Морган Лливелин - Дочь Голубых гор

• Название: Дочь Голубых гор
• Автор: Морган Лливелин
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1997
• ISBN: 5-251-00213-0

Золотоволосая красавица Эпона – дочь вождя кельтов – могла подчинить себе ветер, гром небесный, диких животных. Но не в ее власти было противиться загадочному чужестранцу, воину-скифу, чей конь унес ее к далеким берегам Черного моря. Их страсть выковала узы более прочные, чем мечи кельтов, но верховный жрец племени преследует их в стране скифов. Никто не мог противостоять его могуществу. Судьба приводит Эпону назад, в родные горы, где ей суждено стать верховной жрицей.

---

– Все в порядке, – обронил он.

Подмастерья облегченно вздохнули и стали похлопывать друг друга по спине. Даже Эпона почувствовала спад напряжения и радостный подъем; в дымной кузне витал дух гордости удачно завершенной работы.

Гоиббан повернулся к пришедшей.

– Я хочу поговорить с тобой наедине, – просто сказала она.

Женщины, чужие жены, уже обращались к нему с подобной просьбой, но у Эпоны, должно быть, есть какие-то свои причины. На лице у нее было умоляющее выражение. У девушки, по всей видимости, неприятности или затруднения, ей требуется помощь сильного мужчины, а может быть, ей понадобилось что-нибудь такое, что может сделать только кузнец. А кто может выполнить ее просьбу лучше Гоиббана?

Улыбнувшись, он вытер руки о кожаный передник.

– Пойдем ко мне домой, – пригласил он девушку. – Там нет никого, кроме моей матери, а старая Грания никогда не сует свой нос куда не надо. В ее присутствии ты можешь говорить совершенно откровенно. – Он отдал четкие распоряжения своим подмастерьям и большими шагами направился к своему дому; Эпона трусила за ним по пятам, как щенок. Хотя и поздно, она осознала, что ей следует идти рядом с Гоиббаном, плечом к плечу, ведь она взрослая женщина; и поспешила поравняться с ним. Ее сердце бешено колотилось.

Когда они вошли в дом, Грания сидела и что-то шила. Она учтиво приветствовала Эпону, преподнесла ей пиво и хлеб, и тут же, казалось, забыла о ее присутствии, как это приходится делать всем, кто делит свое жилище с другими.

– Что тебе нужно, Эпона? – спросил Гоиббан. – Тебя, верно, прислала Ригантона, чтобы заказать себе украшения, но я их больше не делаю. Работе с мягкими металлами я обучаю Виндоса – Белого, и…

– Я пришла не для того, чтобы заказывать украшения, – перебила его Эпона; слова вылетали у нее изо рта, прежде чем она успевала их обдумывать. – Я хочу, чтобы ты женился на мне. – И она уставилась на него, в ужасе от своей собственной дерзости.

Гоиббан помотал головой, будто при купании ему в уши набралась вода.

– Что ты сказала, Эпона? Я не понял.

Эпона зашла уже слишком далеко, чтобы идти на попятный. Вероятно, поэтому она выпалила то, что хотела сказать, так быстро. В смущении понизив голос, она объяснила:

– Мать обещала отдать меня Кернунносу, чтобы он сделал меня гутуитерой. Я не замужем. Я все еще живу с матерью, в ее доме, хотя и прошла обряд посвящения в женщины. Как только настанет полнолуние, я должна буду отправиться в волшебный дом, если только какой-нибудь мужчина не попросит моей руки. У меня нет женихов, и если бы ты посватался ко мне, Гоиббан…

Кузнец сидел на краю своего ложа, заложив расслабленные руки между колен, но, когда он услышал, что предлагает ему Эпона, резко вскочил.

– Я не могу жениться на тебе, Эпона. Ведь ты принадлежишь к моему племени.

Надо отдать должное старой Грании: она продолжала шить, даже не подняв глаз. А если рука, державшая костяную иглу, и дрожала, то это вполне можно было приписать ее старости.

– Я тебе не нравлюсь? – спросила Эпона.

– Конечно, нравишься, мне вообще нравятся все дети, но это не значит…

– Я уже не ребенок, я женщина, – продолжала настаивать Эпона; он уже во второй раз ощутил всю силу чувств, которые, точно присыпанное пеплом пламя, жарко тлели в ее груди.

Он отвернулся, смущенный.

– Да… Я знаю… Я вижу, что ты женщина. Но это не имеет никакого значения. Даже если бы я захотел жениться на тебе…

– Тебя останавливает моя сломанная рука? Я уже заглядывала под повязку, с моей рукой все будет в порядке, она срастется правильно. Гоиббан, я не буду калекой…

– Дело не в этом, Эпона. Ты знаешь, что не в этом.

Она схватила обеими ладонями одну из его больших рук и крепко ее стиснула.

– Для нашего племени ты так же необходим, как Соляная гора, – сказала она ему. – Я знаю, что Таранис пойдет почти на все, только бы угодить тебе. Если ты скажешь, что не удовлетворен своей жизнью и пригрозишь, что перестанешь работать над звездным металлом, он позволит нам пожениться. Наверняка позволит.

Гоиббан как можно более осторожно высвободил свою ручищу.

– Я не могу сказать это вождю, Эпона. Это было бы бесчестно. Я вполне доволен своей теперешней жизнью, мне не нужна жена, чтобы продолжать работу над звездным металлом. У меня есть все, что мне надо: любимая работа, хорошая мать, которая кормит меня и поддерживает огонь в моем доме, и уважение племени. А когда мне нужна женщина, я почти всегда могу выбрать кого хочу. Я не спешу жениться. Я не скрываю, что ты мне очень нравишься, но не стану просить твоей руки, потому что это могло бы затруднить мою жизнь гораздо больше, чем мне хотелось бы.

– Неужели ты боишься сделать что-нибудь такое, чего до тебя никогда не делали? Я угадала?

Гоиббан надулся, точно лягушка, пытающаяся устрашить своего соперника.

– Я сделал много такого, чего до меня никогда не делали, и я не боюсь ничего, кроме небесного огня и землетрясения, – сказал он. – Но я уважаю наш образ жизни, законы, по которым мы живем, ибо без этих законов, без своего племени человек – ничто. Я не хочу нарушать обычаи, не хочу терять уважение племени… Если у тебя есть возможность стать друидкой, не упускай ее, вот тебе мой совет, Эпона, – отправляйся в волшебный дом и будь счастлива, как и я.

Она дрожала, словно от холода.

– Ты трус, – набросилась она на кузнеца. Это было самое грубое оскорбление, и вспыхнувший в его глазах гнев предупредил ее, что она зашла слишком далеко, но ей было уже все равно. Гоиббан был ее тайной надеждой: до этого момента она искренне, глубоко верила, что он возьмет ее в жены, что он испытывает к ней такие же чувства, как и она к нему. Она была уверена в нем, как некогда была уверена в своих родителях и в своем высоком положении в племени. Но Гоиббан отверг ее. В самый трудный момент ее жизни, когда больше всего ей нужна была помощь отца, он перешел в другой мир, Окелос предал, а Ригантона сбыла с рук как ненужный товар. Опоры ее жизни обрушились, и у Эпоны не осталось ничего, кроме нее самой.

«Да будет так», – наконец подал голос долго молчавший дух.

– Ты трус, – повторила она сквозь стиснутые зубы и увидела, как Гоиббан бессознательно сжал свои кулачищи. – Ударь меня! – с вызовом воскликнула она, схватившись за рукоятку висевшего у нее на поясе кинжала. – Ударь меня, кузнец, и ты увидишь, что будет. Я не боюсь, как ты. Ударь меня!

Гоиббан опустил руки. Он заметил, что из-за очага в центре дома на него смотрит мать.

– Тебе лучше уйти, – сказал он девушке.

– Ни вода, ни огонь не помешают мне уйти, – ответила она, не давая угаснуть гневу, который придавал ей силы. И прошла мимо кузнеца к двери.

Оказавшись снаружи, она с новой болью осознала свое положение; впечатление было такое, будто лучи солнца хлестнули ее по лицу, как они хлещут по озерной глади, и на какой-то миг она даже ослепла. Гоиббан отказался протянуть ей руку. Теперь ей не остается ждать ничего, кроме полнолуния, когда она должна будет войти в волшебный дом.

К Меняющему Обличье.

Эпона глубоко вздохнула.

– Нет, – сказала она, обращаясь к самой себе, вернее, своему духу. – Они ничего не сделают со мной насильно. – И она медленно пошла по селению, не выбирая направления, куда глаза глядят.

Тем временем Кажак и Окелос искали большого оленя. Выйдя за частокол, они направились вверх в гору по извилистым и узким, похожим на брошенные чьей-то своенравной рукой нити, тропинкам. Вместе с ними, тесно сомкнутыми рядами, торжественным шагом поднималась и армия сосен. Глубокая горная тишина, казалось, давила на уши; на этой высоте Кажак то и дело позевывал.

Несколько раз Окелос неуверенно оглядывался назад, лицо его выражало хмурое недоумение.

– Чем дело? – каждый раз спрашивал Кажак, но Окелос только тряс головой и шел дальше. Наконец он остановился, неподвижно застыв на месте, как дикое животное при виде охотника, показал жестом, чтобы Кажак тоже остановился.

Двое мужчин стояли в безмолвии, нарушаемом лишь стуком их сердец. Тропинка позади них была пуста, ни одна веточка не обламывалась, ни один лист не шевелился. Но Окелос был теперь уверен, что кто-то их преследует. Из-за деревьев на миг выглянуло и тут же, прежде чем Кажак успел его заметить, скрылось знакомое лицо; казалось, это была лишь игра света, но Окелос не мог не узнать Кернунноса.

Стало быть, все это затея главного жреца.

Окелос хотел было что-то сказать Кажаку, но внутренний голос, голос духа, остановил его. То, что их преследует жрец, никак не касается его, Окелоса. В отношениях со скифами кроме того, что лежит на поверхности, есть и какая-то тайна. Но это уже дело Кернунноса.

– Мне показалось, будто я слышу какой-то шорох позади, но, видимо, я ошибся, – сказал он Кажаку. – Иди за мной, мы уже недалеко от нужного нам места. – Они шли вдоль расщелины, образованной могучим снежным обвалом; идти здесь было далеко не безопасно. Двое мужчин были вынуждены двигаться один за другим, с оружием в руках. Над узкой тропинкой высился крутой, густо поросший лесом склон; внизу валялись обломки скалы, оставленные снежной лавиной.