Анри де Ренье - Амфисбена

• Название: Амфисбена
• Автор: Анри де Ренье
• Жанр: Классическая проза
• ISBN: 5-85255-247-Х, 5-85255-169-4

Наиболее значительный из французских писателей второй половины XIX века, Анри де Ренье может быть назван одним из самых крупных мастеров слова, каких знает мировая литература. Произведения его не только способны доставить высокое эстетичное наслаждение современному читателю, но и являются образцом того, как можно и должно художественно творить. В 5 том включены романы: "Амфисбена", "Лаковый поднос" и "Ромэна Мирмо". Перевод с французского под общей редакцией М. А. Кузмина, А. А. Смирнова и Фед. Сологуба.

---

Я сейчас же бросил Жернона и сбежал по каютной лестнице. Дверь в каюту Антуана была полуоткрыта. Я распахнул ее настежь и вошел.

Антуан лежал на кушетке. Так как было очень жарко, он снял часть своего платья и лежал полуодетый, куря папироску. При виде плотной туши этого искателя наслаждений гнев мой удвоился. Я бросился к Антуану и дернул его за руку. Слова еле вырывались из моего горла:

– Почему Лаура уехала? Что ты ей сделал? Ну, отвечай, отвечай же!

К досаде, которую я издавна затаил против Антуана за Этьеннетту Сирвиль, прибавилась еще теперешняя обида. Антуан высвободился из моих рук и сел. Он бросил через каюту недокуренную папиросу, которая упала на ковер. Машинально я потушил ее ногою.

– Но ты с ума сошел! Что тебя разбирает? Г-жа де Лерэн? Разве я знаю, почему она уехала? Разве ты поручил мне караулить ее? Не надо было шляться с этим идиотом де Керамбелем. Ну да, г-яеа де Лерэн уехала. Почему? Потому что захотела нас бросить, потому что достаточно насладилась нашим обществом. Нужно было этого ожидать, дорогой мой, и нечего тут изумляться! Потом это вовсе не резон, чтобы поднимать такой шум. Разве я виноват, что прекрасная Лаура удрала? Уверен, что ты встретил эту старую сволочь Жернона, которому я вчера намылил голову за его непристойное обращение с моей теткой. Чтобы отомстить мне, он и придумал какую-нибудь глупость насчет того, что г-жа де Лерэн покинула "Амфисбену" из-за меня. Ну так я тебя предупреждаю, что ты на ложном следу. Из-за меня! Г-жа де Лерэн… вот еще! Из-за тебя, из-за тебя одного она уехала!

Антуан соскочил с койки и стал, жестикулируя, расхаживать по каюте. Он был наполовину закутан в ночной халат. Крупные капли пота блестели на его голой груди. Он остановился передо мною и смерил меня презрительным взглядом:

– Да, повторяю тебе, из-за тебя. Что же ты не понимаешь, что в бегстве этом ты должен винить только самого себя? Да, самого себя, никого больше. Что за увалень! Но ведь она же не каменная, эта г-жа де Лерэн! Довольно с нее платонического плаванья. Двадцать раз хотел я тебя предупредить, крикнуть: "Огонь!" Но ведь ты бы не поверил. Разве интеллигентный и изысканный господин, вроде Жюльена Дельбрэя, поверит грубому юбочнику, как Антуан Гюртэн? Притом же я дал себе слово оставаться нейтральным в этом деле. Я достаточно для тебя сделал, предоставив тебе выгодные условия. Два месяца пробыть вместе, черта с два, хорошенький подарочек, сознайся!

Он утер лоб рукавом и продолжал:

– Ну как же! Вот женщина: молодая, милая, свободная, имеет к тебе расположение – она доказала это, согласившись на эту бессмысленную поездку! – вот женщина, которая тебя любит и, в сущности, совсем не прочь сделаться твоей любовницей. В течение двух месяцев ты проводишь все время с нею, в течение двух месяцев она спит у тебя под боком, и в конце этих двух месяцев ты с ней в самой первоначальной стадии! Ни разу ты не делаешь серьезных попыток добиться чего-нибудь. Нет, рассуждения, вздохи, опровержения, большие чувства, меланхолия и т.п. и т.п.! Ей надоело это, этой крошке. Женщины не любят нерешительных и робких людей. Она тебе дала знать – тем хуже для тебя. Нужно было бы на третий же день пойти к ней в каюту. Она похныкала бы, стала бы защищаться. Поплакала бы, посмеялась бы, но она принадлежала бы тебе, дуралей! Вместо этого ты пичкаешь ее клятвами, как гимназист. Вот промах-то, старый мой Жюльен! Вот промах! И знаешь, тут ничего не поправишь. Упущен случай, дело проиграно. Расплачивайтесь, господа, черные проиграли.

Что-то мне подсказывало, что, может быть, Антуан прав, но его выражения меня глубоко оскорбляли. Я бросился к нему.

– Замолчи, замолчи сейчас же!

Он пожал плечами и снова начал:

– Брыкайся сколько тебе угодно, но это – правда, и в глубине души ты не можешь с этим не согласиться. Я знаю, ты можешь меня считать циником. Может быть, я и циник. Я этого не отрицаю, наоборот, горжусь этим. Я предпочитаю быть циником и иметь женщину, которая мне нравится, чем быть человеком деликатным и прозевать женщину, которую я люблю. Да, будь я на твоем месте, все вышло бы иначе. Должно было выйти, хочешь не хочешь…

Жестокий образ пронизал мои мысли. Я увидел Антуана и Лауру обнявшимися. Я закрыл лицо руками. Антуан хлопнул меня по плечу. Я поднял глаза. Он смотрел на меня с печалью.

– Ничего не поделать, старина, это так. Но еще раз даю тебе честное слово, что я ни при чем во всем, что случилось. Не хвастаюсь этим, но ставлю себе в заслугу. Она мне чертовски нравилась, эта г-жа де Лерэн. Да, несмотря на все благие решения, я неисправим. Ах, она очень мне нравилась, эта маленькая Лаура, но я ни слова ей не говорил об этом, ни слова, понимаешь. Но я бесился, видя, каким рохлей ведешь ты себя с нею. Так что твое вторжение, упреки, подозрения очень меня рассердили. Ну, прости меня, что я говорил несколько грубо. Ты не сердишься на меня, по крайней мере?

Я сделал знак, что нет. Я был уничтожен. Голова у меня кружилась. В каюте у Антуана было удушливо жарко. Когда я, шатаясь, проходил по коридору, я услышал, что меня окликает г-жа Брюван. Она открыла свою дверь и протянула мне запечатанное письмо:

– Это вы, Жюльен? Я искала вас в вашей каюте. И в салоне вас не было. Г-н Жернон сказал мне, что вы только что приехали. Он сообщил вам, не правда ли, об отъезде нашей очаровательной спутницы? Да, да, телеграмма из Франции. Она должна была отправиться с полуденным пароходом. Вот письмо, что она просила меня передать вам.

Я взял поданное мне г-жою Брюван письмо. Рука у меня дрожала. Я пробормотал какую-то благодарность и поднялся на палубу. Я скрылся в салоне. Там был полумрак от опущенных штор. Г-н и г-жа Сюбаньи, каждый в своем кресле, вкушали обычный свой отдых. Г-н Сюбаньи спал, опустив голову на грудь. Г-жа Сюбаньи, откинувшись на спинку, громко храпела. Я распечатал конверт. Вот что я прочитал. Переписываю письмо, чтобы лучше запечатлеть его в своей памяти. Не есть ли это приговор моей судьбы?

Дорогой друг мой!

Когда Вам передадут это письмо, я уже буду далеко. Не слишком сердитесь, что я Вас так неожиданно покинула и уехала более чем по-английски – по-американски. Но к чему продолжать бесполезное испытание? Я обещала быть с Вами откровенной и держу свое слово. Я не люблю Вас, Жюльен. Я думала, что смогу Вас полюбить, одну минуту я даже думала, что люблю Вас, но теперь вижу, что я ошибалась. Я была очень близка к любви; любовь не захотела меня. Остается только дружба, но я чувствую, что моей дружбы Вам будет недостаточно, большего же я не могу Вам предложить. А между тем я готова была сделать для Вас, Жюльен, что-нибудь большее. Однажды вечером, последним вечером, когда Вы говорили мне о своей любви и взяли меня за руку, я готова была позволить Вам взять меня всю. Если бы Ваши губы начали искать моих, я бы не отвернулась. Ночь была темною, время глухое. Вспомните, Жюльен. Да, мне казалось, что с моей стороны было бы добросовестным дать Вам это вознаграждение. Я бы хотела Вам возместить Ваш отказ от моей подруги Мадлены де Жерсенвиль. Ничего не поделаешь, я такая, у меня развито чувство справедливости! Может, это признак того, что я не рождена для любви. Не будем ни о чем жалеть, друг мой. Не следует ни о чем жалеть. В конце концов, не написано ли это на флаге нашей яхты? Посмотрите на ее амфисбену, на ее двуглавую змею, вышитую золотом по красному полю. Не означают ли ее головы, обращенные в разные стороны, что участи наши никогда вполне не соединятся? Что касается до моей тетушки, монахини, она больна на самом деле. Телеграмма ее послужила мне предлогом перед самой собой, но я ее не выдумала. Я не умею лгать, Жюльен.

Лаура де Лерэн.

Окончив это чтение, я почувствовал, как холод разливается по всему моему существу. Что-то, во мне умерло. Я понял, что у меня никогда больше не будет ни желаний, ни воли, что я никогда больше не в состоянии буду побороть прирожденную свою нерешительность, что всему конец, что я только тень человека. С этой минуты я окончательно вхожу в категорию бесполезностей, людей неопределенных, жалких и смешных, жизнь которых не нашла себе применения. Я не испытывал от этого ни гнева, ни сожалений, но глубокую усталость. Я хотел подняться и не мог. Г-н и г-жа Сюбаньи в своих креслах продолжали отдыхать. Голова г-на Сюбаньи покоилась у него на груди. Г-жа Сюбаньи больше не храпела, а спала глубоким сном. Было жарко. И я, как они, хотел бы уснуть, чтобы больше не просыпаться.

27 июля. Море

Я хожу туда и сюда, ем, гуляю по палубе. Я слышу, как вокруг меня разговаривают. Я даже отвечаю, когда со мною говорят. Вчера еще Жернон заставил меня читать в рукописи свою статью о кносских раскопках. После головомойки он отказался от ухаживаний за г-жою Брюван. Мы долго говорили о Феллере. Я совсем позабыл о Феллере! Он еще существует! Феллер, нумизмат из улицы Конце. Значит, существует еще и улица Конде, и квартал Одеона, город, называемый Парижем! Внезапно я подумал о своей квартире на Бальзамной улице, о моем друге Жаке де Бержи. Я представил себе его в мастерской, окруженным своими статуэтками. Из этих статуэток одна отделилась и начала быстро увеличиваться. Она была закрыта, но под покровом я угадывал ее формы. Вдруг драпировка раздвинулась, и я заметил, что это Лаура. Она была обнаженной. Я всю ее окинул взглядом. Я видел ее длинные и гибкие ноги, ее стройный живот, ее молодой бюст, груди, и при этом виде меня охватило неистовое, скорбное, чувственное желание. То, о чем я бешено жалел, было уже не любовь Лауры, то было ее тело, все тайны этого тела. Я бы хотел касаться его кожи, вдыхать его запах. Что мне было бы за дело, любит она меня или нет!