Вячеслав Пальман - Восточный кордон

• Название: Восточный кордон
• Автор: Вячеслав Пальман
• Издательство: «Детская литература»
• Жанр: Природа и животные
• Год: 1990

Роман включает в себя три повести («Восточный кордон», «Там, за рекой», «Песни черного дрозда»), продолжающие одна другую и рассказывающие о борьбе с браконьерами в горных лесах, о природе и животных Кавказского заповедника.

---

Трезвость Сергеича в Жёлтой Поляне давно стала присказкой. В рот не брал хмельного. А поговорить на эту тему, подразнить страсть как любил.

— Дак ведь кто назначил-то, он и сам не прочь. Рыбак рыбака…

— Постреливаешь небось, старый грешник?

— Без ружья сижу, Егорушка. Не так соблазнительно, когда вокруг тебя козы прыгают.

— А бинокль чего ради таскаешь? Высматриваешь туров?

Сергеич оглянулся по сторонам, словно боялся лишних свидетелей, и сказал, заговорщицки понизив голос:

— Потешные картины рассматриваю. У меня за рекой медвежья берлога имеется и полный двор детишек. Интересуюсь ихней жизнью. Близко-то не подхожу, спугнуть боюсь, а в бинокль хорошо вижу. Медведка, стало быть, взрослая, два годовика и, само собой, малыш. Хороводы водят, играют. Потеха!

— Водил бы своих туристов на представление, по двугривенному с носу. Экзотика, они это любят.

— Что ты, Егор! Никому ни слова! Выследят, тогда удержу не будет, так и присохнут к берегу, а медведку, само собой, спугнут. Я и сам хожу, когда никого нет, чтобы не увязались. Это только тебе да Сашке твоему по дружбе открылся.

— Где берлога, Александр Сергеич? — не утерпел Саша.

— Во, видал? Уже взыграло. Нет, Сашка, не пущу! Тебе скажи, ты — другому, третьему, и пропала моя панорама. А так вот уже два годика потешаю сердце и косолапым жизнь не ломаю. Ты ж не утерпишь, — уже мягче, понемногу сдаваясь, сказал он.

Саша поднял левую руку, сжал пальцы в кулак, один мизинец выставил. Это означало мужскую верность слову.

— Ладно, кореш, уважь парня. Он никому. Видел, какой у них знак имеется, у молодёжи-то?

— Смотри, Сашка. Проболтаешься — всё. Тогда обходи мой приют стороной, хоть твой папаша и начальство. На вот бинокль, иди. Видишь серую скалу? Оседлай её тихо-смирно, гляди на тот берег, где валун большой. Они сейчас на зорьке как раз балуют. Топай. А мы здесь, само собой, потолкуем про жизнь стариковскую, про болезни свои.

На серой скале у Сергеича уже обжитое место — клок сена, два камушка, чтобы класть бинокль. Саша живо нашёл скрадок, улёгся и навёл оптику по глазам. Есть, увидел!..

Берлога на том берегу особенная — каменистый холм, а под ним два плоских камня шатром, вход замаскирован кустами шиповника. Одним словом, пещера. Хозяева её в этот час не сидели под холодными сводами: медведица валялась с боку на бок по нагретым камням возле холма, а малыш, очень похожий на того, что бежал с узкой тропы, прыгал на мать и отскакивал, понарошку скаля зубы. Два повзрослее, второгодки, чинно ходили недалеко от берлоги, отворачивали камни и совали себе в рот личинки. Делали они эту работу лениво — видно, не потому, что были голодны, а просто чтобы скоротать время.

Мама-медведица выглядела старой, светло-бурая шерсть на животе у неё свалялась, глазки заросли, а на голове светилась редкая прилизанная шёрстка. Она играла с сыном без азарта, лениво и, откидывая голову, закрывала глаза. Тогда медвежонок кидался ей на шею, всей пастью захватывал шерсть, давился и кашлял. Братья оглядывались, пожалуй, говорили друг другу: «Вот дурень!» — и опять принимались катать камни. Один из них побежал к реке и бултыхнулся в воду. Тотчас рванулся к реке и малыш. Мать вскочила, рявкнула. Куда там! Если старшему можно, то почему ему… Медвежонок бухнулся в затончик, фыркнул от удовольствия, хотел было поплавать, но тут поднялся ещё один фонтан брызг, медведица так поддала ему, что он буквально вылетел из воды и, выгибая спину, отряхиваясь и смешно оглядываясь, юркнул в спасительную берлогу. Мать не догнала его, да, наверное, и не хотела догонять, она только легла у входа, загородив неслуху путь. Не понимает он, как опасна быстрая вода.

Прошло не более минуты, а за спиной её уже выглянула смущённая мордочка, медвежонок пробрался к маминой голове, потыкался носом, лизнул, обнял лапой — и сердце её оттаяло. Она посторонилась, медвежонок вынырнул сбоку и стал бегать по кустам. Увидев, чем занимаются братцы, тоже принялся катать уже катанные камни, осерчал, что нет добычи, и воровато подобрался к старшему в надежде полакомиться чужим добром. И тут заработал вторую, уже далеко не родственную оплеуху. Вой его достиг другого берега. Видно, всерьёз. Медведица встала и коротко проревела что-то вроде: «Нельзя же так маленького!»

Потом все четверо ушли в лес. Темнело. Наступало время серьёзной охоты.

По реке тянуло холодом. Саша опустил бинокль и слез со скалы. Он замёрз, крутой подъем к домикам прошёл рысцой и, только когда увидел красный глазок костра и две склонённые над огнём фигуры, пошёл редким шагом, чтобы перевести дух. От костра хорошо попахивало. Конечно, горячий чай. И лепёшки, которые мастерски умеет печь Александр Сергеевич.

— Ты мне не сглазь животину, — сказал Сергеич, подвигаясь у костра, чтобы дать место Саше. — У папаши твоего вон какой чёрный глаз, того я только из-за глазу не пущу до медведей, но и ты, само собой, опасный, потому как ветка от одного дерева. Так что, если моя медведка заболеет или на пулю нарвётся — виноватый будешь, Сашка. А сейчас бери кружку и ешь мою горячую кулинарию.

— Там у него зоопарк! — возбуждённо сказал Саша. — Не медведи, а красавцы! Маленький — точь-в-точь как тот, на тропе. Ты рассказал Сергеичу? Вот мы встретили, а?

— Жди… Он же молчун от природы, твой папаня. С причудами. Нет, чтобы старому приятелю окорочек притащить: на, мол, земляк, побалуйся медвежатиной, так он и мне ещё, само собой, грозит за возможное браконьерство. Значит, как же это по-твоему: живи среди дикого зверья и не моги?

— Не моги, — спокойно ответил Егор Иванович.

— А другие охальничают. — Он сделался серьёзным и, поймав на себе пытливый, требующий взгляд лесника, продолжал: — Слышу по ночам, как постреливают. Звук-то далеко идёт. И все там, от юга.

— Здесь никто не появлялся?

— Они обходят приют, побаиваются. Пастухи толковали, отбил ты у них поживу, разозлил.

— Пришлось, — скупо признался Молчанов. — Они за мной уже охотятся. Как видишь, неудачно. Но собаку покалечили.

— Вот пакостники! Туристы сказывали, им на Кардываче встретились одни, мясцо продавали, само собой, по дешёвке.

— Кто такие, не признали?

— Люди с того края. — Он махнул к морю.

— Одна шайка, — заметил Егор Иванович. — Но как они сюда пробираются, не знаю. Без проводника пройти нельзя, сам знаешь, какая глушь в верховьях.

— Наводчик у них есть, само собой. Ты за своими камышанцами, за суседями последи. Не из них ли кто подрядился и проводит кратким путём…

Они оба задумались.

Нелёгкий труд приняли на свои плечи работники заповедника, когда решили возродить на Кавказе былые стада диких животных. В годы войны да и сразу после войны здесь охотились все, кто мог стрелять или имел оружие. Сперва по нужде, а потом уже и по привычке, брали в горах кого придётся, на даровой заработок зарились. Почти выбили благородного оленя, уничтожили завезённых до войны зубров, ополовинили стада туров и серн, почти совсем порешили кабанов, а медведя постреляли — несчётно. К тому времени развелось по лесам видимо-невидимо волков, рыси, а это тоже охотники заядлые, не столько съедят, сколько разорвут для своего удовольствия. За десяток неблагоприятных лет поредело в лесах, затихла тайная жизнь, уцелевший зверь подался в самые неприступные дебри. И Кавказ как-то притих, затаился в ожидании лучших времён.

Тогда-то и поднялись на защиту природы все, кто любит горы и жизнь. Пошли в лесники, наблюдателями, начали серьёзную войну с браконьерами, с волками, рысями. Понемногу, не без потерь со своей стороны, очистили лесные районы на северных склонах, потом пошли к перевалам. Здесь война оказалась сложней. По южным отрогам приходили в заповедник наглые люди, сбивались в шайки, били туров, серн и медведя, а скрывались у своих земляков, пасущих скот на границах заповедника. Они делали оттуда набеги на территорию самого глубокого резервата и сбывали мясо по ресторанчикам в курортных местах.

Старания хороших людей не прошли бесследно. Год от года приумножалось в горах зверьё. Уже ходили по скалистому нагорью многотысячные стада туров и косуль, снова развелось порядочно оленя, привезли издалека зубров, они прижились, расплодились. Кабаны появились в лесах, и вот только медведей становилось все меньше и меньше. Доверчивый, любопытный зверь этот иной раз сам шёл на смертельный выстрел, и часто звучал в горах басовитый крик умирающего шатуна.

Все это знал Александр Сергеевич, бывший лесник. На себе самом испытал Егор Иванович трудности егерской службы, но отступать не думал, только злей становился с нарушителями закона, хотя и грозили ему уже не раз. Все время приходилось быть начеку.

Затяжное молчание оборвал Саша:

— А те, что проходили стороной, не от Кабука шли?

— Пожалуй, с той стороны.