Айван Моррис - Благородство поражения. Трагический герой в японской истории

• Название: Благородство поражения. Трагический герой в японской истории
• Автор: Айван Моррис
• Издательство: Серебряные нити
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2001
• ISBN: 5-89163-003-6

Книга А.Морриса — это сборник новелл из японской истории, посвященных людям, которые доказали «что в жизни существует нечто гораздо более значимое, чем материальное изобилие и преследование собственных эгоистических интересов». Этот трагический образ обреченного на поражение героя, демонстрирующего величие духа в безвыходной ситуации, является частью великой древневосточной культуры.

---

Великая Ямато — священная земля. Наши божественные предки заложили ее основы, и на протяжении столетий ею управляли потомки Богини Солнца. Это относится только к нашей стране, — ничего подобного никогда не случалось в других странах. По этой причине Японию называют Божественной Землей. Каждый человек, рожденный на земле императоров, должен быть предан императору, даже если это означает необходимость пожертвовать своей жизнью. И пусть никто не думает, что за это он заслуживает какого бы то ни было вознаграждениям (Дзинно сётоки, изд. «Иванами сётэн», Токио, 1936, стр. 17, 19.)

297

Китабатакэ Тикафуса был среди тех, кто особо горячо противился этому назначению. Годайго же, напротив, не только желал вознаградить Такаудзи за его временную приверженность делу роялистов, но и признавал его человеком особых возможностей, которого следовало сохранять на своей стороне. В то время Такаудзи энергично наводил порядок в самом столице и в округ нее, безжалостно карая грабителей, мародеров и прочих нарушителей закона.

298

Тайхэйки, с. 370. Описания Масасигэ в довоенных школьных учебниках представляли дело так, как если бы великий герой-роялист захватил Киото почти в одиночку против Ходзё; роль же Такаудзи в этой победе тщательно затушевывалась.

299

Масасигэ был хорошо вознагражден за свою службу, но и этого было недостаточно для его поздних обожателей. «Трагично, — писал Рай Санъё (1780–1832); что Годайго был настолько глуп, что не наградил Масасигэ титулами и почестями, достойными его деяний, ибо таким образом он открыл дорогу зловредному Асикага Такаудзи к захвату власти, что бросило грязное пятно на трон». W.G.Beasley, ed., Historians of China and Japan, (London, 1961), p.261.

300

Масасигэ был одним из четырех ближайших советников Годайго, известных под названием «Три дерева и Одна Травинка», произведенным от их имен: Юки, Кусуноки, Хоки, Тикуса (ки — дерево, куса — трава).

301

George Sansom, History of Japan, 1334–1615, p. 287.

302

Даже «Хроника Великого Спокойствия», несмотря на очевидную «про-годайгосскую» ориентацию, неодобрительно отзывается о хаосе в политике награждений и «капризном правлении» Годайго. Там, к примеру, приводится факт, что из нескольких военачальников, сражавшихся за императора с выдающейся храбростью и верностью, лишь один получил во владение землю, но даже ему не было даровано звание правителя (сюго).

303

Принц Моринага был убит по приказу Тадаёси, когда Асикага отступали из Камакура в июле 1335 года. Вероятно, по причине такой, несколько бесчестной смерти, Моринага никогда не обрел столь же героического статуса, как Масасигэ, который предпочел совершить самоубийство, чем претерпеть позорный плен.

304

Предположительно из-за того, что обхождение Годайго с принцем Моринага отразило резкий упадок моральных стандартов. Я думаю об отрывке из «Хроники Великого Спокойствия»:

Люди обсуждали случившееся между собой, и говорили: «Именно великие успехи [принца Моринага] в сражениях привели войну к концу и дали возможность императору вернуться на трон. Если Его Величество признал принца виновным в какой-либо пустяковой провинности, ему следовало бы быть милостивым и простить его. Вместо этого он бездумно предал его в руки врага и позволил выслать в далекий край. Не знак ли это того, что двор вновь склонится перед силой военных?» И действительно, после того, как принц Моринага был убит, страна вскоре вступила в век правления сёгунов [т. е. Асикага]. Тайхэйки, I:431.

305

Недостатки правительства в управлении были, разумеется, лишь вторичными причинами постоянных беспорядков в провинциях. Основная причина заключалась в том, что Япония претерпевала критический период изменений в условиях землевладения и отношениях власти. Старый порядок основывался на поместной («сеэн») системе и был окончательно разрушен; по всей стране военные отчаянно боролись за контроль над провинциями, в которых проживали. Как замечает Сэнсом («History of Japan, 1334–1615», р. 18), врядли страна пребывала бы в состоянии смуты на протяжении 50 лет, если бы вопрос состоял лишь в том, какой из двух императорских фамилий занимать трон.

306

Щиты были сконструированы таким образом, чтобы их можно было выстроить в ряд на земле, — тогда они превращались в стену высотой по грудь, вытягивающуюся на несколько сот метров, — и быстро убрать перед началом атаки. Уэмура, Масасигэ, стр. 170.

307

Вероятно, не впервые советы Масасигэ императору игнорировались. Судя по Байсёрон, Масасигэ всегда признавал силу Такаудзи, а весной 1336 года предложил, чтобы посланником мира отправили его самого с целью воспользоваться недавней победой роялистов и заключить с Асикага долгосрочное, обоюдовыгодное соглашение. Если этому можно верить, то Масасигэ считал истинным противником не Такаудзи, но Ёсисада, и эти полностью совпадает с тем, что мы знаем о плохих отношениях между двумя военачальниками-роялистами. План Масасигэ мог, по крайней мере, отсрочить катастрофу, однако двор, ослеплённый успехами, отказался серьезно его рассматривать. (Детальное описание см. у Сато Синъити, Намбокутё-но доран, Токио, 1965. Профессор Сато уверен в том, что описание плана Масасигэ заключить мир с Такаудзи, данное в Байсёрон, соответствует действительности.) Поскольку враждебные отношения между Масасигэ и Такаудзи — столь важная часть легенды, этот план редко упоминался в предвоенных изложениях всей истории.

308

Предлогом для отказа от совета Масасигэ послужило то, что оставление императором Годайго столицы и сокрытие его на горе Хиэй дважды в один и тот же год подорвало бы мораль его сторонников (Уэмура, Масасигэ, стр. 152). Масасигэ был слишком лоялен, чтобы открыто возражать императору и, по традиционным отчетам, он обвинил во всем «теневое правительство», которое, по его словам, было худшим врагом императора. Сообщают, что некий придворный по имени Киётада сыграл особо важную роль в противодействии советам Масасигэ. После несчастья при реке Минато ему было приказано сделать себе харакири. После этого, его неуспокоившийся дух стал преследовать императорскую семью и весь двор, покуда его не умиротворила принцесса, вышедшая ему навстречу с фонарем, наполненным светлячками.

Как считает профессор Вацудзи Тэцуро, отказ императора от советов Масасигэ может быть рассматриваем, как разновидность предательства веры последнего. Вацудзи предполагает, что авторы «Хроники Великого Спокойствия» желали соединить неудачу Реставрации Годайго с его отказом последовать совету его самого преданного генерала (Varley, Imperial Restoration, р. 140). В соответствии с этой точкой зрения, в Масасигэ воплощался дух движения приверженцев трона, и, когда его (или, вернее, его совет) отвергли, движение стало морально обречено.

309

Историчность прощальной сцены впервые была поставлена под вопрос двумя классиками исторической науки эпохи Мэйдзи — Сигэно и Кумэ, которые указывали, inter alia, что эпизод упоминается лишь в «Хронике Великого Спокойствия, и что Масацура было гораздо более 10 лет, когда случилось это расставание. Японская публика была шокирована, когда ей сказали, что знаменитая история об их герое — выдумка (подобное могло бы случиться, если бы английский историк объявил, что последние слова Нельсона о долге — подделка), и профессор Сигэно получил далеко не лестный эпитет массацу хакуси (Доктор Разоблачитель). Однако, в исследовании японского героизма значение имеет не аутентичность истории, а собственно ее существование.

310

Тайхэйки, II:151.

311

Отиаи Наобуми, „Аоба Сигарзру Сакураи но“, из Нихон сёка-сю, Токио, 1953, стр. 60–61. Этот стих характерен для сентиментальной поэзии конца XIX века и вполне сопоставим с восточной версией „The Stuffed Owl“ („антологией дурных стихов“ Льюиса-Ли). Однако, когда ее поют на японском, в ней безусловно слышится достоинство и сила. Хототогису из последнего куплета часто переводят как „кукушка“, однако между этими двумя птицами нет прямого сходства. Всеохватывающее чувство сожаления усилено в последних двух строках повторением слова аварэ:

Тарэ ка аварэ то кикадзаран
Аварэ ти ни наку соно коэ о.

312