Рэй Брэдбери - Рэй Брэдбери (Том 2-й дополнительный)

• Название: Рэй Брэдбери (Том 2-й дополнительный)
• Автор: Рэй Брэдбери
• Издательство: ИЗДАТЕЛЬСТВО ЦК ВЛКСМ “МОЛОДАЯ ГВАРДИЯ”
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1975

Библиотека современной зарубежной фантастики.Том 2-й дополнительный.

Сборник рассказов известного американского писателя-фантаста включает в себя фантастические рассказы из различных авторских сборников Р. Брэдбери. Это и рассказы философские: об отношении автора к техническому прогрессу, к влиянию развития науки на общество; и рассказы космические: о мужестве человека, о трудностях, с которыми он непременно столкнется при освоении космоса.

СОДЕРЖАНИЕ:

Марсианский затерянный Город. Перевод К.Сенина и В.Тальми … 5.

Отпрыск Макгиллахи. Перевод Л.Жданова … 37.

О скитаниях вечных и о Земле. Перевод Н.Галь … 49.

Луг. Перевод Л.Жданова … 68.

О теле электрическом я пою. Перевод Т.Шинкарь … 84.

Машина до Килиманджаро. Перевод П.Галь … 124.

А ребенок — завтра. Перевод Н.Галь … 135.

Ветер. Перевод Л.Жданова … 153.

Уснувший в Армагеддоне. Перевод Л.Сумилло … 164.

Удивительная кончина Дадли Стоуна. Перевод Р.Облонской … 179.

Пришло время дождей. Перевод Т.Шинкарь … 192.

До встречи над рекой. Перевод К.Сенина и В.Тальми … 204.

В.Скурлатов Странник в пустыне звезд. (Послесловие)… 214.

---

— Это верно, — говорит сторож, — я уже состарился и стал чудаковат. А вы не смеетесь над старым чудаком?

— Я не обещаю большего, чем могу сделать, — отвечает продюсер. — Обещаю только попытаться. Есть шансы, что дело пойдет. Фильм получится отличный, это ясно. Мы можем снять его целиком здесь, на лугу, хоть десять вариантов. И фабулы искать не надо. Вы ее сами создали. Вы и есть фабула. Остается только посадить за работу несколько сценаристов. Хороших сценаристов. Пусть даже будет короткометражный фильм, двухчастевка, минут на двадцать, — этого достаточно, чтобы показать, как все страны и города здесь опираются и подпирают друг друга. Идея мне по душе, очень по душе, честное слово. Такой фильм можно демонстрировать где угодно и кому угодно, и он всем понравится Никто не пройдет мимо, слишком в нем много будет заложено.

— Радостно вас слушать, когда вы вот так говорите.

— Надеюсь, я и впредь буду так говорить. Но на меня нельзя положиться. Я сам на себя не могу положиться. Слишком поддаюсь настроению, черт возьми, сегодня — одно, завтра — другое. Может быть, вам придется колотить меня по голове этим вот молотком, чтобы я помнил.

— С удовольствием, — говорит Смит.

— И если мы действительно затеем съемки, — продолжает продюсер, — то вы нам должны помочь. Кто лучше вас знает все эти макеты! Мы будем вам благодарны за все предложения. Ну а после съемок — уж тогда-то вы не станете больше возражать, если мы снесем остальное?

— Тогда — разрешу, — отвечает сторож.

— Значит, договорились. Я отзываю рабочих — и посмотрим, что выйдет. Завтра же пришлю операторов, пусть поглядят, прикинут. И сценаристов пришлю. Потолкуете с ними. Черт возьми. Сделаем, справимся! — Дуглас поворачивается к воротам. — А пока орудуйте молотком в свое полное удовольствие. Бр-р, холодно!

Они торопливо идут к воротам. По пути старик находит ящичек, где лежит его ужин. Он достает термос, встряхивает.

— Может, выпьем, прежде чем вы уедете?

— А что у вас? Тот самый амонтильядо, которым вы так хвастались?

— 1876 года.

— Ну что ж, пригубим.

Термос открывают, горячая жидкость льется в крышку.

— Прошу, — говорит старик.

— Спасибо. Ваше здоровье. — Продюсер пьет. — Здорово. Чертовски здорово!

— Может, он больше похож на кофе, но я клянусь, что лучшего амонтильядо еще никто не пил.

— Согласен.

Они стоят под луной, окруженные городами всего мира, пьют горячий напиток, и вдруг старик вспоминает:

— А ведь есть старая песня, она как раз подходит к случаю, застольная, кажется… Все мы, что живем на лугу, поем ее, когда есть настроение, когда я все слышу и ветер звучит как музыка. Вот она:

Нам всем домой по пути,

Мы все заодно! Мы все заодно!

Нам всем по пути, домой по пути,

Нам незачем врозь идти,

Мы будем всегда заодно,

Как плющ, и стена, и окно…

Они допивают кофе в Порт-о-Пренсе.

— Эй, — вдруг говорит продюсер. — Осторожно с сигаретой! Так можно весь мир поджечь!

Оба смотрят на сигарету и улыбаются.

— Я буду осторожен, — обещает Смит.

— Пока, — говорит продюсер. — Сегодня я бесповоротно опоздал на вечеринку.

— Пока, мистер Дуглас.

Калитка отворяется и затворяется, шаги стихают, лимузин ворчит и уезжает, освещенный луной, оставляя города на лугу и старого человека, который стоит за оградой и машет на прощанье рукой.

— Пока, — говорит ночной сторож.

И снова лишь ветер…

О ТЕЛЕ ЭЛЕКТРИЧЕСКОМ Я ПОЮ

Бабушка!..

Я помню, как она родилась.

Постойте, скажете вы, разве может человек помнить рождение собственной бабушки?

И все-таки этот день мы помним.

Ибо это мы, ее внуки — Тимоти, Агата и я, Том, помогли ей появиться на свет. Мы первые дали ей шлепка и услышали крик «новорожденной». Мы сами собрали ее из деталей, узлов и блоков, подобрали ей темперамент, вкусы, привычки, повадки и склонности и те элементы, которые заставили потом стрелку ее компаса отклоняться то к северу, когда она бранила нас за шалости, то к югу, когда она утешала и ласкала нас, или же к востоку и западу, чтобы показать нам необъятный мир; взор ее искал и находил нас, губы шептали слова колыбельной, а руки будили на заре, когда вставало солнце.

Бабушка, милая бабушка, прекрасная электрическая сказка нашего детства…

Когда на горизонте вспыхивают зарницы, а зигзаги молний прорезают небо, ее имя огненными буквами отпечатывается на моих смеженных веках. В мягкой тишине ночи мне по-прежнему слышится мерное тиканье и жужжанье. Она, словно часы-приведение, проходит по длинным коридорам моей памяти — рой мыслящих пчел, догоняющих призрак ушедшего лета. И иногда по ночам я вдруг чувствую на губах улыбку, которой она нас научила…

Хорошо, хорошо, нетерпеливо прервете меня вы, расскажите же наконец, как все произошло, как «родилась» на свет эта ваша, черт побери, столь замечательная, столь удивительная и невероятная и так обожавшая вас бабушка.

Случилось это в ту неделю, когда всему пришел конец…

Умерла мама.

В сумерках черный лимузин уехал, оставив отца и нас троих на дорожке, потерянно глядевших на лужайку перед домом. Нет, думали мы, это не прежняя лужайка, хотя на площадке для крокета все так же валяются деревянные шары и молотки, стоят дужки ворот — все, как три дня, назад, когда на крыльцо, спотыкаясь, вышел отец и оказал нам. А вот лежат ролики, принадлежавшие мальчугану — этим мальчуганом был я. Но это, время безвозвратно ушло. На старом дубе висят качели, но Агата не решится встать на них — качели не выдержат, оборвутся и упадут.

А наш дом? О боже…

Мы с опаской бросили взгляд на приоткрытую дверь, страшась эха, прятавшегося в коридорах, тех гулких звуков пустоты, которые мгновенно поселяются в доме, как только из него вынесли мебель и ничто уже не смягчает голосов и шумов, наполняющих дом, когда в нем живут люди. Самая мягкая и уютная, самая главная и прекрасная принадлежность нашего дома исчезла из него навсегда.

Дверь медленно растворилась.

Нас встречала тишина. Пахнуло сыростью из подполья — должно быть, забыли закрыть дверь погреба. Но ведь у нас нет погреба!..

— Ну вот, дети… — промолвил отец.

Мы застыли на пороге.

К дому подкатила большая канареечно-желтая машина тети Клары.

Нас словно ветром сдуло — мы бросились в дом и разбежались по своим комнатам.

Мы слышали голоса — они кричали и спорили, кричали и спорили. «Пусть дети живут у меня!» — кричала тетя Клара. «Ни за что! Они скорее согласятся умереть!..» — отвечал отец.

Хлопнула дверь. Тетя Клара уехала.

Мы чуть не заплясали от радости, но тут же опомнились и тихонько спустились вниз.

Отец сидел, разговаривая сам с собой, или, может быть, с бледной тенью мамы еще из тех времен, когда она была здорова и была с нами. Звук громко хлопнувшей двери, должно быть, вспугнул тень, и она исчезла. Отец потерянно бормотал, глядя в свои пустые ладони:

— Пойми, Энн, детям нужен кто-то… Я люблю их, видит небо, но мне надо работать, чтобы прокормить нас всех. И ты любишь их, Энн, я знаю, но тебя нет с нами. А Клара?… Нет, это просто невозможно… Ее любовь… угнетает. Няньки, прислуга… — Отец горестно вздохнул.

И мы вздохнули вслед за ним, вспомнив, как нам не везло на нянек, воспитательниц, да и просто служанок. Мы не помним ни одной, чтобы не пилила как пила. Их появление в доме лучше всего сравнить со стихийным бедствием, с торнадо или ураганом, или же с топором, который тяжко падал на наши ни в чем не повинные головы. Конечно же, они все никуда не годились. Мы, дети, были для них лишь частью дома, мебелью, которую следовало чистить и выколачивать, весной и осенью менять обивку и ежегодно вывозить куда-нибудь на взморье для большой стирки.

— Дети, нам нужна… — вдруг тихо произнес отец. Нам пришлось придвинуться как можно ближе, чтобы расслышать слово, произнесенное почти шепотом:

— …бабушка.

— Но все наши бабушки давно умерли! — с беспощадной логикой девятилетнего мальчишки воскликнул Тимоти.

— С одной стороны, это так, но с другой…

Мы оторопели. Какие странные, какие загадочные слова говорит наш отец!

— Взгляните-ка вот на это, — сказал он наконец и протянул сложенный в гармошку яркий рекламный проспект. Мы уже не раз видели его в руках отца, и особенно часто в последние дни. Достаточно было одного взгляда, чтобы стало понятно, почему оскорбленная и разгневанная тетя Клара так стремительно покинула наш дом.

- «О теле электрическом я пою», — Тимоти первым вслух прочел то, что было написано на обложке и, прищурившись, вопросительно посмотрел на отца: — Это что еще такое?

— Читай дальше.

Агата и я почему-то виновато оглянулись, словно испугались, что сейчас войдет мама и застанет нас за чем-то недостойным. Но мы тут же закивали головами: да, да, пусть Тимоти читает дальше.