Дженни Джонс - Голубое поместье

• Название: Голубое поместье
• Автор: Дженни Джонс
• Издательство: Мир
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 1999
• ISBN: 5-03-003224-X, 0-575-05818-8

Аннотация издательства:

Роман популярной современной англо - американской писательницы. В нем совмещены жанры фэнтези и психологического триллера.

Для любителей приключенческой литературы.

***

Дом... почти поместье. По помещениям бегает Лягушка-брехушка. Вам смешно? Вам будет не по себе, когда эта дворняжка будет изредка превращаться в монстра. А выйдете из дома, сходите в парк. Там вас встретит лесовик. И не дай бог, вам оказаться из проклятого рода, иначе он оставит на вас метку... Три человека - больше нельзя. И призрак мертвого солдата, отравленного на Первой Мировой газами. Две потрепанные девушки-демона: жук и ворона.

По пересказу получается бред, но начните читать, и вы не оторветесь от этой книги... Тяжелая, удушливая атмосфера, пропитанная обреченностью и несбывшимся надеждами. Вам обязательно захочется перечитать... Жанр? готическо-мистический роман... или просто мистическая фантастика...

© Viator-k

---

— Потому что он пьет и не может уехать отсюда? — снова спросил Бирн все еще мягким голосом.

— У меня не было выхода, — сказала она почти с гневом. — Рут находилась здесь, а она любит его, по крайней мере говорит так. К тому же, каким бы ни было проклятие, оно должно исполниться здесь. Поместье — место значительное; это точка приложения силы, опора… катализатор происходящего.

— Чушь, чепуха, злобная чушь… Ты — истеричная старуха, и ума у тебя ничуть не больше, чем у младенца! — вспыхнула Кейт, наконец вскочившая на ноги. Лицо ее покрылось пятнами от слез и гнева.

— Так ли? А почему твоя мать упала в обморок? Почему она так и не вышла замуж? Почему она ненавидит мужчин, Кейт? — Голос Алисии вновь сделался ледяным. — Тебе приходило это когда-нибудь в голову?

— Она совсем не ненавидит мужчин. Ты не права, ты совершенно неправа! Ты сама сказала, что она любит Саймона.

— Любит она Саймона или нет, это не имеет отношения к делу. Сама я вижу очень немного признаков этого. Ее привязывают к нему обязанность и вина. Подумай, кто такой Саймон. Он ведь тоже часть всего происходящего. Напрягись, Кейт. Саймон — сын Питера. А Питер Лайтоулер — сын Родерика Банньера. Проклятие наследуется, передается.

— Он твой сын! Как ты можешь говорить подобные вещи? — Кейт судорожно терла руку об руку.

— А почему, по-твоему, он пьет? Он пытается спрятаться от своей наследственности, пытается прогнать прошлое.

— Но если это верно, почему ты ничего не сказала? Почему ты не остановила его?

Снова молчание. Алисия глядела на свои руки.

— Вы еще не знали, так? — проговорил Бирн неторопливо. — Вы не были уверены в своей правоте?

Алисия посмотрела на него, и он понял истину. Она произнесла:

— Рут ненавидит Питера Лайтоулера. А книга Тома открыла еще одно насилие, предшествующее. И сам Том… — Она казалась собранной, холодной и элегантной, и лишь Бирн, сидевший возле нее, заметил, как дрогнули на мгновение ее руки.

— Книга Тома — это вымысел! Он все придумал! — с пылом проговорила Кейт.

— Нет, ее пишет сам дом, а не я.

На этот раз в наступившей тишине они услыхали голоса, звук далекого разговора.

Голоса перешли на крик, но слова было трудно понять.

В дальней комнате, которую Рут делила с Саймоном, послышались вопли.

А потом зазвонил телефон.

— Почему ты не осталась? Разве ты не хотела вновь выволочь на свет Божий повесть о моем бесчестном отце?

— Нет. Мне не хочется даже думать об этом. Все кончено. — Рут казалась отчаявшейся, почти серой от утомления. Она раздевалась и пальцы ее путались в одежде.

— Мне жаль наших гостей, — сказал Саймон. — Юного Лотарио (или же сойдемся на Лохинваре?), погруженного в свою книгу. Можно подумать, что до него их просто не умели писать. Ты понимаешь, что он собирается воспользоваться ею, а? И какое мутное прошлое капает из его блестящей прозы. Насилие, инцест и все прочее вылезет на свободу и примется кувыркаться и возиться под пристальным взглядом общества. Конечно, все это просто необходимо опубликовать.

— Но это же выдумка, он все сочиняет?

— Откуда ты знаешь? Ты читала?

Рут нетерпеливо качнула головой.

— Нет необходимости. С какой стати все это окажется правдой? Ему ничего не рассказывали. Записей не осталось, дневников нет. Это всего лишь слухи.

— Гнездящиеся в кирпичах этого дома, пролетающие сквозняком по его коридорам, комнатам… и не надо говорить мне, что ты ничего не ощущаешь.

— Нет. Я не знаю, о чем ты говоришь. Я не верю таким вещам.

— Даже если Тому еще не наговорили ничего такого, чем же, по-твоему, занята моя почтенная мать в этот самый момент?

— Она знает не все. — Хмурясь, Рут провела щеткой по волосам.

Саймон опустил руки на ее плечи, когда она села перед туалетным столиком, и произнес:

— Рут, дорогая, подумай. Алисия все раскрутит как ведьма, которой она и является; попытается добиться, чтобы ни одна унция греха, зла или горя не была забыта, прощена или потеряна.

— Ты настолько ненавидишь ее?

— Ненавижу? Нет, по крайней мере я так не думаю. Но она чертовски опасна.

— Она хочет узнать правду.

— Не надо говорить мне, что, по-твоему, все сразу исправится, когда каждый грязный шов окажется снаружи. Что вообще могут улучшить знания?

— Но что мы еще можем сделать? Как иначе жить дальше?

— Остается еще наш добрый друг Физекерли Бирн, притаившийся в коттедже в ожидании своего часа.

— Что ты имеешь в виду? — Рут наконец взглянула на него.

— Он добивается тебя, Рут. Или ты не заметила?

— Не говори ерунды.

— Любой нормальный человек уехал бы отсюда несколько дней назад. Что-то удерживает его здесь, я сомневаюсь, чтобы это было удовольствие от моего общества.

— О да, я нравлюсь ему, я согласна с тобой. Он из тех мужчин, которые любят защищать, хотят быть необходимыми. А я нуждаюсь в нем, и ты знаешь это.

— Он хочет трахнуть тебя.

Она встала и подошла к постели, не глядя на него.

— Какая разница, хочет или не хочет, — ответила она. — Все равно я слишком устала.

Со смехом Саймон опустился в постель возле нее.

— Вообще-то я бы предпочел, чтобы он убрался отсюда. Я не доверяю ему — этому безумно раздражающему медлительному голосу, этим взвешенным движениям.

— Он делает дело.

— Ну, пока что он не вставил тебе. — Как обычно, он повернулся к ней спиной. — Ты ведь не позволишь ему, так?

— Это называется собака на сене.

— Боже мой, Рут! Ты сама сказала, что очень устаешь.

— А ты всегда или слишком пьян, или слишком свихнулся, или в слишком большом унынии.

— Эти слова ты рассматриваешь как эротическое приглашение?

— Как ты знаешь, ничего хорошего у нас не выйдет. В настоящий момент я не испытываю к тебе никакой близости.

— Тогда выдай Физекерли Бирну его карточки. Отделайся от него.

— Ради бога, Саймон. Он и есть то правильное, что было сделано здесь за последние годы. Зачем мне отделываться от него?

Он молчал слишком долго.

— Так вот куда дует ветер. Я должен был понимать, что верить тебе не следует. Ты и моя мать… проклятые женщины!

Откинув назад простыни, он потянулся к халату.

— Куда ты?

— Напиться.

— Саймон, не будь смешным, это ерунда.

Но дверь уже закрылась позади него.

Кейт взяла телефонную трубку.

— Алло? Да-да, никаких волнений. Нет, это было отлично. Завтра? Хорошо. Спокойной ночи, дядя.

Положив трубку на место, она решительно посмотрела на Алисию, Тома и Бирна.

— Я отправляюсь на ленч к дяде Питеру. Потому что не верю всему этому. Я не верю ни в какие великие тайны. Прости меня, тетя Алисия, но я не могу принимать все эти разговоры всерьез.

— Но мать твоя упала в обморок. Неужели тебе это ничего не говорит?

— Ты сама сказала, что она никогда ни в чем не признавалась. Что она не помнит, что случилось. — Кейт возмущенно откинула голову назад. — Могло быть все что угодно… скверное путешествие или что-то еще. Он стар и одинок. И хочет принести извинения. И, по-моему, как раз вы ужасно ведете себя со всей этой ненавистью к мужчинам.

— Ты прямо как твоя бабушка, — произнесла Алисия. — Она была моей лучшей подругой. Мы вместе учились в школе. И однажды она говорила мне в точности то же самое.

— Почему мы все обращаемся к прошлому? Зачем все время извлекать его на свет Божий?

— Потому что оно определяет настоящее, — мягко сказала Алисия. — Вот поэтому мы те, кто мы есть.

— Не могу в это поверить. Ерунда. Я отправляюсь в постель. — И не глянув ни на кого, Кейт вылетела из кухни, хлопнув за собой дверью.

Том, Алисия и Бирн остались втроем.

— Расскажите мне о бабушке Кейт, — попросил Том.

Бирн с любопытством поглядел на него. Отсутствие Кейт, казалось, не затронуло Тома, его не волновала и в высшей степени напряженная атмосфера в доме. Лицо юноши светилось энтузиазмом, озарялось стремлением к познанию. Карандаш вновь был занесен над страницей, уже наполненной аккуратными заметками.

Он вел себя как человек, поддавшийся чарам истории, охваченный ее волшебством. Ничто более не существовало для него, даже Кейт… ничто. Он так глубоко погрузился в эту повесть, что забыл обо всем другом.

Алисия не обнаружила удивления.

— Да, конечно, тебе потребуется знать об этом. Первая тайна — и единственная, на мой взгляд — заключается в том, что Элла была дочерью Элизабет. А Джон Дауни — просто калека, лишенный каких бы то ни было сил. Следует сделать выводы.

— Я могу записать это…

— Тогда продолжай. Напиши это сегодня же. Выясни все об Элле, узнай, кто был ее отцом. Посмотрим, что дом скажет тебе. Дерзай.