Константин Крылов - Нет времени

• Название: Нет времени
• Автор: Константин Крылов
• Издательство: Владимир Даль
• Жанр: Культурология
• Год: 2007
• ISBN: 5-902565-08-1

Константин Крылов — один из интеллектуальных лидеров российских "новых правых". Последовательный русский националист, радикальный критик российской политической и культурной реальности — и блестящий публицист и литератор, чье творчество стало одним из самых ярких явлений духовной жизни России начала нового века.

В сборнике представлены тексты, посвященные культуре в самом широком ее понимании — начиная от рецензий и литературных обзоров и кончая некрологами. Автору удается соединить крайнюю злободневность с глубиной мысли и обращенностью к "последним вопросам" человеческого бытия.

---

Успенский, прибегая к традиционному приёму — то есть поиску косвенных свидетельств и полагая, что искомое могло сохраниться на периферии данного культурного явления (в данном случае мата), ищет и находит ответ.

Мать е‑ал пёс (к этому представлению восходят известное русское сукин сын или польское пся крев). Наиболее важным для нас является представление об этимологической связи слов пёс и п—зда.[81]

Всё это указывает на имя искомого божества. Оно общеизвестно. Это П—здец.

Кажется, никто ещё не обращал внимания на уникальную структуру и парадоксальный смысл этого слова.[82] Прежде всего, мужское производное от сугубо женского по смыслу слова (что может быть более «женским», чем название женского полового органа!) уже могло бы насторожить. Значение этого слова ещё более любопытно, поскольку (при внимательном рассмотрении) выясняется, что оно является родовым для всех понятий, связанных с любыми бедами, несчастьями, смертью, крушением надежд или планов и т. п.: его значение шире, чем у любого из них. То есть «П—здец» является категорией, без владения которой полноценное русское языковое мышление едва ли возможно.[83]

С другой стороны, в языке присутствует явное представление о знании, которое даёт Пёс. Имеется в виду выражение собаку съесть, которое Успенский разбирает довольно подробно. В данном случае нам интересно само представление о том, что жертвоприношение пса[84] даёт магическую мудрость. Это явно угождение мудрому Х‑ю.

6. Теперь можно реконструировать исходную мифологему, или «основной миф» матерного мировоззрения, неявно присутствующего в нашем сознании. Это миф о вечной магической борьбе Х‑я и П—здеца за обладание Матерью Землёй. П—здец наступает на Земле, но Земля в конце концов его уничтожает. Пёс совокупляется с Землёй и пожирается ею.

Сам момент соединения Земли и Пса описывается как нечто ужасное. Земля стонет и кричит от боли (ср. упомянутые и непроинтерпретированные у Успенского представления о том, что Мать-Земля страдает и содрогается даже при произнесении матерного слова), горит (см. там же), живые существа и люди гибнут. В конце концов зубастое влагалище Земли, vagina dentata, разрывает на части Пса. Но, зачав от него, она вынуждена родить его потомка — то есть его же самого. (П—здец есть русский Дионис — умирающий и воскресающий бог). Какое-то время он мужает, питаясь людишками и причиняя беды. Наконец, он снова наступает везде — то есть посягает на свою мать, и всё повторяется.

Интересным коррелятом к вышесказанному являются изыскания Г. Гачева в области «русского Эроса»,[85] особенно о «чёрном чужеземце», периодически насилующем Русь, причём само это насилие всегда описывается как бедствие — и, с другой стороны, о Земле-П—зде, в конце концов загрызающей мучителя. Ни к какой «русской эротике» всё это отношения не имеет, зато имеет прямое отношение к основному мифу.

То, что П—здец рождается в земле, явствует из выражения знать, где собака зарыта, разбираемого Успенским довольно подробно.[86] хотя и не совсем правильно: из приведённых им же примеров ясно следует, что Земля выкидывает пса из своего лона, а обратно не принимает (объяснение этого факта «ритуальной нечистотой собаки» не вполне уместны).

7. Остаётся сделать некоторые замечания по символике П—здеца, взятой в её историческом развитии. Древнейшими, очевидно, следует считать образы Пса. Особенно любопытны тут атрибуты опричников Ивана Грозного, явно воспринимавшиеся как слуги злого бога.[87] Имеет смысл сравнить пёсьи головы, притороченные к сёдлам опричников, с псами Гекаты или Эринниями, «материнскими собаками», преследовавшими Ореста.

Гораздо более интересным и близким к нам по времени является символика красной звезды. Этот чисто магический знак в Советской России не имел (в отличии от серпа и молота и других коммунистических символов) конкретного автора[88] или он не установлен. Впрочем, серп и молот (эмблема, тоже имеющая некоторое отношение к нашей теме) был нарисован независимо друг от друга несколькими художниками,[89] что столь же определённо указывает на архетипичность образа, только проявившегося в массовом сознании.

Красная звезда — по традиционным оккультным представлениям женский символ.[90]

Красная пятиконечная звезда связана с розой (как шестиконечная — с белой лилией) и, в общем, может рассматриваться как символ женского полового органа. Её пять лучей соответствуют пяти наружным частям вульвы: большим и малым половым губам и клитору. Клитор, как не имеющий парного себе органа, символизируется центральным лучом звезды, не имеющим симметричного себе. При «нормальном» положении звезды (центральный луч сверху) конец п—зды (то есть П—здец!) является центром фигуры. (П—здец связан с клитором, как Х‑й с пенисом: это его атрибут).[91]

Не менее важным объектом, связанным с П—здецом, являлся мандат как документ, дающий чрезвычайные полномочия (то есть, по существу, — легальное право устроить п—здец где угодно и кому угодно). Само название этого документа воспринималось всеми как однозначно непристойное[92] — и именно в значении, связанном с мандой (т. е. п—здой).

Наконец, можно говорить о присутствии культа П—здеца в идеологии большевизма. В связи с этим можно спросить: действительно ли большевики хотели устроить (и устроили) революцию, то есть — буквально — переворот? Этот вопрос имеет принципиальное значение. Переворот — в чью бы то ни было пользу — вещь традиционная и вполне понятная. Но большевики этого не хотели. Они организовали не «смену власти», а самый настоящий п—здец, — что, разумеется, совсем не одно и то же. В этом смысле Октябрь было куда ближе к деяниям Ивана Грозного, нежели к Спартаку или Гарибальди.

8. Из этого всего достаточно ясно следует тот вывод, что главным — даже всенародным — божеством, занимающим центральное место в нашем подсознании (если уж не в сознании, наполненном х‑йнёй), является именно П—здец.

В частности, именно с ним связано странное — тоже общенародное — представление о непобедимости России и одновременно о вечной беде, в которой она пребывает.

Объясняется это просто. Русская земля — мать и супруга П—здеца. Он вечно присутствует здесь, и его царство людям, разумеется, в тягость. Пока враги не нападают на Русь, он спит в земле, отравляя её своим присутствием. Поэтому «ничего у нас не родится», всё идёт вкривь и вкось, всё падает из рук, — но жить ещё можно. Когда же Руси угрожает опасность, она выбрасывает П—здеца из своих недр — хотя, не желая этого, терпит до последнего, пока обнаглевший враг не подступит к самым стенам Кремля. П—здец наступает, разумеется, и для врага тоже. Противник, как правило, в ужасе бежит (характерно представление о русском морозе, якобы губящем захватнические армии: это явное, хотя и подсознательное, ощущение ледяного дыхания Пса), но после победы П—здец насилует Землю, пока она в муках не пожирает его, разрывая лоном на куски, и не начинает вынашивать в себе новый П—здец.

Отсюда же, как ни странно, и смешанное чувство отвращения и страха, которое питает Запад по отношению к России. Отсюда идёт П—здец, и они это чувствуют, если и не осознают явственно. Поэтому попытки уничтожить Россию, видимо, никогда не прекратятся.[93]

9. В качестве бонуса можно рассмотреть подобия П—здеца в иных культурах, желательно — максимально далёких от русской.

Я выбрал для сравнения китайскую и традиционную еврейскую культуры, как, во-первых, крайне далёкие от русской и, во-вторых, противоположные друг другу, хотя бы тем, что китайская культура ориентирована на пространство, а еврейская — на время.

10. Архаический Китай с его интересом к «счастливому» и «несчастливому», разумеется, не мог пройти мимо П—здеца как одной из основополагающих категорий бытия. Поскольку традиционная китайская культура основана на классификационных процедурах, можно задать вопрос о местопребывании П—здеца. При этом надо учесть, что все описания, данные в трактатах, ориентированы на «счастливое» и «благоприятное».

В качестве исходного возьмём такую пространственно-нумерологическую схему, как круговое расположение триграмм по Вэнь-вану.

Наиболее благой можно, очевидно, считать триграмму Земли (Кунь). Она считается выражением элемента Почвы («принимающей посев и дающей урожай»), связывается с благоприятными событиями (см. соотв. места в «И Цзин») и находится на юго-западе.