Вячеслав Шапошников - К земле неведомой: Повесть о Михаиле Брусневе

• Название: К земле неведомой: Повесть о Михаиле Брусневе
• Автор: Вячеслав Шапошников
• Издательство: Политиздат
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1985

Вячеслав Шапошников — прозаик, поэт, публицист. Он автор нескольких поэтических книг: «Китеж», «Вохомский хоровод», «На ярмарках осени», «Вечерние холмы», «Просолок», «Ивовый свет»… Им написана художественно-публицистическая книга «Красносельские ювелиры». В последние годы писатель особенно плодотворно работает как прозаик. Были изданы его романы «Вечный путь» и «Ефимов кордон», книга повестей и рассказов «Угол». Повесть «К земле неведомой» посвящена замечательному революционеру, выходцу пз кубанского казачества Михаилу Ивановичу Брусневу — организатору и руководителю одной из первых социал-демократических организаций России.

Автор рассказывает о сложном и драматическом периоде в революционной деятельности М. И. Бруснева, связанном с его пребыванием в Петербурге и Москве. Исключительное мужество, цельность характера, человечность, верность революционным идеалам — вот чем особенно привлекательна личность этого замечательного человека.

---

Он незаметно кивнул Вановскому, чтоб тот вышел сним в соседнюю комнату.

— Ты зачем его привел ко мне? — зло зашептал ему, когда они оказались вдвоем.

— Так я и сам не знаю, куда его девать, — тоже шепотом ответил Вановский. — По рукам и ногам связал! Ночь у меня переночевал. Больше нельзя, не могу!.. Оставь пока у себя! Прошу, как друга! Мать расстраивается…

— Да что я прислуге-то объясню?! — уже шипел в неистовстве Егупов. — Ведь он — дворник с виду-то! Зачем у меня ночует дворник?! Сообрази: что тут объяснишь?!

— Что-нибудь наври… Только оставь его у себя! — взмолился в полный шепот Вановский и, откашлявшись, вдруг сказал: — К тебе недавно Авалиани заходил с каким-то незнакомцем. Что-то срочное у него… Мол, позарез ему тебя надо видеть. Оставил адрес, но которому его сможешь найти… Это — у Арбатских ворот. И еще вот — книжечкуоставил на немецком с шифрованной запиской.

Егупов, сразу забыв о Филатове, выхватил из рук Вановского записку и книгу со вложенной в нее второй запиской.

— Это — из Варшавы… — опять шепотом подсказал Ваковский.

— Вижу, знаю, — Егупов резко кивнул.

В книге по строчкам шел шифр по ключу «черемуха».

Расшифровав его, Егупов прочел: «Ключ к записке — «Шпицберг». Иваницкий, пославший эту книгу, напоминал ему ключ к шифрованной переписке. Расшифровав записку, Егупов получил: «Мы посылаем вам нелегальные издания с Семеном Григорьевичем, который достоин всяческого доверия. Деньги за них передайте ему, остальное узнаете от него».

Егупова едва не лихорадило: так возбуждающе подействовало на него все это. Он забыл и о неудачной поездке в Петровское-Разумовское, и об этом нелепейшем Филатове, как снежный ком свалившемся на его голову. «Вот оно — настоящее дело!..» — словно бы зажглась в нем жаркая, будоражащая сознание мысль.

— Вы тут посидите, побеседуйте, — кивнул он Вановскому на дверь в другую комнату, — а я — помчался! Интереснейшее известие, Виктор!..

Вановский и рта не успел раскрыть, чтоб спросить его, что за известие им получено, куда и зачем он «помчался». Только охнула со всего маху захлопнутая дверь.

— Извозчик! Извозчик!.. — заметался Егупов, выбежав па улицу с книжкой в руках. Даже мальчишеская фистула ворвалась вдруг в его крик.

Извозчик подкатил тут же:

— Куды изволите?!

— К Арбатским воротам! Поживей!..

День был не по-апрельски стыловатый. Словно бы отрезвленный им, Егупов в пути вспомнил о недавних обысках и арестах в Москве. Вспомнил и о полученном недавно же тревожном сообщении Иваницкого, писавшего о варшавских обысках и арестах, вспомнил и о его совете быть поосторожней… Вспомнил и вдруг обеспокоился: «А что, если Иваницкий арестован и шифр стал известен охранке?! Маловероятно, а все же не исключишь и такое! Вдруг тут западня?! Уж больно неподходящее время для специальных курьеров, перевозящих нелегальщину!..» Однако тут же и успокоил себя: «Нет, быть такого не может!..»

Выкатив на извозчике к Арбатским воротам, Егупов заметил Авалиани и его спутника, идущих далеко впереди. Те пересекали площадь, направляясь к Пречистенскому бульвару.

Егупов остаповил извозчика и, расплатившись, скорым шагом пустился догонять их. Со спины ему трудно было определить: видел ли он у кого-либо из своих варшавских знакомых шагавшего рядом с Авалиани человека.

Жестикулируя, как могут жестикулировать одни лишь коренные кавказцы, Авалиани о чем-то разговаривал со своим спутником. Почти поравнявшись с ними, Егупов услышал:

— Верно говорю, дорогой: у нас, на Кавказе, тэперь сады уже отцвэтают! А тут — посмотри, пожалуйста: холод еще какой!..

«Ностальгические мотивы!..»—усмехнулся про себя Егупов, обгоняя их. Не сбавляя шага, он прошел вперед, затем, глянув по сторонам (нет ли слежки), развернулся и пошел им навстречу.

Авалиани, чуть заметно кивнув ему и беспечно махнув рукой своему спутнику, как старому доброму знакомому, свернул направо — в Сивцев Вражек.

Егупов человека этого никогда прежде не видел. Он опять испытал смутное чувство тревоги. Однако справился с собой, как ни в чем не бывало подошел к незнакомцу, обменялся с ним рукопожатием:

— Михаил Михайлович…

— Семен Григорьевич… — со значением глянул на него тот.

Какое-то время шли молча. Не доходя до Пречистенских ворот, повернули обратно к Арбатской площади. Семен Григорьевич оказался довольно красивым человеком, лет тридцати — тридцати двух. Одет он был во все черное: черная широкополая шляпа, черное легкое пальто… Егупову напомнил он своим видом польских ксендзов. «Приметная в московской толпе фигура…» — уже по привычке все оценивать с точки зрения конспиративности подумал он с неудовольствием и спросил:

— Вы где-нибудь остановились?

— Да, у госпожи Никитской.

— Знаю ее. Был у нее однажды…

— Я бы хотел задержаться в Москве подольше… — услышал вдруг Егупов.

— Ну, об этом мы поговорим позже… Мы решим, как с этим быть… — уклончиво ответил Егупов, однако подчеркивая это свое «мы решим», дескать, решаю не я один — организация. Тут же быстро спросил: — Вы от кого приехали?

— Я в Варшаву прибыл из-за границы, от Плеханова и Акселърода… В Варшаве никого близко не знаю, не могу назвать никаких имен. Был там весьма недолго… Могу сказать лишь, что ночевал на улице Видок…

«Стало быть, у Рункевича…» — отметил про себя Егупов.

— У меня заграничный паспорт на имя Франца Ляховича… — продолжал Семен Григорьевич.

— Литературы много привезли? — перебил его Егупов, торопясь узнать главное.

— Около пуда. Почти полный чемодан… — услышал он в ответ. — Самые свежие оттиски!..

— Это все — у Никитской?

— Да, у нее.

— Так чего ж мы?! Пойдемте к ней! Тут ведь совсем рядом!..

Никитской, к удаче Егупова, дома не оказалось.

«Семен Григорьевич — Франц Ляхович и прочая, в прочая» (так про себя окрестил его Егупов, всегда склонный к язвительной усмешке) притащил в залу тяжелый чемодан желтой кожи и, плотно притворив дверь, откинул крышку.

Егупову даже жарко вдруг стало. Чемодан оказался доверху набитым «нелегальщиной». Опустившись перед ним на колени, как Али-Баба перед сокровищами, Егупов с минуту созерцал обложки верхних книг и брошюр, вдыхая запах свежей типографской краски. Результат его поездок в Варшаву — вот он, перед ним!.. Что рядом с этим «деятельность» марксиста Бруснева и суета полумарксиста-полутеррориста Кашинского?! Порывшись в чемодане, насладившись самой реальностью этих «сокровищ», он отобрал два экземпляра «Социал-демократа» (третий и четвертый номер) и несколько мелких брошюр.

— Это я заберу с собой! Надо показать своим, — сказал Егупов, поднимаясь с пола и берясь за фуражку. — Вы тут пока отдыхайте с дороги. Утром к вам заглянет один человек, он возьмет все это вместе с чемоданом, а потом я сам зайду к вам. До завтра! Бегу!.. Тороплюсь!..

Выйдя в тишину глуховатого Полуэктова переулка, Егупов потоптался в радостной растерянности со свертком в руках: куда теперь с этим — прежде всего?! Глянул иа часы. Было около двенадцати. Вспомнил: Бруснева в это время можно застать дома…

Только подумал об этом, а уж ноги понесли в сторону Пресни. По Кудринской, мимо Пресненских прудов, мимо Зоологического сада, через Георгиевскую площадь (всюду — почти бегом) — к Малой Грузинской.

Оказавшись на Малой Грузинской, запаленно глянул ва краснокирпичный скалообразный портал польского костела, успев смутно подумать о странном совпадении: этот польский костел, возникший у него на пути, и прибывший из Варшавы «Семен Григорьевич — Франц Ляхович и прочая, и прочая», с которым он только что расстался… Будто некое знаменне заключалось для него в сем совпадении…

Михаил был у себя. Он обедал. За столом сидел не один. Егупов подслеповато сощурился на его сотрапезников, не сразу узнав в одном из них Николая Руделева, в другом — Гавриила Мефодиева. Даже опешил слегка: не ожидал встретить тут двоих своих тульских знакомцев… Растерянно кивнул им.

— Ну вот, как раз к обеду угадали! — улыбаясь, Михаил вышел из-за стола, протянул Егупову руку, друге й приглашающе указал на свободный табурет: — Давайте присаживайтесь с нами!..

— Не откажусь! С утра на ногах, и почти ни крошки во рту! Не откажусь! — сказал Егупов, раздеваясь. — Только сначала — на пару слов, Михаил Иваныч!.. — он кивнул на дверь соседней комнаты, служившей Брусневу одновременно и спальней и кабинетом. — Извините, друзья! — Тут он слегка поклонился Руделеву и Мефодиеву.

— Да, да, извините… — сказал и Михаил, меняясь а лице: по Егупову было видно, что явился тот с какой-то важной новостью. — Вы — ешьте, ешьте! Мы — сейчас…

— Ну, что у вас?.. — ожидающе глянул он на Егупова, когда они оказались вдвоем за плотно закрытой дверью. — Что за новости?..