Даниэль Клугер - Четвертая жертва сирени

• Название: Четвертая жертва сирени
• Автор: Даниэль Клугер
• Жанр: Детектив

Самара, 1890 год… В книжных магазинах города происходят загадочные события, заканчивающиеся смертями людей. Что это? Несчастные случаи? Убийства? Подозрение падает на молодую женщину. И тогда к расследованию приступает сыщик-любитель…

В русском детективе такого сыщика еще не было.

Этого героя знают абсолютно все: он — фигура историческая.

Этого героя знают абсолютно все, но многие эпизоды его жизни остались незамеченными даже самыми рьяными и пытливыми исследователями.

Этого героя знают абсолютно все — но только не таким, каким он предстает в записках отставного подпоручика Николая Афанасьевича Ильина, свидетеля загадочных и пугающих событий.

И только этот герой — ВЛАДИМИР УЛЬЯНОВ — может ответить на классический вопрос классического детектива: «КТО ВИНОВАТ?».

---

На лице доктора все же обозначилось выражение легкого недоумения. Видимо, он ожидал, что мы заговорим о заключении, сделанном им относительно смерти студента Неустроева; возможно, он подозревал, что мы не согласны с этим заключением и хотим оспорить. Услыхав же вопрос Владимира, Аристарх Генрихович несколько опешил.

— Простите. Возможно, я чего-то не понимаю… Вы говорите — цветок?…

— Именно, именно цветок! — нетерпеливо повторил Владимир.

Доктор медленно снял пенсне, протер его кусочком замши. Вновь водрузил на хрящеватый, как у осетра, нос, после чего сказал, словно бы вопрос был вполне обыденным:

— А ведь верно, господа… Когда я осматривал тело, то обратил внимание, что на груди покойника лежала веточка белой сирени. Полицейские, должен вам сказать, до моего появления труп не сдвигали и не переворачивали. Тело лежало навзничь. Я убрал веточку — мне надобно было расстегнуть тужурку, чтобы осмотреть грудь умершего. А покоилась эта кисть сирени точно напротив сердца — эдаким, скажу вам, симптоматическим образом…

— Благодарю вас, доктор, — прервал его Владимир (по мне, так довольно бесцеремонно). — Именно это мы и хотели узнать.

— И все? Более вас ничего не интересует? — По-моему, только теперь доктор удивился по-настоящему.

Владимир, словно бы уже собиравшийся пройти к двери, озадаченно нахмурился.

— Все как будто… — произнес он в раздумье. — Вот разве что еще один вопрос. Если позволите.

— Слушаю вас!

— Несколько месяцев назад на складе книжного магазина Ильина был обнаружен покойник. Вы о том не слыхали?

— Магазин Ильина? Точно такой же случай? — Доктор покачал головой. — Нет, не слыхал. Но если все было именно так, как с этим несчастным, то городовой, скорее всего, пригласил врача из губернской земской больницы. Советую вам обратиться именно туда, господа.

— Что вы на это скажете, Володя? — осторожно спросил я, когда мы, покинув кабинет доктора Крейцера, снова вышли на Соборную улицу. — Что вы думаете обо всей этой ужасной истории? — То же, что и вы, — жестким голосом ответил Ульянов. — То же, что думаете и вы, Николай Афанасьевич, только опасаетесь произнести вслух. Смерть Василия Неустроева не сердечный припадок, а убийство. Такое же убийство, как и то, в котором полиция обвиняет Елену Николаевну. И, боюсь, точно такое же, как и убийство Всеволода Сахарова, тело которого было ранее обнаружено во дворе магазина Ильина. Все те же признаки — остановка сердца, отсутствие следов…

— В случае с Валуцким, техником водонасосной станции, следы были, — возразил я.

— Да-да, и это обстоятельство, скорее всего, будет использовано полицией, если перед ними выложить все три смертных случая. Они наверняка объявят, что эти кончины не имеют между собой ничего общего. А ведь есть и другие черты сходства. Место преступления — непременно возле книжного магазина. И на груди умершего — обязательно ветка сирени.

— Белой сирени… — уточнил я. — Нежное растение, а какой зловещий символ!..

Мне захотелось вызвать в воображении аромат сиреневого куста, но ничего не получилось. Вместо этого память коварно подбросила совсем другие запахи — из моих кошмарных снов: ржавый дух свежей крови и тухоль старого гноя. Меня передернуло, и я даже на несколько секунд зажал нос рукой. Отдышавшись от воображаемой вони, я спросил Ульянова:

— Как вы думаете, Володя, что эта сирень может означать?

Ответа не последовало. Ульянов погрузился в столь глубокую задумчивость, что, кажется, даже не расслышал моего последнего вопроса.

— Володя, — сказал я, окончательно переведя дух, — вы действительно уверены в том, что отыщете истинного убийцу? Того, кто все это совершил?

Мой спутник резко остановился.

— Истинного убийцу? — переспросил Ульянов. — Но для чего он нам? Разве вы, Николай Афанасьевич, именно этим поиском озабочены и об этом думаете дни и ночи напролет? Нет, нет и еще раз нет! Мы заняты лишь одним: невиновностью Елены Николаевны. А вот в этом, в том, что она невиновна, я абсолютно уверен. И намерен сию непреложность доказать! И Марченке, и любым другим судейским!

— Володя, — молвил я растерянно, — но разве удастся это сделать, не отыскав истинного преступника?

— Почему бы и нет? Если мы докажем, что во дворе магазина Ильина и возле магазина Громова имели место не сердечные припадки, а убийства… Если докажем, что такое же убийство было совершено во дворе лавки Сперанского… И если убедительно продемонстрируем, что все три убийства совершены одним и тем же человеком, — мы тем самым избавим Елену Николаевну от всяких подозрений и обвинений. Ведь согласитесь, Николай Афанасьевич: полиция и не думает обвинять в прочих смертях вашу дочь. Более того, полиция вовсе не видит в этих кончинах убийств! Кроме того, в момент гибели Неустроева Елены Николаевны вообще не было в Самаре. То есть, это мы полагаем, что ее не было в Самаре и она скрывается где-то за пределами города, хорошо бы установить это сколь можно точно. А вот когда мы все это докажем, продемонстрируем и установим, то судебным следователям, будь то Марченко или кто другой, придется разыскивать истинного преступника. Елена же Николаевна будет чиста. Вот что я намерен делать и вот что нам нужно предпринять. А искать убийцу — нет, на это я вовсе не собираюсь тратить силы и время. Едемте же!

— Куда? — изумился я.

Последнее восклицание Владимира прозвучало совершенно неожиданно. Аленушка неизвестно где, искать убийцу мы не будем, и вдруг — «Едемте!»

— Куда и собирались. Разве вы забыли? — совершенно другим тоном, сменив горячность на хладнокровие, заявил Ульянов. — В Старый город, на паровую мельницу Башкирова.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ, в которой главным героем перед нами предстает г-н Кольт

Свободных извозчиков мы увидели, выйдя на угол Панской и Соборной. Их там было несколько, и мы сели в первую же попавшуюся пролетку — черную с красными колесами и красными полурессорами. На козлах сидел кряжистый волгарь — по виду, самой что ни есть бурлацкой породы, — с таким недовольным выражением лица, словно не жизнь, а постановление суда заставило его сменить лямку на извозчицкий кнут. Был он в красной александрийской[33] рубахе и черном суконном жилете, ноги его укрывал длинный черный фартук, на голове сидел черный с красным кантом картуз — словом, вся одежда кучера самым удивительным, а скорее, намеренным образом совпадала с раскраской экипажа, и эдакая гармония произвела на меня благоприятное впечатление, чего нельзя было сказать о манерах извозчика.

— Куда изволите-с? — мрачно вопросил он.

— В Старый город, на Преображенскую улицу, — откликнулся Владимир. — Мельницу Башкирова знаешь?

— Полтинник будет, господа-бояре, — заявил волгарь, не отвечая на вопрос. Его речь отличало просто-таки выдающееся оканье — с таким произношением надо родиться, никакими упражнениями его не приобретешь.

— Помилуй, любезный, здесь не так уж и далеко! — возмутился я. — Баржу нанять и то дешевле выйдет. Красная цена — двугривенный.

— Полтинник, однако, — повторил извозчик, даже бровью не поведя.

Я хотел было вылезти из этой пролетки и, презрев гармонию черного и красного, сесть в другую, однако Владимир подал мне успокаивающий знак рукой.

— Получишь целковый, если подождешь нас у мельницы, а потом отвезешь на Почтовую, — сказал он извозчику.

Тот не произнес ни слова, даже не кивнул, а лишь щелкнул кнутом, и мы покатили. Я удивленно посмотрел на молодого Ульянова, но он лишь значительно качнул головой с видом человека, который видит больше, чем говорит, а говорит меньше, чем думает.

Паровая мельница Башкирова — а точнее, если судить по вывеске, мельница торгового дома «Н. Е. Башкиров с с-ми» — высилась на углу Преображенской и Старо-Самарской улиц. Именно что высилась: это было громадное четырехэтажное кирпичное здание, из которого доносились механические звуки — железное чувыканье и утробное пыхтение, — достоверно говорившие о том, что перемол зерна здесь не прекращался ни на минуту.

Выйдя из пролетки на дощатый тротуар, мы задрали головы, осматривая гигантское строение. Вообще говоря, мельницами Самару не удивишь. Хлебная торговля — главная специальность этого славного города, ветряных мельниц повсюду множество, у Оренбургского тракта их просто целый лес, а последние годы к ним добавляются и паровые. Однако Башкирову и сыновьям надо отдать должное — они построили целый мукомольный завод, даже, можно сказать, мельничный поселок. В нескольких соседних домах можно было распознать общежития для рабочих, по обе стороны улицы, круто спускавшейся к близкой волжской пристани, располагались внушительные склады, поодаль виднелся утопающий в саду особняк — надо полагать, жительство хозяев.