Ричард Метсон - Я-легенда

• Название: Я-легенда
• Автор: Ричард Метсон
• Жанр: Ужасы и Мистика

Он последний живой человек на Земле. Он-легенда.

---

 Руфь задумчиво поворачивала на блюдечке чашку с кофе.

 - Мы иногда подглядывали за ними, - сказала она. - Правда, мы боялись подойти близко. Мы думали, что к ним опасно прикасаться.

 - А вы знали, что после смерти они возвращаются?

 Она покачала головой.

 - Нет.

 - И вас ни разу не заинтересовали эти люди, атаковавшие ваш дом по ночам?

 - Нам никогда не приходило в голову, что они... - она медленно покачала головой. - Трудно в это поверить.

 - Разумеется, - сказал он.

 Они ели молча, и он время от времени поглядывал на нее. Так же трудно было поверить в то, что перед ним - настоящая, живая женщина; трудно было поверить, что после всего, что было за эти годы, у него появился напарник.

 Он сомневался, пожалуй, даже не в ней самой: сомнительно было, что в этом потерянном, забытом богом мире могло произойти нечто подобное, воистину замечательное.

 - Расскажи мне о них еще что-нибудь, - попросила Руфь.

 Он поднялся, снял с плиты кофейник, подлил в чашку сначала ей, потом себе, отставил кофейник и снова сел.

 - Как ты себя чувствуешь?

 - Лучше, спасибо.

 Он удовлетворенно кивнул и потянулся за сахарницей. Размешивая сахар, он почувствовал на себе ее взгляд. О чем она думает? Он глубоко вздохнул, пытаясь понять, почему он так скован. В какой-то момент он решил, что ей можно доверять, но теперь он снова сомневался.

 - И все же, ты мне не веришь, - сказала она, словно читая его мысли.

 Он быстро взглянул на нее и пожал плечами.

 - Да нет... Не в этом дело.

 - Конечно, в этом, - спокойно сказала она и вздохнула. - Что ж, хорошо. Если тебе надо проверить мою кровь - проверь.

 Он подозрительно посмотрел на нее, недоумевая. Что это? Уловка? Он едва не поперхнулся кофе. Глупо, - подумал он, - быть таким подозрительным.

 Он отставил чашку.

 - Хорошо", - сказал он. - Это хорошо.

 Он глядел на нее, а она - в свою чашку.

 - Если ты все-таки заражена, - сказал он, - я сделаю все, что смогу, чтобы вылечить тебя.

 Она встретилась с ним взглядом.

 - А если не сможешь? - спросила она.

 Он замешкался с ответом.

 - Там видно будет, - наконец сказал он.

 Некоторое время они пили кофе молча. Наконец он спросил:

 - Так как, сделаем это сейчас?

 - Пожалуй, - сказала она, - лучше утром. А то... Я себя все еще неважно чувствую.

 - Ладно, утром, - кивнул он.

 Трапеза закончилась в полном молчании. Нэвилль лишь отчасти был удовлетворен тем, что она согласилась позволить ему проверить кровь. Больше всего его путала возможность обнаружить, что она действительно инфицирована. Теперь ему предстояло провести с ней вечер и ночь и, может быть, узнать ее жизнь, увлечься ею, а утром ему придется...

 Затем они сидели в гостиной, разглядывали фальшивую фреску, пили понемногу портвейн и слушали Шуберта. Четвертую симфонию.

 - Я бы ни за что не поверила, - она, похоже, совсем пришла в себя и выглядела вполне веселой, - никогда бы не подумала, что снова буду слушать музыку. Пить вино.

 Она оглядела комнату.

 - Да, ты неплохо потрудился, - сказала она.

 - А как было у вас? - спросил он.

 - Совсем по-другому, - сказала она, - у нас не было...

 - Как вы защищали свой дом? - прервал он.

 - О! - Она на мгновенье задумалась. - Мы обшили его, разумеется. И полагались на кресты.

 - Это не всегда действует, - спокойно сказал он, некоторое время понаблюдав за ее лицом.

 Это озадачило ее.

 - Не действует?

 - Отчего же иудею бояться креста? - сказал он. - Почему же вампир, при жизни бывший иудеем, должен бояться креста? Дело здесь в том, что большинство людей боялись превращения в вампиров. Поэтому большинство из них страдали истерической слепотой к собственному отражению в зеркале. Но крест - лишь постольку, поскольку - в общем, ни иудей, ни индуист, ни магометанин, ни атеист не подвержены действию креста.

 Она сидела с бокалом в руке, глядя на него без всякого выражения.

 - Поэтому крест действует отнюдь не всегда, - сказал он.

 - Ты не дал мне закончить, - сказала она, - мы еще использовали чеснок.

 - Я полагал, что тебе от него дурно.

 - Просто я нездорова. Раньше я весила сто двадцать, а теперь только девяносто восемь фунтов.

 Он согласно кивнул. Но, выходя в кухню за новой бутылкой вина, он подумал, что за это время она должна была привыкнуть - все-таки три года.

 И все же могла не привыкнуть. Что толку сейчас сомневаться или не сомневаться - она же согласилась проверить кровь. Есть ли смысл ее опасаться? Ерунда, это просто мои заскоки, - подумал он, - я слишком долго оставался наедине сам с собой. Мне никогда уже ни во что не поверить, если это нельзя разглядеть в микроскоп. Снова торжествует наследственность, и снова я только лишь сын своего отца, еди его черви!

 Стоя в темной кухне, Роберт Нэвилль пытался подколупнуть ногтем обертку на горлышке бутылки - и подглядывал в гостиную, где сидела Руфь.

 Он внимательно разглядывал ее - складки ткани, спадающие вдоль тела, чуть намеченную выпуклость груди, икры и лодыжки, бронзовые от загара, и торчащие из-под халата узенькие гладкие коленки. Ее девичье тело определенно отрицало наличие двух детей. И что самое странное, подумал он, что он не чувствовал к ней никакого физического влечения. Если бы она пришла два года назад или немного позже, возможно, что он изнасиловал бы ее. Были такие ужасные дни. Были у него такие моменты, когда он в попытках найти выход своей жажде решался на невообразимое, и жил с этим в себе, доходя почти до безумия. Но затем он взялся за эксперименты. Бросил курить, перестал срываться в запои. Медленно и вдумчиво он занял себя исследованиями, и результат оказался поразительным: сексуальность безумствующей плоти утихла, почти что растворилась. Исцеление монаха, - думал он. Так и должно быть, иначе никакой нормальный человек не смог бы исключить секс из своей жизни - а были занятия, которые требовали этого.

 И теперь, почти ничего не ощущая, он был счастлив. Разве что где-то в глубине, под каменным гнетом многолетнего воздержания, рождалось едва заметное, непривычное волнение. Он был даже доволен, что мог оставить его без внимания. В особенности потому, что не было уверенности в том, что Руфь - тот напарник, о котором он мечтал. Как не было уверенности в том, что ей можно будет сохранить жизнь дольше завтрашнего утра. Лечить?

 Вылечить - маловероятно.

 Он вернулся в гостиную с откупоренной бутылкой. Она сдержанно улыбнулась ему, когда он добавил ей в бокал вина.

 - Восхитительная фреска, - сказала она, - она мне нравится все больше и больше. Если пристально вглядеться в нее, то словно оказываешься в лесу.

 Он хмыкнул.

 - Должно быть, это стоило большого труда, так наладить все в доме, - сказала она.

 - Что говорить, - сказал он, - да вы и сами через все это прошли.

 - У нас не было ничего подобного, - сказала она. - Наш дом был совсем маленьким. И морозильник у нас был раза в два меньше.

 - У вас должны были кончиться продукты, - сказал он, внимательно разглядывая ее.

 - Замороженные, - поправила она, - мы питались в основном консервами.

 Он кивнул. Логично, нечего возразить. Но что-то не удовлетворяло его. Это было чисто интуитивное чувство, но что-то ему не нравилось.

 - А как с водой? - наконец спросил он.

 Она молча изучала его некоторое время.

 - Ты ведь не веришь ни единому моему слову, правда? - спросила она.

 - Не в этом дело, - сказал он, - просто мне интересно, как вы жили.

 - Твой голос тебя выдает, - сказала она. - Ты так долго жил один, что утратил всякую способность притворяться.

 Он хмыкнул. Было такое ощущение, что она играет с ним, и он почувствовал себя неуютно. Но это же забавно, - возразил он себе. - Все может быть. Она - женщина, у нее свой взгляд на вещи. Может быть, она и права. Наверное, он и есть грубый, безнадежно испорченный отшельничеством брюзга. Ну и что?

 - Расскажи мне про своего мужа, - резко сказал он.

 Что-то промелькнуло в ее лице, словно тень воспоминания. Она подняла к губам бокал, наполненный темным вином.

 - Не сейчас, - сказала она, - пожалуйста"

 Он откинулся на спинку кресла, пытаясь проанализировать владевшее им неясное чувство неудовлетворенности. "Все, что она говорила и делала, могло быть следствием того, через что она прошла; а могло быть и ложью.

 Но зачем ей лгать? - спрашивал он себя. - Ведь утром он проверит ее кровь. Какой может быть прок с того, что она солжет ему сейчас, если утром, всего через несколько часов, он все равно узнает правду?

 - Знаешь, - сказал он, пытаясь смягчить паузу, - вот о чем я подумал. Если эту эпидемию пережили трое, то, может быть, где-то есть и еще?

 - Ты полагаешь, это возможно? - спросила она.

 - А почему нет? Наверное, по той или иной причине у людей мог сформироваться иммунитет, И тогда...