Стивен Браст - Дороги Мертвых

• Название: Дороги Мертвых
• Автор: Стивен Браст
• Жанр: Фэнтези

Двести лет прошло после Катастрофы Адрона, во время которой Город Драгейра из-за неправильно пошедшего магического эксперимента был случайно превращен в Море Хаоса, и Империя была совсем не тем, чем она привыкла быть. Одним махом лишившись Императора, Орба, который был фокусом силы Империи, и столицы вместе с Имперской бюрократией и множеством обыкновенных граждан, выжившие жители Драгейры с трудом брели через долгое время Междуцарствия, не в состоянии использовать даже простейшую магию и волшебство, которыми они привыкли пользоваться в повседневной жизни.

И вот теперь наследники выживших великих авантюристов Кааврена, Пела, Айрича и Тазендры, выросшие в почти уничтоженном мире, убеждены, как и их родители, что время приключений прошло и с ними не может случиться ничего интересного. Они, конечно, ошибаются…

Даже для лишенных магии Драгейриан сражаться, строить заговоры и интриговать так же естественно, как и дышать, как, впрочем, и для их достаточно могущественных богов. Враги Империи лезут со всех сторон, на Горе Дзур происходят непостижимые дела… и, совершенно неожиданно, юная Наследница Фениксов, Зарика, начинает действовать, и так завязывается цепочка кровавых событий, которая опять восстановит этот мир.

---

Что же лежит в душе у тех, кто заслужил внимание историка? Что мы в состоянии найти в сердце тех моментов в истории, когда собравшееся напряжение встречает нестерпимое давление? Чтобы ответить на эти вопросы мы направим внимание читателя на храброго Кааврена, которого мы оставили некоторое время назад, говорящего «до свиданья» своему старому другу Пэлу, и уже сказавшему «до свиданья» своему единственному сыну, которого он послал чтобы сделать то, что храбрый Тиаса больше был неспособен сделать сам.

Через несколько дней после того, как Пэл уехал, Кааврен глядел на море с террасы на южной стороне Замка Уайткрест — вид океана-моря, с его бесконечным разнообразием повторяющимся, волнующимся, ломающимся и возникающим снова тем же самым бытием всегда приводил его в настроение меланхолии, смешанном с гордостью, и это соответствовало последним мыслям Кааврена. Будучи погруженный в эти самые мысли, в которые, мы надеемся, читатель разрешит нам больше не вторгаться, так как мы уже набросали их общие контуры, Кааврен был прерван поварихой, которой приходилось работать привратником, подавать вино и исполнять еще по меньшей мере дюжину других обязанностей по дому.

— Милорд? — колеблясь начала служанка.

Кааврен медленно повернул голову, не подавая виду, что испуган. — Что там такое? — сказал он.

— Милорд, есть кое-кто, кто спрашивает, дома ли вы.

— Кое-кто? — сказал Кааврен. — Пойми, что сказав «кое-кто» ты сообщила мне слишком мало информации. Так мало, что я, фактически, не в состоянии определить, должен ли я допустить этого спрашивающего ко мне, или, напротив, потребовать, чтобы ты сочинила какую-нибудь вежливую ложь — которую тебе, как Текле, разрешено говорить — и не мешать моему уединению. — Мы могли бы назвать себя недобросовестным историком, если бы не упомянули, что тон Кааврена указывал на определенную апатию, как если бы ему было все равно, какой ответ он получит на свой вопрос.

— А, милорд, вы хотите, чтобы я сообщила вам больше информации об этом спрашивающем?

— Ты абсолютно точно угадала смысл моих слов.

— Тогда я расскажу вам о нем побольше.

— И в это самое мгновение, надеюсь.

— Да, милорд, в это самое мгновение.

— Хорошо, начинай.

— Он одет в совершенно серую одежду.

— Как, серую?

— Да, милорд, как я уже имела честь сказать вам.

— Тогда он, быть может, Джарег?

— Что до этого…

— Ну?

— На правом плече его плаща есть нашивка, указывающая на то, что он Тиаса.

— Ага! Из моего собственного Дома?

— В точности, милорд. И, если мне будет разрешено выразить свое мнение, основанное на моем собственном суждении…

— Ну?

— Его черты лица как раз такие, какими обладают Тиасы.

— Возможно. Но почему тогда он носит серое?

— Из-за его профессии, милорд.

— Его профессии?

— В точности.

— И что это за профессия?

— Он говорит, что он пирологист.

— Ага! То есть он носит серое, потому что это подходящая одежда для пирологиста.

— Так он дал мне понять, милорд.

— Хорошо, это объясняет все.

— Я очень рада, милорд.

Но Кааврен еще не закончил, — Все, за исключением одного вопроса.

— Милорд, тем не менее остался еще один вопрос?

— Только один.

— Милорд, если вы сделаете мне честь и зададите его, я обещаю, что отвечу на него, если смогу.

— Очень хорошо, вот мой вопрос: Что такое пирологист?

— О, что до этого…

— Да, что это?

— Я должна признаться, что не имею ни малейшего понятия, милорд.

— Понимаю, — сказал Кааврен. — Хорошо, а у этого пирологиста есть имя?

— О, действительно, у него оно есть и очень хорошее, милорд. Он называет себя Тевной.

— Ну, кажется, что это имя, по меньшей мере, менее темное, чем его занятие. И этот Тевна хочет увидеться именно со мной?

— С вами, да, или с Графиней.

— Ага. С одним из нас? Тогда почему, хотел бы я знать, ты пришла ко мне, когда ты знаешь, что я мало интересуюсь делами графства, а ты должна понимать, или сделать вывод, что его дело касается именно этого?

— Милорд, прошу, поверьте мне, сначала я пошла к Графине.

— И?

— Она плохо себя чувствует, милорд; или она была такой, когда я говорила с ней, хотя за то время, пока я имела честь беседовать с Вашим Лордством, она, быть может, почувствовала себя лучше, и я буду счастлива проверить это, если вы хотите.

Кааврен вздохнул. — Приведи этого Тевну ко мне, а потом, если возможно, принеси нам чего-нибудь освежающего. Белого, и не слишком сильного. И немного бисквитов.

— Я немедленно займусь этим, милорд.

Повариха отправилась выполнять поручение и вскоре вернулась, объявив, — Сэр Тевна из Расколотого Каньона.

Кааврен встал, поклонился и внимательно оглядел незнакомца — так как, хотя с годами душевный жар Кааврена расплылся и растаял, будьте уверены, что взгляд, которым он привык оценивать каждого и всякого, получавшего доступ к Императору, был верен и остер, как и тогда. Итак он увидел мужчину почти двух тысяч лет, с узкими глазами и тонкими губами, типичными для Тиасы, но одетым, как и сказала повариха, во все серое; тем не менее свою одежду он носил с определенным достоинством, что даже напомнило Кааврену его друга Айрича. Именно это достоинство, как и обычные требования этикета, заставили Кааврена встать более проворно, чем он обычно делал, постоянно находясь в состоянии физической и умственной депрессии, а также низко поклониться, после чего он указал на кресло, в которое его посетитель мог сесть.

— Добро пожаловать, соплеменник, — сказал он. — Приветствую вас к Уайткресте. Ваша семья, если я правильно расслышал, происходит из Расколотого Каньона? Я, сам, из Кастлрока из Сороннаха, около истоков реки Йенди.

— А, неужели? В таком случае вы должны принадлежать семейству Шеллоубэнкс.

— Верно, Шеллоубэнкс и Дегуин.

— Ага, замечательно, так как, видите ли, мой отец считал клан Дегуинов своими кузенами, а один из двоюродных дедушек моей матери был женат на Сенду, которые — я уверен, что вы это знаете — являются отпрысками Шеллоубэнксов.

— Да, верно. И вы также можете отметить, что Графиня Уайткрест, моя жена, которая, без сомнения, через короткое время будет иметь честь встретиться с вами, получила свое имя, Даро, от младшей дочери кузины из клана Амзель, которые, если я не ошибаюсь, являются вашими близкими родственниками, так первый лорд Расколотого Каньона был братом первой леди Амзель, а они оба являются потомками Герцогини Форпикс.

— Да, истинная правда.

— Теперь, учитывая наши близкое родство, я рад вам вдвойне и надеюсь, что вы насладитесь посещением нашего замка. Кстати…

— Да, соплеменник?

— Не скажите ли вы мне, если можете, чему я обязан чести принимать вас?

Тевна поднял свой стакан (который появился во время этого обмена любезностями, но мы решили не упоминать этот факт, потому что не желали, чтобы читатель узнал информацию, обнаружившуюся в ходе разговора, даже на мгновение позже) и сказал, — Я с удовольствием сообщу вам причину моего визита, но я должен заранее предупредить вас, что мое дело не доставит вам ни радости ни веселья.

— Тогда это очень серьезное дело?

— Я сожалею, но должен сказать, что так оно и есть.

— Тогда, тем более, я хотел бы, чтобы вы почувствовали себя как можно более удобно, и тогда мне, в любом случае, будет легче услышать те неприятности, которые сопровождают любой серьезный разговор.

— Поверьте мне, я высоко ценю ваше желание.

— Тогда скажите мне, что привело вас в Уайткрест?

— Чума, — коротко сказал Тевна.

Кааврен аккуратно поставил свой стакан с вином на стол рядом с правым локтем. С того же самого стола он взял льняную салфетку, которой привык промокать губы, потом опять положил ее на стол и сказал, — Чума.

Тевна мрачно кивнул.

— Вы понимаете, — сказал Кааврен, — что когда мы говорим о Чуме, никакие шутки неуместны.

— Я рад, что вы понимаете это.

— Я более, чем понимаю это, так как я много раз видел ее: распухший язык, безразличный взгляд, постоянная испарина, краснота на коже. Я видел ее, так как кто в наше время может жить в большом городе и не видеть ее? Я надеюсь, что она прошла сорок лет назад, и больше не будет тревожить нас.

— Может быть, что и не будет, но, тем не менее…

— Что тем не менее?

— Есть признаки.

— Что за признаки?

— Те самые, которые вы только что так хорошо описали, вот только…

— Да?

— Только они еще не видны.

— Вы должны объясниться, — сказал Кааврен, — каким образом вы видите признаки, которые еще не видны; вы, надеюсь, понимаете, что это в высшей степени необычно. На самом деле даже более, чем необычно: это странно.