Фредерик Браун - ЧУЖАЯ АГОНИЯ Сборник научно-фантастических рассказов

• Название: ЧУЖАЯ АГОНИЯ Сборник научно-фантастических рассказов
• Автор: Фредерик Браун
• Издательство: "Отечество"
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1991

Сборник знакомит c творчеством популярных английских и американских писателей-фантастов. В него вошли рассказы известных писателей Клиффорда Саймака, Артура Кларка, Рэя Брэдбери, а также произведения других авторов, переводы которых редко публиковались в отечественной литературе.

---

Ему было жаль, что он не мог выразить изготовителям приемника благодарность, которой они заслуживали. Тихое шипение из громкоговорителя напоминало ему о «Би-би-си», о девятичасовых выпусках новостей и о симфонических концертах, обо всем, что он принимал как само собой разумеющееся в том мире, который ушел в небытие. Еле сдерживая нетерпение, он обшарил все диапазоны, но нигде не было ничего слышно, кроме вездесущего шипения. Это расстроило его, но не очень: он помнил, что настоящее испытание начнется поздно вечером. Пока же он сможет поискать что-нибудь полезное для себя в близлежащих магазинах.

На закате он вернулся в маленькую комнатку. Как только солнце село, в сотне миль над его головой тонкий и невидимый глазом слой Хэвисайда начал подниматься вверх, к звездам. Так происходило каждый вечер в течение миллионов лет. Человек использовал этот слой для своих целей, чтобы передавать по всему миру послания вражды и мира, тривиальные сообщения и звуки музыки, когда-то названной бессмертной.

Медленно, с огромным вниманием, профессор Миллворд начал крутить ручку настройки в коротковолновых диапазонах, которые лет тридцать назад представляли собой какофонию из кричащих голосов и пронзительной морзянки. Когда он слушал, слабая надежда, которую он осмелился лелеять в сердце, вновь начала таять. Лишь легкий треск грозовых разрядов где-то на другом конце света нарушал эту невыносимую тишину. Человек отказался от своего последнего завоевания.

Вскоре после полуночи батареи сели. У Миллворда не было ни малейшего желания искать новые, поэтому он закутался в меха и заснул тревожным сном. Он нашел утешение в мысли о том, что, не получив доказательств своей гипотезы, он, тем не менее, и не опроверг ее.

Холодные лучи солнца затопляли одинокую белую дорогу, когда он пустился в обратный путь. Он очень устал, так как мало спал, и сон его нарушался неотвязной мыслью о возможном спасении. Тишина внезапно была прервана отдаленным грохотом, разносившимся над заснеженными крышами. Он исходил — сейчас в этом не было никакого сомнения, — из-за северных холмов, где когда-то находилась спортивная арена. С крыш зданий, стоявших по сторонам улицы, шурша, сошли небольшие снежные лавины, и вновь воцарилась тишина.

Профессор Миллворд стоял неподвижно, взвешивая, оценивая, анализируя. Звук был слишком слаб для обычного взрыва (он опять мечтал), это было не что иное, как отдаленный грохот ядерного взрыва, уничтожающего и разбрасывающего за один раз миллионы тонн снега. Надежды вновь ожили, а ночные разочарования начали затухать.

Эта секундная пауза чуть было не стоила ему жизни. Откуда-то из переулка в его поле зрения ворвалось что-то громадное и белое. В течение какого-то мгновения его мозг отказывался осознать реальность видимого; потом паралич прошел, и он лихорадочно схватился за свой бесполезный револьвер. Прямо на него, переваливаясь и мотая головой в гипнотическом змееподобном движении, медленно шел белый медведь.

Он бросил все свои вещи и побежал, путаясь в снегу, к ближайшим зданиям. К счастью, вход в метро находился всего в каких-нибудь пятидесяти футах. Стальная решетка была закрыта, но он помнил, что много лет назад сломал замок. Желание оглянуться назад было нестерпимым, так как он не слышал ничего, что могло бы подсказать, как далеко находится его преследователь. Одно ужасное мгновение железная решетка сопротивлялась его окоченевшим пальцам. Потом она неохотно подалась, и он протиснулся сквозь образовавшуюся узкую щель.

Внезапно на него нахлынуло нелепое детское воспоминание о том, как однажды он увидел хорька-альбиноса, беспрестанно метавшегося по проволочной сетке, со всех сторон обтягивавшей клетку. Теперь он видел такое же змеиное изящество, только в чудовищной форме. Огромный белый медведь, ростом вдвое больше человека, встав на дыбы, в бессильной ярости бросался на решетку. Металл гнулся, но не поддавался; потом зверь опустился на четыре лапы, глухо зарычал и, переваливаясь, двинулся назад. Пару раз он ударил лапой по лежавшему на снегу рюкзаку, откуда выкатилось несколько банок консервов, и исчез так же бесшумно, как и появился.

Потрясенный профессор, двигаясь короткими перебежками, от одного укрытия к другому, достиг университета через три часа. После многих лет он вновь был не одинок в этом городе. Он подумал о том, нет ли здесь других «гостей», и в тот же вечер получил ответ. Перед самым заходом солнца он вполне ясно услышал волчий вой откуда-то со стороны Гайд-парка.

К концу недели ему стало ясно, что происходит миграция животных Севера. Однажды он увидел северного оленя, бегущего к югу; его преследовала безмолвная волчья стая. Часто среди ночи раздавались звуки смертельной схватки. Он удивлялся, что столько живых существ все еще обитали в белой пустыне между Лондоном и Северным полюсом. Сейчас что-то неумолимо гнало их на юг, и мысль об этом заставляла профессора волноваться все сильнее. Он не мог поверить, что уцелевшие звери спасаются от чего-нибудь другого, кроме человека.

Напряженное ожидание начало сказываться на его психике: он часами сидел в холодных лучах солнца, закутавшись в меха, мечтал о спасении и размышлял о пути, по которому люди могут возвратиться в Англию. Возможно, экспедиция переправилась из Северной Америке по льду через Атлантику. Возможно, это заняло не опии год. Но почему они забрались так далеко на север? Его любимым объяснением было то, что ледяные торосы Атлантики дальше к югу были недостаточно безопасны для тяжелых машин.

Тем не менее, одна вещь никак не поддавалась удовлетворительному объяснению. Не было никакой воздушной разведки; трудно было поверить, что умение летать было утеряно.

Время от времени он прохаживался вдоль рядов книг, шепотом разговаривая с каким-нибудь любимым томом. Были книги, которые годами он не осмеливался открыть, так как они слишком остро напоминали ему о прошлом. Но сейчас, когда дни становились длиннее и светлее, он иногда снимал с полки томик поэзии и перечитывал нравившиеся ему стихотворения. Потом он подходил к высоким окнам и, стоя над коньками крыш, выкрикивал волшебные слова, как будто бы они могли снять заклятье, висящее над миром.

Сейчас стало теплее, словно духи лета вернулись в свое былое обиталище. Целыми днями температура держалась выше точки замерзания, и во многих местах сквозь снег начали пробиваться цветы. То, что двигалось с севера, все приближалось: несколько раз в день над городом разносился загадочный рев, вызывавший сползание снега с тысяч крыш.

Накануне вечером давно забытый им враг захватил последние рубежи обороны, и теперь готовился к решающему штурму. Как только Миллворд увидел этот смертоносный блеск на гребне обреченных холмов, он понял, что означал звук, неуклонно нараставший в течение последних нескольких месяцев. С севера, вновь отвоевывая когда-то оставленные территории, грозно и неумолимо полз ледник.

EX OBLIVIONE[1] Х. П. Лавкрафт

Когда настали мои последние дни и безобразные мелочи жизни стали подталкивать меня к безумию, подобно маленьким капелькам воды, которые палачи заставляют падать непрерывной чередой в одну точку на теле их жертвы, я полюбил лучезарное прибежище сна. В своих грезах я находил немного той красоты, которую тщетно искал в реальной жизни, и бродил по старым садам и заколдованным лесам.

Однажды, когда веял нежный ароматный ветерок, я услышал зов Юга и отправился в бесконечное томное плавание под незнакомыми звездами.

В другой раз, когда шел легкий дождь, я плавно скользил на барже по темному подземному потоку, пока не достиг другого мира, мира багровых сумерек, радужных деревьев и неувядающих роз.

Я гулял по золотой долине, которая вела к тенистым рощам с развалинами храмов и заканчивалась у мощной стены, покрытой зеленью старого винограда, в которой пряталась небольшая бронзовая калитка.

Много раз я гулял по этой долине, все дольше и дольше задерживаясь в радужном полумраке, где причудливо изгибались гигантские кривые деревья, и от одного ствола к другому расстилалась влажная серая земля, местами обнажая заплесневелые камни погребенных под ней храмов. И всегда целью моих грез была заросшая виноградом стена с маленькой бронзовой калиткой.

Через некоторое время, когда дни пробуждения стали все более и более невыносимыми из-за серости и однообразности, я часто плыл по долине и тенистым рощам в наркотическом покое, думая о том, как бы навсегда поселиться здесь, чтобы не уползать каждый раз обратно в этот скучный мир, лишенный всякого интереса и новых цветов. И когда я смотрел на маленькую калитку в мощной стене, мне казалось, что за ней простирается целая страна грез, из которой, если войти туда, уже не будет возврата.

И так каждую ночь во сне я стремился найти скрытый в увитой лозой стене запор калитки, хотя он был великолепно замаскирован. И я говорил себе, что пространство за стеной было не просто более реальным, но и более прекрасным и лучезарным.