Анри де Ренье - Амфисбена

• Название: Амфисбена
• Автор: Анри де Ренье
• Жанр: Классическая проза
• ISBN: 5-85255-247-Х, 5-85255-169-4

Наиболее значительный из французских писателей второй половины XIX века, Анри де Ренье может быть назван одним из самых крупных мастеров слова, каких знает мировая литература. Произведения его не только способны доставить высокое эстетичное наслаждение современному читателю, но и являются образцом того, как можно и должно художественно творить. В 5 том включены романы: "Амфисбена", "Лаковый поднос" и "Ромэна Мирмо". Перевод с французского под общей редакцией М. А. Кузмина, А. А. Смирнова и Фед. Сологуба.

---

Между тем старуха исчезла. Гассан с проворностью слуги из комедии громоздил подушки за моей спиной и спиною Ива. Устроив нас со всеми удобствами, он сел в углу, подобрал что-то вроде тамбурина, лежавшего здесь, и принялся извлекать из него странный рокот, низкий, глухой и хриплый, который он сопровождал гортанным пением, наводящим такое оцепенение, что я от усталости закрыл глаза. У меня не было сил говорить, и я долго бы оставался так, слушая тяжелую мелодию, если бы не появилась снова старуха с четырьмя маленькими чашками кофе, а за ней вошла и ее хозяйка.

Она была красивой и странной, эта маленькая кабилка! Одета она была в газовую рубашку с блестками, через которую можно было разглядеть ее темную гладкую кожу и поверх которой надета была вышитая курточка. Широкие тюлевые шальвары пузырились около ее щиколоток. Она подошла к дивану, шлепая желтыми кожаными туфлями, и потом без церемонии села между Ивом и мною. Таким образом я совсем вблизи видел ее смуглое, накрашенное лицо, блестящие глаза, нос с широкими ноздрями, влажную и чувственную улыбку, открывающую белые зубы. Совсем близко от себя чувствовал я ее теплое, гибкое тело. Она смеялась, раскачивая большими сережками, висевшими у нее в ушах, и позвякивая браслетами, что опоясывали запястья ее рук, меж тем как Ив, запустив руку под газовую рубашку, исподтишка щупал грудь плутовки, и Гассан изо всей силы рокотал своим тамбурином.

Ив казался очень возбужденным, и я понял, что мне пора уходить. Когда я хотел подняться с дивана, я почувствовал, что голая рука обвивает мою шею. Неожиданно девушка привлекла меня к себе. Я нисколько не был в расположении шутить и не без резкости ее оттолкнул, но ее забавляла эта игра, и я с трудом мог уклониться от красивых красных и толстых губ, которые усиленно добивались моих поцелуев. Смуглянка оказалась сильнее меня. Она была проворна, как молодое животное. Хриплый смех ее звучал в гулкой комнате, где умолк тамбурин Гассана. Ив в восторге подзуживал крошку не уступать. Мало-помалу меня начало нервировать смешное мое сопротивление близости этого пылкого личика, цинического и накрашенного, и объятиям живого гибкого тела, от которого исходил горячий запах плоти, пряностей, ладана и роз. При каждом усилии освободиться от нее я глубоко вдыхал этот аромат. Меня охватывало головокружение, не обещавшее ничего хорошего, и я не знаю, чем бы все это кончилось, если бы Гассан не счел за нужное вмешаться. Между ним и кабилкой начался гортанный диалог.

Тем временем я поднялся с дивана и стал прощаться с Ивом де Керамбелем. Гассан пошел меня проводить и вывести на прямую дорогу. Ив пожелал мне счастливого пути и, пожимая руку, сказал, указывая на кабилку, которая, капризно свернувшись на подушках, делала мне презрительные гримасы, смотрясь в маленькое карманное зеркальце: "Не правда ли, мила эта маленькая мукэр? Но ты напрасно стеснялся, если это тебе доставляет удовольствие, старина… Ты знаешь, я не ревнив". Прощаясь с Гассаном, я дал ему несколько золотых для передачи кабилке Аише.

Я вспоминаю о ее смуглых руках, гибком теле, циническом накрашенном лице, вспоминаю, может быть, с сожалением. Ах, почему я не такой, как Ив де Керамбель! Лаура, любовь – жестока и обманчива, и все-таки я не могу чувствовать раскаянья в том, что вас полюбил, что полюбил вас так, как полюбил, что захотел быть обязанным обладанием вами только вам, что предпочел вас доступным поцелуям Мадлены де Жерсенвиль, что не в состоянии был искать хотя бы минутного забвения своей печали в вульгарных объятиях африканской девицы. Итак, я хочу, чтобы ваше имя было последним словом, что напишу я в толстой тетради Нероли. Лаура де Лерэн! Лаура!…

Г-ну Жерому Картье, Берлингем,

Сан-Франциско (Соединенные Штаты)

Пароход "Айли"

25 июля. Море

Дорогой Жером!

Пишу Вам, находясь на море, на таком море, какое я люблю, на совершенно тихом. Впрочем, с этой точки зрения наша поездка была превосходной, и нельзя было желать лучшей погоды, чем та, что нам благоприятствовала с самого нашего выхода из Марселя. Однако мы испытали что-то вроде бури, которая захватила нас по дороге с острова Мальты на остров Крит и заставила переменить маршрут. Так что "Амфисбена" вполне оправдала свое название, имя баснословной змеи, которая может идти назад, как и вперед. Яхта наша имела некоторое основание так называться, раз она, отправившись в Крит, привезла нас в Тунис. Это маленькое морское событие, которым мы были обязаны прихоти волн и приказу г-на Антуана Гюртэна, который так решил, имело последствием некоторое изменение в плане нашего путешествия. Должны мы были посетить острова Архипелага, а вместо этого попросту пустились вдоль тунисского и алжирского берега. Как бы там ни было, эти два месяца плаванья послужили мне на пользу, и, если бы Вы могли меня видеть, Вы нашли бы, что у меня прекрасный вид. Я проводила свое время наиболее приемлемым образом. Мы очень плохо видели прекраснейшие вещи, как часто случается в подобного рода экскурсиях. Так же было и с нашей; несмотря на это, я сохранила о ней очень приятное воспоминание.

Сказать откровенно, общество могло бы быть и лучше, но оно было вполне выносимым и даже более того. К тому же, если бы было и иначе, я бы не стала отрекаться от своих спутников теперь, когда я их покинула. Я нахожу подобные уничижения безвкусными, тем более что я не могу отнестись иначе как с похвалой ко всевозможным, знакам внимания, которые оказывала мне достойная г-жа Брюван. Она была со мною страшно предупредительна, за что я чувствую к ней крайнюю признательность. Она предоставила мне лучшую каюту на судне, и, во всяком случае, я не могу нахвалиться ее отношением ко мне. Она не виновата, что своим благородным характером и мужественною внешностью она внушает скорее чувство уважения, чем нежности. Г-жа Брюван заслуживала бы чувства дружбы. К тому же она очень интеллигентна и образованна, без всякого педантизма. Она не только не выставляет напоказ свои познания, но как бы стыдится их. Дорогие ей латинский и греческий языки кажутся ей двойным прегрешением против обычного невежества, свойственного женщинам.

Напротив, племянник ее, Антуан Гюртэн, совершенно некультурный человек. Тем не менее он рассуждает о всевозможных вещах с великолепной самоуверенностью. В конце концов, зачем ему знать что бы то ни было? Образ жизни, который он ведет, совершенно в этом не нуждается. Добрый Антуан не имеет других занятий, кроме кутежей. Даром это ему не прошло, и ему приходится остепениться. Сел на яхту он в довольно плохом состоянии, но поездка очень благодетельно повлияла на его здоровье. Возвращается он почти излечившимся от своей неврастении. Что до г-на Жернона, то в конечном счете он довольно занятный дяденька. Здесь, между небом и морем, в нем проявился большой комплиментщик. Он ухаживал за г-жой Брюван с водевильной комичностью, что нас очень забавляло. Я была в хороших отношениях с этим старым паяцем, равно как и супругами Сюбаньи, настоящими фигурами из паноптикума. В общем, все эти люди были достаточно для меня безразличны, и от Вас не тайна, дорогой Жером, что главный интерес этого путешествия для меня сосредоточивался в особе г-на Жюльена Дельбрэя.

О нем сейчас я и буду говорить и постараюсь это сделать с полною откровенностью. Вам известно, что я согласилась участвовать в этой поездке потому, что видела в этом благоприятный случай, чтобы изучить чувства г-на Дельбрэя по отношению ко мне и отдать себе окончательный отчет в своих чувствах к нему. Садясь на яхту, я не имела, как я Вам говорила, почти никаких сомнений относительно первых и у меня были некоторые неясности относительно вторых. Жюльен Дельбрэй любил меня, но любила ли я Жюльена Дельбрэя? У меня было впереди два месяца для выяснения этого вопроса. Столько времени мне и не требовалось.

Должна сказать Вам, дорогой Жером, что довольно скоро признаки, достаточно серьезные, того, что г-н Дельбрэй меня любит, перешли в полную уверенность. Г-н Дельбрэй не только был влюблен в меня, он меня любил, в самом возвышенном значении этого слова. Он любил меня страстно, глубоко. Малейшее слово, взгляды, даже молчание доказывали мне это. Я была любима.

Быть любимой – прелестно, Жером, и для женщины очень приятно зрелище внушаемой ею любви, особенно, может быть, когда любовь эта полна уважения, робости, нежности, тайны, восторгов и скрытых радостей. Мы все хотели бы быть свидетельницами и участницами этой тонкой и привлекательной игры. Мы охотно соглашаемся на все ее сердечные переживания, и я готовилась наслаждаться всею ее изысканностью. Но очень скоро я смутилась и начала беспокоиться. Да, г-н Дельбрэй превзошел мои ожидания. Положим, мне было известно, что Жюльен меня любит, но вдруг открылось только теперь, какой силы и напряженности достигает в нем это чувство. Вы можете судить уже по тому, что я была его первой настоящею любовью. До сих пор г-н Дельбрэй был распутен, сентиментален, даже влюблен, но он не любил. Я присутствовала при зарождении в нем страсти. И знаете, это очень странная вещь – мужчина, охваченный страстью… Как это придает самым простым его словам необыкновенное значение, накладывает особый отпечаток!