Вячеслав Пальман - Восточный кордон

• Название: Восточный кордон
• Автор: Вячеслав Пальман
• Издательство: «Детская литература»
• Жанр: Природа и животные
• Год: 1990

Роман включает в себя три повести («Восточный кордон», «Там, за рекой», «Песни черного дрозда»), продолжающие одна другую и рассказывающие о борьбе с браконьерами в горных лесах, о природе и животных Кавказского заповедника.

---

На перевальчике волчица остановилась: по гребню, удаляясь в дубраву, шёл ещё один, совсем свежий след человека. Вернее, двух человек. Самура с ними не было. Куда он исчез? Десяти минут хватило ей, чтобы добежать до поляны, где жили пчелы. Тут она проявила максимальную осторожность. Несколько аккуратных шагов — и шерсть на загривке у неё стала дыбом, волчица испуганно попятилась. Внимание: оружие! В другое время она бежала бы из такого места без оглядки, но сейчас ею руководила необходимость. Подавшись назад по своему собственному следу, она обошла страшное место, где лежала запрятанная винтовка, и стала кружить вокруг поляны, высматривая Самура.

Она не прошла и половины круга, как — о, радость! — сильный запах Самура достиг её носа. Он здесь, почти рядом. Выйти из кустов на поляну она боялась. Подрагивая от нетерпения, Монашка легла, выжидая и осматриваясь.

Человек с хитрющими глазами и блестящей головой сидел на пороге своего домика и ел из котелка не очень свежее — как поняла по запаху волчица — мясо с луком и картошкой. Изредка он перекладывал ложку в левую руку, а правой, не вставая, нащупывал камень и бросал его в деревянную будку. Раздавался сухой стук, Монашка вздрагивала, а человек кричал: «Не дрыхай, кобель!» — или ещё что-то такое, совсем уже непонятное для лесного народа, но очень злое по тону. Будка молчала, хотя Самур, как она догадалась, находился именно там, в будке. Почему в будке, этого волчица понять не могла, хотя прекрасно знала, что всякое ограничение свободы есть первый шаг на пути к гибели. Самур в опасности!

Наевшись, человек вытер тряпкой взмокшую голову и лицо, сыто потянулся и вошёл в дом. Тогда Монашка проползла на животе ближе к будке и тихо позвала Самура. Человек опять появился на пороге. Она незаметно уползла в кусты. Человек пошёл к сарайчику с котелком в руках, Монашка прижалась к земле, даже уши прижала и полузакрыла внимательные жёлтые глаза. Серое короткое бревно лежало на траве, не больше. Напружиненные мышцы, страшное усилие над собой, чтобы не сорваться, свёрнутая пружина, готовая к действию, — вот что такое волчица, когда недалеко человек.

— Жри, стервец! — сказал Циба и, просунув котелок в дверную щель, вывалил еду.

Дверь он захлопнул, но не уходил, наблюдая. Овчар не открывал глаз, лежал, вытянув передние лапы и положив на них крупную голову с надломленными ушами.

— Может, ты сдох? — сказал Циба и, взяв длинную палку, ширнул ею овчара.

Раздалось низкое рычание, Шестипалый полуоткрыл глаза. Ненависть блеснула в них.

— Ну и черт с тобой, лежи подыхай! — Циба бросил палку, походил бесцельно вокруг дома, позевал и вдруг, что-то такое решив, зашагал в лес к тому месту, где пахло железом и порохом. За своей винтовкой.

Монашка подняла голову. Все так же ползком, касаясь брюхом земли, неслышно подлезла к сараю и тихо проскулила. Самур выставил уши и открыл глаза. Она снова подала голос, и Шестипалый, с трудом приподняв отяжелевшее тело, подошёл к ней, ткнулся в щель сухим носом и вдруг завертелся, заходил, отыскивая лазейку, чтобы выбраться. Как он захотел на волю! Как ожил, задвигался! Но все было тщетно. Дубовые доски прочны, дверь на засове. Самур жалобно, не открывая пасти, заскулил, он просился на поляну, к волчице. Все, что было по ту сторону ненавистных стен, сейчас казалось ему великолепным, а его плен ужасным, как было ужасно и страшно все, предшествующее плену: бегство от Монашки, верёвка на шее, путь до пасеки, его попытка свести счёты с Цибой, пленение и уход близких, которые безжалостно оставили его взаперти один на один с ненавистным человеком.

Самур заметался, жизнь снова воспрянула в его угасающем теле. Он должен вырваться из тюрьмы! Пусть нет с ним близких людей, но существует же свобода, есть преданная волчица, есть лес, и горы, и счастье жизни, в которой уже не останется места для условностей. В нем проснулся дикий зверь, взяла верх та частица волчьей крови, которая, никогда не утихая, взбунтовалась сейчас и набатно требовала самостоятельности и воли.

Лапами, тяжестью тела исследовал он четыре стены, дверь, прыгал на колоды, пытаясь узнать, прочна ли крыша над ним. И все время скулил, то жалостно, то гневно, а Монашка бегала вокруг его тюрьмы в поисках лазейки и тоже царапала доски когтями и грызла зубами. Осторожность заставляла волчицу все время оглядываться на лес, откуда в любую минуту мог появиться человек с ружьём.

Изловчившись, она запрыгнула на крышу и зубами, когтями стала рвать дранку. Напрасно! Под тёмной и податливой дранкой оказались доски, разгрызть которые она не могла.

Спрыгнув, волчица ещё раз обежала сарайчик и быстро-быстро стала рыть влажную глинистую землю. Единственная возможность сделать лазейку!

Самур взвизгнул от радости. Он понял замысел и тоже, обнюхав землю по свою сторону стены, принялся рвать её когтями. Пыль поднялась в сарае, он фыркал, чихал, но продолжал царапать сухую, спрессованную землю, помогая Монашке. У неё дело определённо двигалось лучше. Летела назад земля, лаз становился все глубже. Когда-то в голодный месяц Большого Снега волчица таким образом ограбила не один курятник в лесном посёлке, у неё был опыт. Вот она уже вся спряталась в яму, теперь пошла сухая земля, стало труднее рыть, она тоже запылилась, шуба её посветлела и вдруг — о радость избавления! — тонкая корка рухнула, и лапы Монашки скользнули по лапам Самура.

Ещё сотня быстрых, судорожных движений, проход стал чуточку шире, и вот уже морда волчицы в сарае. Вся вытянувшись, она просунула передние лапы, грудь, а дальше легко, по-змеиному вползла к Самуру, толкнула его грудью, боком, закружилась от радости, схватила мимоходом кусок мяса, и он тоже, забыв про все на свете, схватил другой кусок, и они за минуту, стараясь друг перед другом, вылизали все, что было в кормушке съестного, и опять закружились, забыв о плене и опасности, а вокруг них все ещё висела ужасающая пыль, и для обретения свободы требовалось немало труда: ведь Самур был вдвое крупнее волчицы, а проход едва-едва пропускал только её.

Монашка потянула носом и припала к щели: от леса шёл человек.

Выскочить не удастся — это означало бы кинуться прямо на человека, что для волка очень трудно. Подкоп находился со стороны поляны. В руках Циба держал винтовку, на лице его застыла решимость. Он направлялся к сараю, замысел его не оставлял никаких сомнений.

Монашка прыгнула в дальний угол на колоды и, поджав ноги, нацелилась сверху на дверь. Самур попятился в угол, шерсть у него поднялась, он тихо, но грозно зарычал. Сила ненависти его удвоилась. Он защищал не только себя. Пыль делала их невидимками, шубы собаки и волчицы неузнаваемо посерели.

— Ну ты, зверюга! — тоном, не предвещающим добра, произнёс Циба и заглянул в щель: из серого тумана он услышал глухое рычание.

— Что за черт! Значит, завозился, гадёныш, ожил! Ну, покажись, кобель… — Левой рукой он чуть приоткрыл дверь, а правой — выдвинул винтовку так, чтобы можно было выстрелить. Видно, задумал скверное: или заставить Самура уважать себя, или пристрелить, если тот нападёт.

Самонадеянность и подвела пасечника. Уходя, он видел овчара полумёртвым, голодным и слабым. И когда пришёл, не ожидал увидеть его другим. Поэтому не очень остерегался, тем более что в руках была винтовка.

И тогда произошло невероятное.

Волчица считала, что терять ей нечего. С решимостью отчаяния, она бросилась сверху на чуть приоткрытую дверь, охваченная одним желанием — цапнуть широко раскрытой пастью голую и круглую голову человека, который несёт им смерть. Удар её гибкого, подвижного тела отбросил пасечника в сторону. Защищаясь, он инстинктивно выбросил вперёд руку с винтовкой, и жадная пасть успела рвануть мягкую руку так, как это умеют делать только волки: от клацнувших зубов остаётся не прокус, а рваная рана, которая потом очень трудно зарастает. Страшный крик огласил поляну. Боль, а главное — испуг буквально сразил Цибу. Не Самур напал на него — это-то он успел заметить! — а волк. Мгновенно сразившая его мысль о чем-то сверхъестественном была так страшна, что он в два прыжка очутился за дверью дома и только там догадался зажать рану, чтобы унять обильно брызнувшую кровь. Бледный, как луна в зените, глянул он в оконце и увидел картину совершенно нереальную: два — именно два! — серых волка, один побольше, другой поменьше, быстро перебежали через травяную поляну и скрылись в лесу.

Наверное, он на минуту-другую потерял сознание. Боль вернула его к реальности. Замотав изуродованную кисть, пасечник захныкал от жалости к себе, от испуга и все никак не мог понять — причудились ему два волка или так в точности было. Если волки в его отсутствие забрались к Самуру, то они, конечно, разорвали овчара. На то они и волки. Чтобы убедиться, он рискнул выглянуть из домика. Поляна лежала перед ним тихая и спокойная. Валялась винтовка, дверь в сарае настежь. И никого.