Владимир Яценко - Пленники зимы

• Название: Пленники зимы
• Автор: Владимир Яценко
• Жанр: Научная Фантастика

Для конкурса "Триммера" главы все слиты, Пока не прогонят, комменты открыты. Прошу не молчать, – отмечайте визиты, Мой труд вы прочли. Отписались? Мы квиты! Шутка, конечно. Только читать лучше по-главно (я продолжаю работу по вычитке, только ћчищуЋ в главах: шестьсот кило текста долго грузится). Кроме того, в единый блок не вошли ћКомментарииЋ. А это уже не шутки!:( Очень краткое содержание и обоснование соответствия романа теме конкурса 'Великая цепь событий'. Книга о любви. О жизни. О 'простых' людях, которые при ближайшем рассмотрении оказались совсем не так просты, как им самим того бы хотелось. А ещё про то, как водителю грузовика, собирающему молоко по хуторам и сёлам, пришлось спасать человечество. И ситуация сложилась так, что кроме него спасать нашу расу оказалось некому. А сам он СМОГ лишь потому что когда-то подвёз 'не того' пасажира. 'Оплата за проезд' http://zhurnal.lib.ru/editors/j/jacenko_w_w/oplata_za_proezd.shtml оказалась одним из звеньев Великой Цепи, из раза в раз спасающей население нашей планеты от истребления льдами. Он был шофёром, исследователем, администратором и командиром. Но судьбе этого было мало. Он стал героем и вершителем. Это он доопределил наши конечные пункты 'рай' и 'ад'. То, ради чего, собственно, 'посев людей' и был когда-то затеян. 'Случайностей нет', – полагают герои романа. Всё, что с нами происходит 'почему-то' и 'для чего-то'. Наше прошлое и будущее – причудливое переплетение причинно-следственных связей, которые позволят нам однажды уцелеть в настоящем. Но если 'всё предопределено и наперёд задано', то от нас ничего не зависит? Зависит. Мы в любом случае исполним предначертанное. Но весь вопрос в том, КАК мы это сделаем. Приятного чтения.

---

Максим открыл глаза:

– Что это с тобой? Так и сыпешь афоризмами.

– С кем поведёшься…

– Эй, молодые люди, – крикнул им со своего места Герман. – Уверен, что с вашим остроумием возвращение через пустыню пешком, без воды и пищи, покажется не тяжелее предобеденной прогулки.

Максим промолчал.

– Но что мы будем делать? – настаивал Герман.

– Мы ляжем спать, – уверенно ответил Максим. – Доберёмся до наших бочек, посмотрим на следы вездехода и хорошенько выспимся.

Y

Весь путь к реке я мечтал только о том, как подойду к берегу и с размаху, с грохотом, так чтобы эхо от одного горизонта до другого докатилось, ударю своей поклажей по песку.

Я чувствовал себя вьючным животным.

Я изнемогал под тяжестью бочек и якорей.

Бочек было шесть. Мы их расположили в ряд, боками друг к другу, связали лентами от наших рукавов, штанин и остатков разделанного на полосы рюкзака. Получилась довольно крепкая конструкция, у которой я сразу обнаружил два крупных недостатка: она имела немалый вес и немилосердно жгла голову и плечи. Для моей ненависти этого было больше чем достаточно. Отсюда и такие странные желания…

Но, как всегда, всё вышло совсем иначе. Я сделал один единственный шаг в реку, и тут же по пояс погрузился в ледяную воду. Течение сбило меня с ног, и мне удалось лишь частично исполнить свою мечту: эффектным броском освободить плечи от тяжести. Нам повезло, что с плота упал один из якорей: двадцатиметровый трос быстро размотался, плот ещё метров десять протащил за собой камень и остановился.

Я вылез на берег и вместе со всеми прошёл эти тридцать метров. Конечно, Герман – мот. Сорок метров превосходного троса у него ушло на обвязку двенадцати пустых, брошенных нами бочек. Как это Дзю разрешил?

Я смотрел на подрагивающий под напором мощного течения плот и надеялся, что импровизированные верёвки выдержат: кожа, брезент, прочная синтетика. Они не могли размокнуть и дать слабину на узлах и обвязах. Так что за крепость самого плота я не опасался.

Больше сомнений вызывало управление. У нас не было ни шестов, ни вёсел. А мне совсем не улыбалось выбирать из двух зол: быть затянутым в конце пути течением в тоннель, или спасать в ледяной воде инвалида Германа и Светлану, которая, по её словам, плавала не намного лучше, чем готовила. Пришлось изобрести якоря: два тридцатикилограммовых булыжника размером чуть больше футбольного мяча, обвязанных сеткой троса.

Мы подошли к плоту, но Светлана не остановилась – прошла дальше по течению, скрылась за камнями.

Воспользовавшись её отсутствием, мы с Германом немедленно разделись и, вздрагивая от ледяных брызг, осторожно вошли в воду.

Когда Светлана выпорхнула из-за камней, мы уже успели разложить на гофрированной палубе плота обувь для просушки и облачиться в комбинезоны: шорты и рубашки с короткими рукавами. Детский сад после водных процедур…

Бутербродов больше не было, таблеток спецпитания тоже. Светлана в последний раз обработала мне лицо остатками мази, и мы разместились на плоту: каждому по две бочки.

Я поднял якорь. Течение быстро затянуло нас на середину реки, и оставалось только наблюдать, как стремительно уносятся назад изрезанные многочисленными фиордами и заливами берега. Теперь от нас ничего не зависело.

– Не проморгать бы палатку… – проговорил Герман.

– И не утонуть, – не удержался я. Как же не подбодрить товарища? – И чтоб не съели…

– Перестань, – попросила Светлана. – Всё хорошо…

Она сидела на корме, к нам спиной, и смотрела на горы.

– Ниже голову, Света, – я всё никак не мог разобраться, чего во мне больше: злости или страха. – Может показаться, что всё позади. Это не так. Пока есть живые – есть, кому умирать.

– Да ты оптимист! – натянуто рассмеялся Герман.

– Мне всё равно, – неохотно выдавливаю из себя. – Я лишь пытаюсь спасти остатки экспедиции.

– Раньше ты лучше подбирал слова, – обижено заявила Света.

– Раньше я надеялся, что вы, когда слушаете, слышите.

Я обрываю себя на полуслове, досадуя за нечаянную вспышку гнева. И в самом деле – ничего не кончилось. А значит, по-прежнему от психологического климата будет многое зависеть. И мне ещё не скоро можно будет поделиться с ними своими оценками последних событий.

Они молчат.

Правильно. А что они могут сказать? Что из-за их азарта погибли люди? Всего лишь спортивный интерес: мы сбегаем и посмотрим… и четыре человека долой.

Я беру канистру, наклоняюсь к воде и наполняю её. Потом поднимаю повыше и всю, без остатка выливаю себе на голову. Прямо на кепку.

"Остынь, Максим, – говорю себе. – Они не виноваты. И тебе это известно".

– Ты не можешь нас винить в гибели Наташи и Сергея, – нерешительно подаёт голос Герман. – Как получилось, что погибла Маша, мы не знаем. Но Игорь сам виноват.

Монстры погнались за нами только после его стрельбы…

– Замолчи! – чёрная злоба, поднимаясь изнутри, сбивает дыхание и распускается удушливым цветком ненависти. – Исключительного мужества был человек. До самого последнего мгновения боролся со своим страхом. В одиночку. Никто ему не помог!

Я задыхаюсь. Опять разболелись раны на лице. Слёзы туманят такой ясный всего минуту назад горизонт.

– Дзю – настоящий боец! – я опускаю голову; чувствую подавленность и пустоту.

Приступ бешенства уходит, отпускает, открывает дорогу разуму. Стыдно…

– Извините, – бубню себе под нос. – Погорячился.

– Бывает, – снисходительно соглашается Герман, и моя злость немедленно вспыхивает с новой силой.

Света молчит.

Мне приятно её молчание. Оно даёт надежду, что она что-то понимает, или хотя бы пытается понять. Ко мне опять вернулся мой давешний приятель – одиночество. И сразу потеснил вчерашнюю любовь и позавчерашнюю дружбу…

Натали – милая, ласковая, нежная… Сергей… И Дзю ушёл; он мог быть мне братом, и Маша ушла – она хотела стать для меня всем.

– Максим, – зовёт Герман.

– Что тебе?

– Извини, неудачно пошутил…

"Будь ты проклят со своими шутками", – думаю я, но вслух говорю совсем другое:

– Ребята, держите головы ниже. Ещё лучше, ложитесь лицом вниз, спите, думайте, пойте… Что угодно, только не смотрите на купол.

Они послушно укладываются навзничь, устраивают лица на согнутых локтях. От этого места на плоту, конечно, не становится больше. Мне остаётся только краешек передней бочки, но я доволен. Хоть что-то происходит по моему.

– А ты?

– Я буду нести вахту. При нашей скорости движения, думаю, часов за десять доберёмся.

– Так быстро? – удивляется Света.

– Да, – я пожимаю плечами. – Большая скорость течения, русло почти прямое, не думаю, чтобы нас отнесло к берегу и пришлось терять время на рулёжку якорями… да, часов десять. Ну, может, двенадцать.

– А почему Сергей не решился сплавляться? Ему на амфибии даже удобнее…

– Не додумался, – глухо отвечает Светлане Герман. – Максим, я, кажется, знаю, почему тебя жуки не тронули.

Я молчу. Плохая тема. Я и без него знаю почему. Вот только вспоминать ничего не хочется. Забыть. Всё забыть. И хорошо бы умереть. Вот отправлю этих двоих наверх и умру.

Обязательно!

– Помнишь, ты раздавил одного такого, когда Светкин вездеход останавливал?

Царапина на ноге… это была прививка! Ты переболел и в крови выработался нужный фермент. Теперь для них твой запах – родной.

Я припоминаю семейку, о которой он говорит, и мне становится дурно.

Много времени, чтобы отыскать пропавший вездеход не понадобилось. Его увидела Света с вершины одного из огромных булыжников, стоящего неподалеку от брошенных пустых бочек. Когда мы с ней направились к вездеходу, Герман забился в истерике, категорически отказываясь оставаться одному. Тогда мы предложили ему подняться на тот же камень, с которого только что спустилась Света, чтобы он оттуда мог наблюдать за нами. Герман было заупрямился, но я твёрдо стоял на своём, и ему пришлось уступить.

Едва мы приблизились к вездеходу на расстояние прямой видимости, сложилось ощущение, что он шевелится, раскачиваясь в чёрной болотистой луже. Ясно были видны поблёскивающие пятна грязи на бортах. Сбивало с толку, что эти пятна были подвижны. Они ртутью перемещались по плоскостям корпуса, да и сам вездеход раскачивался отнюдь не с той осмысленностью, с которой водитель пытается выехать из трясины.

Тяжёлое предчувствие усилилось, а ещё несколько шагов спустя стало понятно почему: "озеро грязи" превратилось в живой ковёр из множества чёрных тварей, беспорядочно снующих по всем направлениям, комья грязи на бортах – те же жуки, только исхитрившиеся подняться повыше.

Мы сделали ещё несколько шагов, вездеход глухо ухнул и накренился: спустило очередное колесо. Света всхлипнула и опустилась на колени. Я не стал останавливаться, чтобы её утешить, и подошёл ближе.

Тварь, раздавленная мною, была изуродована до неузнаваемости, но во мне росла уверенность, что передо мной её многочисленная родня. Это они обглодали тот древний вездеход, а теперь, значит, едят резину нашего. Машина опять ухнула, чуть шевельнулась, осела. Из полуоткрытого водительского люка выкатились несколько жуков, соскользнули вниз и тут же смешались со своими родичами, копошащимися на грунте.