Пол Андерсон - Чёлн на миллион лет

• Название: Чёлн на миллион лет
• Автор: Пол Андерсон
• Жанр: Фэнтези

Роман «Челн на миллион лет» относится к лучшим из последних книг Пола Андерсона. С необычайной яркостью и точностью обрисованы в этом романе судьбы восьми бессмертных, прослеженные от глубокой древности — через наши дни — в отдаленное будущее.

---

Пока она чистила рану, он то и дело со всхлипом втягивал воздух, сдерживая крик боли. Покончив с перевязкой, Катя протянула юноше шоколадку, пообещав:

— Паек мы тоже поделим. У меня тут немного, но голод — это еще не главная наша трудность…

Перекусив, он немного оправился, сумел выдавить из себя бледную улыбку и произнес неуверенно:

— Ангел небесный, имя открой…

Катя проверила оба окна — ничего, только дальняя канонада.

— Я ангел? — ухмыльнулась она. — Да какой же ты после этого коммунист?

— А я не член партии, — скромно ответил он. — Хотел вступить, отец уговаривал, но… Ничего, после войны вступлю.

Катя поставила стул и села. Нет смысла все время торчать у окна: случись что-нибудь значительное, оно тотчас даст о себе знать на слух, настолько здесь тихо. А для страховки довольно выглядывать разок-другой каждые пять минут.

— Кто ты есть-то?

— Рядовой Петр Сергеевич Куликов. Шестьдесят вторая армия, — слабым голосом, но четко отрапортовал он. Катя негромко присвистнула.

— Куликов? Замечательное предзнаменование!

— А? Ты о чем? Ах да, Куликово поле. Где Дмитрий Донской разнес татар вдребезги. — Он вздохнул. — Но то ж когда было! Почти шестьсот лет назад…

Ей припомнилось, какое всех охватило ликование, когда эта весть дошла до ее деревни.

— Да, давненько. А в приметы верить нам теперь не положено, так ведь? — Она подалась вперед, с интересом вглядываясь в лицо юноши. Этот израненный, измученный, быть может, обреченный на смерть человек способен мыслить о чем-то еще, кроме собственных страданий! — Значит, ты помнишь дату битвы? Наверно, десять классов закончил?

— Я москвич. После войны хочу стать учителем, — он попытался выпрямиться, и голос приобрел даже некоторую звучность. — А ты кто такая, моя спасительница?

— Екатерина Борисовна Тазурина. Последнее из моих имен, последняя из освоенных мною личностей…

— Не место женщине на войне.

— Война не спрашивает. — Катя кое-как сдержала досаду. — Прежде чем попасть сюда, я партизанила. Потом мне дали форму, — впрочем, если я попадусь фрицам, это не составит никакой разницы, — а когда меня определили к лейтенанту Зайцеву, то произвели в сержанты. Сам понимаешь, снайперу нужна свобода действий.

Петр посмотрел на нее округлившимися от удивления глазами. Молва о Зайцеве шла по стране от края до края.

— Значит, ты на спецзадании, а не просто в засаде? Катя кивнула:

— Из дома Павлова пришла весточка. Понял, о чем я?

— Понял, конечно. Этот дом где-то тут неподалеку, в тылу у фрицев, а сержант Павлов и еще человек шесть держатся там с… кажется, с конца сентября, да?

Катя пропустила общеизвестные сведения мимо ушей; пусть себе выговорится, ведь он ранен, растерян и — ох, как он юн!

— Они поддерживают с нами связь, — пояснила она. — По их наблюдениям получается, что фашисты вроде как собираются двинуться в наступление. Мне не говорили, по каким приметам так решили, да и не к чему мне это знать, а просто послали сюда вести наблюдение и доложить обо всем, что замечу.

— И ты как раз проходила мимо, когда… Мне невероятно повезло. — Он чуть не заплакал. — Бедные ребята…

— Что с вами случилось?

— Мы были в дозоре. Наша часть сейчас стоит у частных домиков южнее Мамаева. Все было тихо, мы и не подозревали ни о чем… — Петр порывисто вздохнул. — Вдруг стрельба, крики, как-то все сразу… Ребята попадали — справа, слева… По-моему, я один остался… живой… через пару минут. И рука вот… Что мне еще оставалось, кроме как бежать?

— Сколько было немцев? Откуда появились? Как вооружены?

— Не знаю… Все было так быстро, — он прикрыл лицо ладонью, — так ужасно!

Катя сердито прикусила губу.

— Если ты в шестьдесят второй, то уже не первый месяц в бою. Вы отступали… от Острова, что ли? Пол-России прошли, пока оказались здесь, — а ты до сих пор не научился видеть, что творится вокруг!

— Я могу, могу попытаться вспомнить, — он взял себя в руки.

— Так-то лучше! Не торопись, подумай. Спешить нам некуда. Если нас отсюда не выбьют, будем сидеть, пока не увидим то, что нужно штабу, — уж и не ведаю, что именно.

Она опять обошла окна, вернулась и взяла Петра за здоровую руку. Теперь, когда прямая опасность миновала, организм юноши требовал только сна, сна и сна — но сон пока что оставался непозволительной роскошью. Да, его покалечило, но рана не свалит его с ног, он достаточно молод и силен, выдюжит. К тому же Катя заметила, что ее женственность помогает Петру собраться с силами.

Крупица за крупицей, удалось составить более или менее связный рассказ. Похоже, фашисты были в разведке — отряд небольшой, но по силам превосходящий отделение Петра, — и не упустили возможности напасть на ребят из засады.

Совершенно очевидно, что им нужен был «язык». Оставалось угрюмо надеяться, что этот мальчик оказался действительно единственным оставшимся в живых.

Глубокая разведка однозначно свидетельствует о подготовке крупной наступательной операции. Отсюда вопрос: нельзя ли считать задание выполненным и как можно скорее вернуться с полученными сведениями обратно? Разумеется, когда отделение не вернется, выславший его в дозор командир догадается, что стряслась беда, — но это еще когда будет! Так или иначе, рассказ Петра не перевесит информации, какую можно собрать на этом наблюдательном пункте.

Может, послать самого Петра? Если не доберется, Красная Армия почти ничего не потеряет — разве что юноша попадет в плен. Сможет ли он вынести пытки, или надломленное тело предаст его и заставит предать ее? Не стоит искушать судьбу — да и нечестно это по отношению к раненому.

Помогая ему восстановить пережитое, которое он бессознательно стремился загнать подальше, Катя вдруг ощутила странную близость к этому мальчику. А позже, когда они ужинали хлебом и водой, Петр застенчиво поинтересовался:

— Ты здешняя, Катерина Борисовна?

— Нет. Мои родные края далеко отсюда.

— Я так и подумал. Говор у тебя какой-то такой… вроде украинского, но, по-моему, не совсем.

— У тебя острый слух, — заметила она, ощутив неожиданное поползновение сказать правду. А почему бы и нет? И нечего делать тайну из пустяка… — Я казачка.

От удивления Петр расплескал воду. Неуклюже утершись ладонью, переспросил:

— Казачка?! Но… но ты кончила школу, я же слышу по разговору…

— Ну полно! — рассмеялась она. — Ты что, в самом деле? Думал, что мы племя диких наездников?

— Я не о том…

— Пожалуй, у нас в школах учат даже немножко лучше, чем везде. То есть так было до сорок первого… — Выглянувший на мгновение светлый проблеск вновь затянули свинцовые тучи войны. — До революции большинство наших были землепашцами, рыбаками, купцами, освоителями Сибири. У нас были свои установления, обычаи… — И чуть слышно добавила: — А еще воля.

Потому-то я и пристала к ним, когда бросила учить послушниц вышивке в киевской монастырской школе, мысленно продолжила Катя нечаянную исповедь. Потому-то и оставалась с ними, и была одной из них чуть не с самых первых их поселений четыреста лет назад. Пестрые компании уроженцев Европы и Азии продвигались вдоль великих рек в бескрайние степи на юге, с оружием в руках противостояли татарам и туркам, а со временем научились и бить этих древних врагов русского народа на их же землях. Но чаще казаки были справными мелкими хозяевами — да просто вольными людьми. Да, и женщины тоже; пусть и не столь вольными, как мужчины, но куда вольнее, чем в иных местах. А я всегда жила своим умом, и когда слишком засиживалась на одном месте, не составляло труда начать новую жизнь в новой станице…

— Так-то оно так, — выпалил Петр. — Извини меня. Ты в нашей армии, ты патриотка. А я слыхал, ну, что казаки всем скопом подались к фашистам.

— Есть такие, — помертвевшим голосом сказала Катя. — Но их мало, уж поверь мне. После того, что нам довелось пережить…

Сперва-то мы не знали, добавила она про себя. Комиссары твердили нам, что надо бежать, а мы не трогались с места. Они умоляли, они расписывали ужасы и разрушения, которые несут бесчинствующие орды гитлеровцев. «Новые коммунистические враки», — щерились мы. А потом из-за горизонта выкатили немецкие танки, и мы убедились, что на сей раз комиссары говорили правду. Бесчинства коснулись не только нас. Та же участь постигла народ Украины — не казаков, их там не осталось, а простых малороссов, — люди были доведены до такого отчаяния, что пошли биться рука об руку с коммунистами. И все же, все же — да, многие и многие тысячи пошли работать к немцам или даже служить в их войсках. Потому что видели в немцах освободителей.

— Не забывай, — торопливо произнесла она, — у казаков издавна повелось бороться с захватчиками и восставать против тиранов.

Литовские князья были далеко и не трогали нас, их устраивало положение номинальных правителей. А вот польские короли пытались закабалить нас, то и дело подталкивая к бунтам. Потом Хмельницкий заключил союз с Россией, а когда гетманом стал Мазепа, то вскоре пошел на поводу у шведов, понадеявшись, что они принесут Украине освобождение от русских царей. В конце концов казаки помирились с царем, он уже не пытался загнать нас в ярмо, но тут власть перешла к большевикам…[40]