Андрей Жариков - Полигон смерти

• Название: Полигон смерти
• Автор: Андрей Жариков
• Издательство: Гея
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1997
• ISBN: 5-8-85589-031-7

Окончив в 28 лет военную академию, недавний фронтовик А. Д. Жариков некоторое время служил в Генеральном и других штабах, а затем был направлен на ядерный полигон в районе Семипалатинска, где возглавил одну из научных групп. О том, как в строжайшей тайне готовились и проводились испытания атомных и водородных бомб, о выдающихся ученых-атомщиках и простых тружениках полигона, рисковавших своим здоровьем и жизнью, правдиво и увлекательно рассказывает непосредственный участник тех сверхсекретных событий полковник в отставке, писатель, автор многих книг, лауреат литературных премий имени А. А. Фадеева, К. М. Симонова и П. Н. Васильева, ветеран Великой Отечественной войны А. Д. Жариков. Для массового читателя.

---

Бегая на Иртыш за водой, я слышал доносившуюся из спецстоловой для ученых и высшего командования плясовую музыку, сквозь занавески были видны пляшущие тени великих грешников перед Богом — изобретателей средств массового поражения людей. А тем временем по дороге солдаты везли на тачке три гроба, один из них маленький — для девочки в Майском. Шефская помощь.

Только я напек стопку румяных блинов, как ввалились веселые москвичи, офицеры моей группы. Полковник А. Н. Никулин поставил на стол бутылку спирта.

— Эту бесцветную жидкость, — сказал он, — мы получили для дезактивации котлов походных кухонь. Но все наши подопытные объекты уничтожены, и нам остается заняться дезактивацией лишь собственных «котлов»…

В тот осенний вечер мы даже спели «На диком бреге Иртыша». Нас не интересовало, кто и где изобретал водородную бомбу, мы даже не знали точно о мощности взрыва. Об Арзамасе-16, где уже в то время творили ученые и конструкторы термоядерного оружия, мы что-то слышали, об «отце» водородной бомбы заговорили позже, приписывая все заслуги одному А. Д. Сахарову. Но трижды Герой Социалистического Труда, академик, один из создателей атомного оружия Юлий Харитон в интервью для «Красной звезды» в мае 1992 года сказал определенно: «Сам А. Д. Сахаров утверждал, что наибольший вклад внесли Я. Зельдович и Ю. Трутнев, ряд других людей», не назвав себя.

Нам не положено было даже говорить об этом. Мы — исполнители приказов.

Осень 1955 года была на исходе. После пасмурных холодных дней небо очистилось от серых, низких облаков, стало светло-бирюзовым, и с самого своего восхода до кумачового заката светило яркое, но уже не обжигающее, как летом, солнце. Днем мы еще не надевали шинели, и тугой встречный ветер не выжимал слезы, когда приходилось мчаться на юрком «газике», с которого ударной волной была сорвана фанерная будка.

На поле выезжали почти каждый день. А поскольку дорога дальняя, то половину рабочего дня я просиживал в машине и на изучение площадок, подведение итогов проверки времени оставалось мало. Специалисты группы продолжали писать отчет и тоже при надобности выезжали на площадки. На Опытное поле регулярно ходил автобус.

Мы бродили по вздыбленной и опаленной земле, даже не надевая респираторы, поскольку уровень радиоактивного заражения был незначительный, и фиксировали подробно все, что обнаруживали. Даже остатки полностью разрушенных хлебозавода, насосных станций, вагонов, обвалившиеся землянки, разбросанные детали техники или найденные спекшийся сапог и лоскут чудом сохранившейся ткани мы тщательно рассматривали и описывали внешний вид.

Секретные рабочие тетради мы получали утром в штабе под расписку, прятали в черную брезентовую папку, опечатывали ее и держали постоянно в руках. А вечером вновь сдавали на хранение. Упаси Боже сделать запись в блокноте… И еще: если мы брали в поле секретную тетрадь, то обязаны были брать и оружие.

Обследовав все площадки, мы обрабатывали записи для отчетов. Продовольственников больше интересовали прочность тары, ее стойкость к световому излучению, защитные возможности от радиоактивной пыли и наведенной радиации. Здесь нужна особая точность — с продуктами питания связано здоровье, да и сама жизнь людей. Мы понимали, что человек может заболеть лучевой болезнью не только от проникающей радиации, но и от радиационной пыли, мельчайших частиц продукта взрыва, которые выпадают из облака.

В районе взрыва на многие километры, особенно по следу движения облака, вода, почва, воздух, жилье, техника и предметы обихода непременно заражались. Но на какой срок? Уже в то время мы знали, что радиоактивные продукты взрыва поражают кожные покровы, прежде всего слизистую оболочку глаз, носа, рта.

Весьма опасно попадание радиоактивных веществ внутрь организма через рот, дыхательные пути, раны и с пищей. Они разносятся кровью по всем органам и тканям. Часть их откладывается в суставах, почках, долго оказывая пагубное влияние на организм. Даже незначительное попадание в него радиоактивных веществ способно привести к лучевой болезни. Безопасных количеств излучения и мелких частиц радиоактивного вещества не существует. Это доказали на полигоне исследователи-медики на примере многих животных. И нашим специалистам продовольственной службы требовалось очень тщательно проверять защитные свойства продовольственной тары.

Офицерам службы горюче-смазочных материалов надо было не только зафиксировать, на каком удалении разбиты и сожжены емкости, но и проверить безопасность сохранившегося топлива, определить его качество после взрыва. А затем, как и продовольственникам, дать рекомендации о пригодности существующих емкостей и предложить наиболее стойкие к ударной волне.

Полезные заключения сделали и пищевики, и механизаторы, и военные железнодорожники, и строители мостов. Все выводы нуждались в убедительных доказательствах, поэтому мы выставляли много разнообразных объектов на нескольких площадках, удаленных от эпицентра на разные дистанции.

Специалисты научно обосновали свои предложения расчетами, сообразуясь с техническими особенностями подопытных агрегатов, физическими свойствами и химическим составом конкретных продуктов питания, горючего, тканей, материала, тары. Одному обобщить все это практически невозможно.

Возникали у нас и теоретические споры. Темпераментно обсуждали, например, почему в эпицентре взрыва водородной бомбы в радиусе пяти — семи километров ничего не горело? Даже горючее и смазочные материалы не воспламенялись, хотя рядом куски металла оплавились, земля спеклась, а дерево и продовольствие вместе с тарой исчезли полностью, словно испарились, не оставив пепла. Почему так?

Одни утверждали, что сначала все воспламенилось, но сильная ударная волна, скорость которой вблизи эпицентра взрыва превышала три — четыре тысячи метров в секунду, а затем и волна сжатия погасили, сбросили огонь. А на удалении двадцати — тридцати километров, где скорость ударной волны уже упала и она была бессильна сбить пламя, где облачность оказалась не сплошной, загорелся высохший травяной покров. Другие говорили, что гореть было уже нечему, потому что пламя в миллионы градусов все мгновенно проглотило.

Я имел и до сего времени имею другое мнение: в эпицентре взрыва и вблизи него предметы не горят, а лишь обугливаются, потому что там совершенно нет кислорода. Он полностью поглощался взрывом. И если оставался, то сжатой бескислородной стеной атмосферы мгновенно отодвигался от эпицентра. На удалении же от эпицентра, где давление ослабевало и в воздухе имелся кислород, огненный шар еще способен был воспламенить все, что могло гореть. Если это не так, то все пылало бы и в районе эпицентра. Пусть на мгновение ударная волна сбила пламя, но температура светящегося облака после прохождения ударной волны еще настолько велика, что ее вполне достаточно для воспламенения остатков предметов и техники.

Специалисты, занимавшиеся замером светового излучения и изучением его свойств, могли бы разрешить наш спор, зная немало другого интересного и важного, но опять же секретность не позволяла нам выходить за рамки своей группы. Когда же я все-таки высказал свои предположения офицеру, исследовавшему вопросы светового излучения, он заметил: «Да, ты прав…» Но тем не менее об этом не было сказано ни в одном пособии по противоатомной защите.

Лишь в личных беседах мы могли подсказать что-либо другим группам. Было, например, такое. Подопытные животные без привязи выживали гораздо ближе к эпицентру, чем удаленные, но посаженные на цепь. В чем причина?

Биологический сектор возглавлял талантливый молодой ученый подполковник В. Н. Правецкий, впоследствии ставший крупным руководителем научных работ в одном из московских НИИ. Энергичный, беспокойный и интеллигентный офицер. Беседуя с ним, я как-то высказал предположение:

— Причина гибели привязанных животных проста: их настолько сильно бросает ударная волна, что рвутся шейные позвонки.

Правецкий улыбнулся и потряс меня за плечи:

— Ты прав, артиллерист! Как-нибудь поговорим…

Не знаю, пришел ли он к такому же мнению до моей «подсказки», но деликатный медик не отрубил, как иные: «Знаем без тебя!» Скорее всего, медики это учли: в дальнейшем они шили для животных шлеи из тесьмы.

На подопытных животных после взрыва нельзя было смотреть без содрогания. Мы нашли раненую слепую собаку в разрушенном сооружении, где оставались ящики с печеньем и сухарями. Она скулила и лизала нам руки, прося воды. Другого пса со спекшейся шерстью я видел сразу после взрыва. Он, ослепший и оглохший, не реагировал на зов и бежал подальше с этого адского поля…

В виварии полигона было около шестисот собак, несколько верблюдов, овец, свиней и других мелких животных. А сколько прыгало в поле птичек с опаленными крыльями… Очень жаль было животных. Но как иначе можно определить эффективные средства для лечения лучевой болезни, защиты людей от радиоактивных веществ? На бывшем полигоне, не исключено, когда-нибудь поставят памятник нашим братьям меньшим…