Помпея Страбона брали воду для питья, загрязненную благодаря тому же самому небрежному устройству санитарных мест, которое заметил Квинт Помпей Руф в лагере под Ариминумом. Когда источники и ключи в самом городе, на Виминале и Квиринале также оказались загрязнены, некоторые из жителей этого района пришли, чтобы увидеть Помпея Страбона и упросить его привести в надлежащий порядок выгребные ямы своих легионов. Помпей Страбон не был бы Помпеем Страбоном, если бы не отослал их прочь, сопроводив грубыми замечаниями о том, что они могут делать со своими собственными экскрементами. Ухудшало положение и то, что от Мульвийского моста и Тригариума все берега Тибра провоняли людским дерьмом и были непригодны для того, чтобы остановить распространение эпидемии. Три лагеря Цинны и весь город вынуждены были использовать Тибр как сточную канаву.

Гней Октавий и его коллега, консул-опекун Мерула видели, что октябрь заканчивается, никаких изменений в расположении армий не происходит, и начинали впадать в отчаяние. Когда они встречались с Помпеем Страбоном, у того постоянно находились какие-то причины, по которым он не может сражаться. Октавий и Мерула были вынуждены прийти к выводу, что подлинная причина заключается в том, что Помпей надеется добиться численного преимущества над своими противниками, в то время как Цинна фактически надеется на то же самое.

Когда в городе узнали о том, что Марий захватил Остию и зерновые баржи не смогут подняться вверх по реке с новым урожаем, это привело не столько к панике, сколько к мрачному и глубокому унынию. Консулы ужасались будущему и гадали, как долго они смогут продержаться, если Помпей Страбон будет продолжать упорствовать в своем нежелании вступить в бой с противником.

Наконец, Октавий и Мерула решили набрать добровольцев среди италиков. С этой целью сенат обратился к центуриям с заявлением о том, что те из италиков, которые поддержат «истинное» руководство Рима, будут награждены полным гражданским статусом во всех трибах. Тотчас же закон об этом был принят, и глашатаи разосланы по всей Италии, созывая добровольцев.

Едва ли кто-нибудь явился на этот зов, поскольку плебейские трибуны Цинны своей успешной пропагандой разгромили «истинное» руководство Рима еще за два месяца до этого.

Тогда Помпей Страбон намекнул, что если Метелл Пий приведет два своих легиона из Эзернии, вместе они смогут разгромить Цинну и Мария. Со своей стороны Октавий и Мерула послали делегацию к Поросенку в Эзернию, чтобы уговорить его заключить мирный договор с осажденными самнитами и прийти в Рим как можно быстрее.

Колеблясь между своим долгом покорить Эзернию и критической ситуацией в Риме, Поросенок, чтобы выйти из затруднительного положения, решил переговорить с парализованным Гаем Папием Мутилом, который, разумеется, был в курсе всех римских событий.

– Я желаю заключить с тобой мир, Квинт Цецилий, – заявил Мутил из своей повозки, – на следующих условиях: верни самнитам все, что ты отобрал у них, отпусти целыми и невредимыми самнитских дезертиров и военнопленных, откажись от всех требований к самнитам вернуть захваченную у тебя добычу и даруй полное римское гражданство каждому свободному человеку из племени самнитов.

Возмущенный, Метелл Пий отшатнулся.

– Да, конечно! – саркастически сказал он. – Почему бы тебе не попросить нас смириться с поражением, как это сделали самниты после битвы у Каудины Форкс двести лет назад? Твои требования абсолютно невозможны! Прощай.

Высоко подняв голову и выпрямив спину, он поскакал в свой лагерь и холодно сообщил делегации Октавия и Мерулы, что мирного договора не будет, а следовательно, он не в состоянии помочь им в решении их римских проблем.

Самнит Мутил вернулся в своей повозке в Эзернию, чувствуя себя намного счастливее Поросенка; ему пришла в голову блестящая идея. Глубокой ночью его гонец прокрался через римские укрепления, неся письмо от Мутила к Гаю Марию, в котором последнего спрашивали о том, не заинтересован ли он в мирном договоре с самнитами. Хотя Мутилу было прекрасно известно, что Цинна является мятежным консулом, а Марий всего-навсего частным лицом, ему бы никогда не пришла в голову идея посылать письмо Цинне. Если Гай Марий участвует в каком-то предприятии, то он и будет его лидером, решил Мутил.