Рэй Брэдбери - Рэй Брэдбери (Том 2-й дополнительный)

• Название: Рэй Брэдбери (Том 2-й дополнительный)
• Автор: Рэй Брэдбери
• Издательство: ИЗДАТЕЛЬСТВО ЦК ВЛКСМ “МОЛОДАЯ ГВАРДИЯ”
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1975

Библиотека современной зарубежной фантастики.Том 2-й дополнительный.

Сборник рассказов известного американского писателя-фантаста включает в себя фантастические рассказы из различных авторских сборников Р. Брэдбери. Это и рассказы философские: об отношении автора к техническому прогрессу, к влиянию развития науки на общество; и рассказы космические: о мужестве человека, о трудностях, с которыми он непременно столкнется при освоении космоса.

СОДЕРЖАНИЕ:

Марсианский затерянный Город. Перевод К.Сенина и В.Тальми … 5.

Отпрыск Макгиллахи. Перевод Л.Жданова … 37.

О скитаниях вечных и о Земле. Перевод Н.Галь … 49.

Луг. Перевод Л.Жданова … 68.

О теле электрическом я пою. Перевод Т.Шинкарь … 84.

Машина до Килиманджаро. Перевод П.Галь … 124.

А ребенок — завтра. Перевод Н.Галь … 135.

Ветер. Перевод Л.Жданова … 153.

Уснувший в Армагеддоне. Перевод Л.Сумилло … 164.

Удивительная кончина Дадли Стоуна. Перевод Р.Облонской … 179.

Пришло время дождей. Перевод Т.Шинкарь … 192.

До встречи над рекой. Перевод К.Сенина и В.Тальми … 204.

В.Скурлатов Странник в пустыне звезд. (Послесловие)… 214.

---

Отскочила последняя доска.

Мы с Тимоти ахнули. Агата, стоявшая теперь совсем рядом, тоже не удержалась от возгласа удивления.

Потому что в большом ящике из грубых сосновых досок лежал подарок, о котором можно лишь мечтать. Отличный подарок для любого из смертных, будь ему семь или все семьдесят семь.

Сначала просто не было слов и совсем перехватило дыхание, но потом мы разразились поистине дикими воплями восторга и радости.

Потому что в ящике лежала… мумия! Вернее, это был пока ее саркофаг.

— Не может быть! — Тимоти чуть не плакал от счастья.

— Не может быть! — повторила Агата.

— Да, да, это она!

— Наша, наша собственная?!

— Конечно, наша!

— А что, если не наша? Если они ошиблись?

— И заберут ее обратно?…

— Ни за что!

— Смотрите, настоящее золото! И настоящие иероглифы! Потрогайте!

— Дайте мне потрогать!

— Точь-в-точь такая, как в музее!

Мы говорили все разом, перебивая друг друга, и несколько слезинок сползло по моим щекам и упало на саркофаг.

— Ты испортишь иероглифы! — Агата поспешно вытерла крышку.

Золотая маска на саркофаге смотрела на нас, чуть улыбаясь, словно радовалась вместе с нами, и готова была ответить на этот порыв, и принимала нашу беззаветную любовь, которая, нам казалось, навсегда ушла из наших сердец, но вот вернулась и вспыхнула с новой силой при первом лучике солнца.

Ибо лицо ее было солнечным ликом, отчеканенным из чистого золота, с тонким изгибом ноздрей, с нежной и вместе с тем твердой линией рта. Ее глаза сияли небесно-голубым, нет, аметистовым, лазоревым светом или, скорее, сплавом всех этих цветов, а тело было испещрено изображениями львов, человеческих глаз и птиц, похожих на воронов, а золотые руки, сложенные на груди, держали плеть — символ повиновения, и огромный цветок, что означало любовь и добрую волю, когда плеть вовсе уже не нужна…

Глаза наши жадно впились в иероглифы, и вдруг мы увидели… Мы сразу поняли…

— Эти знаки, ведь они… Вот птичий след, вот змея!..

Да, да, они говорили совсем не о Прошлом.

В них было Будущее.

Это была первая в истории мумия, таинственные письмена которой сообщали не о прошлом, а о том, что должно свершиться через месяц или через три, через год или спустя века!

Она не оплакивала то, что безвозвратно ушло. Нет. Она приветствовала яркое сплетение грядущих дней и событий, записанных, хранимых, ждущих, когда наступит их — черед, их мгновенье и можно будет протянуть руку, взять их и полностью насладиться ими.

Мы благоговейно встали на колени перед этим грядущим и возможным временем. Руки протянулись, сначала одна, потом другая, пальцы робко коснулись и стали ощупывать, пробовать, гладить, легонько обводить контуры чудодейственных знаков.

— Вот я, смотрите! Это я в шестом классе! — закричала Агата — сейчас она была в пятом. — Видите девочку? У нее такие же волосы и коричневое платье.

— А вот я в колледже! — уверенно сказал Тимоти, совсем еще малыш; но каждую неделю он набивал новую планку на свои ходули, чтобы важно вышагивать по двору.

— И я… в колледже, — тихо, с волнением промолвил я. — Вот этот увалень в очках. Конечно же, это я, черт побери! — И я смущенно хмыкнул.

На саркофаге были наши школьные зимы, весенние каникулы, осень с золотом, медью и багрянцем опавших листьев, рассыпанных по земле словно монеты, и над всем этим символ солнца, вечный лик дочери бога Ре, неугасимого светила на нашем горизонте, и наши тени, уходящие в счастливое и далекое будущее.

— Вот здорово! — хором воскликнули мы, читая и перечитывая книгу нашей судьбы, прослеживая линии наших жизней и нашей любви, таинственные убегающие зигзаги, то пропадающие, то возникающие вновь. — Вот здорово!

И, не сговариваясь, мы ухватились за сверкающую крышку саркофага, не имевшего ни петель, ни запоров, снимавшуюся так же легко и просто, как снимается чашка, прикрывающая другую, приподняли ее и отложили в сторону.

И конечно… В саркофаге была настоящая мумия!

Такая же, как ее изображение на крышке, но только еще прекрасней и желанней, ибо она совсем уже походила на живое существо, запеленатое в новый, чистый холст, а не в истлевшие, рассыпающиеся в пыль погребальные одежды.

Лицо ее все еще скрывала уже знакомая золотая маска, но на ней оно казалось еще моложе и, как ни странно, мудрее. А чистые ленты холста, в который она была завернута, были испещрены иероглифами. На каждой из них свои иероглифы: вот для девочки десяти лет, а эти для девятилетнего мальчика и мальчика тринадцати лет. Каждому из нас свои иероглифы!

Мы испуганно переглянулись и вдруг рассмеялись.

Нет, не думайте, никто из нас не сказал ничего смешного. Просто вот что пришло нам в голову. Если она завернута в холст, а на холсте-то — мы, значит, получается, что она завернута в нас!..

Ну и пусть, какая разница! Все равно это здорово придумано, и тот, кто это придумал, знал, что теперь никто из нас не останется в стороне. Мы бросились к мумии, и каждый потянул за свою полоску холста, которая разворачивалась, как волшебный серпантин.

Вскоре на лужайке были горы холста.

А она лежала неподвижно, дожидаясь своего часа.

— Она мертвая! — вдруг закричала Агата. — Мертвая! — И в ужасе рванулась прочь.

Я вовремя схватил ее.

— Глупая. Она ни то, ни другое — ни живая и ни мертвая. У тебя ведь есть ключик. Где он?

— Ключик?

— Вот балда! — закричал Тим. — Да тот, что тебе дал этот человек в магазине. Чтобы заводить ее!

Рука Агаты уже шарила за воротом, где на цепочке висел символ нашей новой веры. Она рванула его, коря себя и ругая, и вот он уже лежит на ее потной ладошке.

— Ну давай вставляй же его! — нетерпеливо крикнул Тимоти.

— Куда?

— Вот дуреха! Он же тебе сказал: в ухо, под мышку. Дай сюда ключ.

Он схватил его и, задыхаясь от нетерпенья и досады, что сам не знает, где найти заветную скважину, стал обшаривать мумию с ног до головы, тыча в нее ключом. Где, где же она заводится? И вдруг, отчаявшись, он ткнул ключом в живот мумии, туда, где, но его предположению, должен же быть у нее пупок. И — о чудо! — мы услышали жужжание.

Электрическая Бабушка открыла глаза! Жужжание и гул становились громче. Словно Тим ткнул палкой в осиное гнездо.

— Отдай! — закричала Агата, сообразив, что Тимоти отнял у нее всю радость первооткрытия. — Отдай ключ! — Она выхватила у него ключик.

Ноздри нашей Бабушки шевельнулись — она дышала! Это было так же невероятно, как если бы из ее ноздрей повалил пар или полыхнул огонь!

— Я тоже хочу!.. — не выдержал я и, вырвав у Агаты ключ, с силой повернул его… Дзинь!

Уста чудесной куклы разомкнулись.

— Я тоже!

— Я!..

— Я!..

Бабушка внезапно поднялась и села.

Мы в испуге отпрянули.

Но мы уже знали — она родилась! Родилась! И это сделали мы!

Она вертела головой, она смотрела, она шевелила губами. И первое, что она сделала, она засмеялась.

Тут мы совсем забыли о страхе, забыли, что минуту назад шарахнулись от нее. Теперь звуки смеха, столь неожиданного и внезапного, притягивали нас к ней с такой силой, с какой зачарованного и испуганного зрителя влечет к себе змеиный ров.

Какой же это был заразительный, веселый и искренний смех, в нем не было ни тени иронии, он приветствовал нас и словно бы говорил: да, это странный мир, он огромен и полон неожиданностей, в нем может случиться всякое, даже самое невероятное, и неправдоподобное, и, если хотите, нелепое, но при всем этом я рада в него вступить и теперь не променяю его ни на какой другой. Я не хочу снова уснуть и вернуться туда, откуда пришла. Вот о чем говорил этот смех.

Бабушка проснулась. Мы разбудили ее. Своими воплями радости мы вызвали ее к жизни. Теперь ей оставалось лишь встать и выйти к нам.

И она сделала это. Она вышла из саркофага, отбросив прочь пеленавшие ее покрывала, сделала шаг, отряхивая и разглаживая складки одежды, оглядываясь по сторонам, слоено искала зеркало, куда бы поглядеться. И она нашла его в наших глазах, где увидела свое отражение. Очевидно, оно понравилось ей, ибо смех сменился изумленной улыбкой,

Однако Агаты уже не было с нами. Напуганная всем происшедшим, она снова спряталась на крыльце. Но Бабушка словно не заметила этого.

Медленно поворачиваясь, она оглядела лужайку и тенистую улицу, словно впитывала в себя все новое и необычное. Ноздри ее трепетали, как будто она действительно с наслаждением вдыхала воздух райского сада, но совсем не торопилась вкусить от яблока познания и тут же испортить эту чудесную игру…

Наконец взгляд ее остановился на моем братце Тимоти.

— Ты, должно быть?…

— Тимоти. Или просто Тим, — радостно подсказал он.

— А ты?…

— Том, — ответил я.

До чего же хитрые эти Фанточини! Они прекрасно знали, кто из нас кто. И она, конечно, знала. Но они ее нарочно подучили сделать вид, будто она ничего не знает. Чтобы мы сами ей сказали, вроде как бы научили ее тому, что она и без нас отлично знает. Вот дела!