Ларри Макмертри - Ласковые имена

• Название: Ласковые имена
• Автор: Ларри Макмертри
• Издательство: ОЛМА-Пресс
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-87322-245-2

Роман повествует о сложных, интересных и забавных отношениях между матерью и дочерью. Аврора Гринуэй, «веселая вдова», все свои полвека с лишним занималась единственным, захватывающим и увлекательным делом: привлечением на свою орбиту возможно большего числа поклонников. Ее бурные и краткие, либо, напротив, долгие и глубокие романы служили своеобразным укором ее дочери Эмме.

---

– О нем некому будет заботиться. Полжизни я в отъезде. Завтра я отправляюсь в Альберту. Если бы у меня был дом, я бы о нем беспокоился. Может, я бы тогда еще больше дергался?

– В Альберту, в Канаду? – уточнила Аврора. – И что там?

– Нефть. Я не могу много летать самолетом. У меня уши закладывает. Я обычно всюду добираюсь на машине.

К удивлению Авроры, он нашел ее улицу, не сделав ни единого лишнего поворота. Это была коротенькая улица, всего один квартал, и многим гостям Авроры не удавалось ее найти, даже имея точные инструкции.

– А, вот мы и на месте, да? – произнесла она, когда они подъехали к дому. – Просто не верится, что вы нашли мою улицу с первой попытки.

– Ничего удивительного, мэм, я часто играю в покер в этой части города.

– Не нужно звать меня мэм, – заметила Аврора. – Вообще, я бы предпочла, чтобы вы так ко мне не обращались. Мне никогда не нравилось такое обращение. Гораздо лучше звать меня Аврора.

Однако ей пришло в голову, что в дальнейшем у него не будет нужды обращаться к ней. Она дома – вот и все. Он наутро уезжает в Альберту и трудно сказать, когда вернется. Естественно, она не могла спросить его, что он собирается делать потом.

Безо всякого предупреждения она стала падать духом. Удовлетворение, которое она испытала, сидя в «линкольне», было вызвано, по-видимому, тем, что там были удобные сиденья, а может быть, и тем, что Вернон, хотя и дергался, оказался человеком доброжелательным и непридирчивым, являя собой приятный контраст с Гектором Скоттом. Вернон, казалось, был не обидчивым, что было Авроре в новинку. Мужчины, с которыми она встречалась, часто обижались почти сразу же.

Почему-то при виде своего красивого дома она расстроилась. Приятная часть дня закончилась, и остались воспоминания. Рози, конечно, уже ушла, и не с кем будет даже поговорить. Ее мыльные оперы прошли, и даже если Эмма позвонит, то телефонный разговор с пересказом обстоятельств аварии во всех подробностях дольше, чем на час не растянешь. Так что весьма скоро ей останется лишь созерцать свои счета, а платить по счетам, сидя в пустом доме, очень неприятно.

И поблизости не будет ни души, чтобы отвлечь ее. Кроме того, она знала, что оставшись одна, сразу же начнет волноваться, как доставить машину домой, что будет в полиции, что с генералом Скоттом, появятся и другие поводы для беспокойства, которые не выплыли бы, если бы она не осталась одна.

На секунду, глядя на Вернона, она задумалась, не пригласить ли его поужинать и поговорить с ней, пока она будет заниматься счетами. Ужин был бы хорошим ответом на его любезность, ведь он не только привез ее домой, но и спас от полиции; но предложение побеседовать с ней, пока она занимается счетами, могло показаться, мягко говоря, нетрадиционным и чересчур смелым. Очевидно, что Вернон не был окружен дамами, иначе он не жил бы в машине. Кроме того, если он собирался в Канаду, то у него наверняка на последнюю минуту было отложено множество дел, – как это бывало у нее, когда она куда-то собиралась.

Что в нем вызывало ее расположение, так это, может быть, лишь то, что он сумел сразу же найти ее улицу, но она знала, что при всем своем расположении к нему она не может действовать вопреки условностям. Достаточно, что начало их знакомства было очень далеко от принятых норм. Она совсем сникла.

Вернон ожидал, когда она выйдет, но она все сидела в машине. Тогда ему пришло в голову, что он, наверное, должен выйти, чтобы открыть перед ней дверь. Он посмотрел, чтобы понять, правильно ли ее понял, и заметил, что она грустна. Она же выглядела такой счастливой всего минуту назад. При виде ее обреченного выражения лица он ужаснулся. Он очень много знал о нефти, но почти ничего о женской грусти. Это его напугало.

– В чем дело, мэм? – сразу же спросил он. Аврора смотрела на свои кольца. Ее пальцы украшали топаз и опал.

– Не понимаю, почему вы не зовете меня Авророй, – сказала она. – Это имя очень легко выговаривается.

Она подняла глаза на Вернона, который дернулся и смутился. Он был так смущен, что на него было больно смотреть. Совершенно очевидно, что он вообще не имел дела с женщинами. Аврора почувствовала некоторое облегчение, а вместе с ним, решимость действовать наперекор стереотипам.

– Я должен к этому привыкнуть, миз Гринуэй, – сказал он. – Это нелегко.

Аврора пожала плечами.

– Ладно, – согласилась она, – хотя это вообще-то абсолютно легко, все-таки обращение «миссис Гринуэй» заключает в себе некоторый прогресс. «Мэм» наводит на мысль о сельской учительнице, а я от этого амплуа очень далека. Хотя не знаю, зачем я все это говорю, если вы сегодня все равно уезжаете и покидаете меня. Уверена, что вы с радостью уедете в Альберту, лишь бы подальше от меня.

– Вовсе нет, – возразил Вернон и сконфузился.

– Нет, – снова повторил он.

Аврора посмотрела на него. Она знала, что поступает жестоко, она знала, что он такой приятный человечек, – но все же посмотрела. Вернон не понимал, что происходит. Он заметил, что его пассажирка странно глядит на него, словно ожидает от него чего-то, а он понятия не имеет чего. Но взгляд ее говорил, что все зависит от него и что это очень важно. Его машина, обычно такая уютная и пустая, вдруг показалась ему камерой высокого Давления, источником которого служил взгляд миссис Гринуэй. По ее лицу можно было предположить, что она вот-вот расплачется, или рассердится, или очень огорчится, – он не знал, что именно с ней произойдет. Все будет зависеть от него. Наконец, она перестала смотреть ему в глаза.

Вернон почувствовал, что на лбу у него выступает холодный пот, а ладони, наоборот, пересыхают. Он совсем не знал эту леди, ничем ей не был обязан, но вдруг ему показалось, что он почему-то перед ней в долгу. Во всяком случае, ему захотелось быть ее должником. На лице у нее были морщинки, которые он раньше не заметил, но это были очень милые морщинки. Ему не хотелось, чтобы она грустила или сердилась. Давление нарастало, он не знал, что раньше разойдется по швам: машина или он сам, и он ощутил такую тягу к суетливости, что выдернул бы себе все пальцы в десять секунд, если бы не знал, что именно это делать не следует.

Аврора снова стала пристально смотреть на него, она крутила кольца на пальцах, словно ждала чего-то, глядя на него в упор. Вернону казалось, что все вдруг изменилось. Всю жизнь он слышал, что однажды появится женщина, которая перевернет всю его жизнь, и вот эти предсказания сбылись. Он никогда не верил, что перемена может произойти так стремительно, и вот она произошла. Все преобразилось и не постепенно, а сразу. Его прежняя жизнь закончилась, когда он остановил машину, и его прежнее существование утратило всякий смысл. Остановка произошла так стремительно, что у него захватило дыхание. Он почувствовал, что в будущем не увидит и не захочет видеть никакого другого лица, кроме лица этой женщины, пристально глядящей на него. Он был так поражен, что даже высказал свои чувства вслух.

– О Боже, миссис Гринуэй, я в вас влюбился – как щенок. Что мне делать?

Чувство, стоявшее за этой фразой, не ускользнуло от Авроры; его слова выдавали душевное волнение, и она ощутила, как они пробивались из глубины души, преодолевая удивление и страх.

Она немедленно расслабилась, хотя удивилась, даже была поражена, отчасти потому, что подобные фразы и чувства были ей незнакомы, отчасти сознавая, что они-то ей и требовались в данный момент. В своем одиночестве, пережив временную растерянность, она как бы истощила в себе все силы и нуждалась в любви единственного мужчины, оказавшегося под рукой; и вот перед ней, как на ладони, Вернон с его обветренным, веснушчатым и испуганным лицом.

Улыбнувшись ему, она словно попросила минуту подождать, и несколько секунд смотрела в сторону, на сосны, которые росли за ее домом, и пролившийся на них солнечный свет. Было поздно, солнце клонилось к закату; свет, профильтрованный через их ветви, падал, образуя во дворе длинные тени. Поглядев на Вернона, она снова улыбнулась. Другие ее поклонники тоже делали ей предложения, но они боялись произносить такие слова, все они, даже Альберто, говоривший их тридцать лет назад. Она хотела на секунду накрыть своей ладонью пальцы Вернона, чтобы показать, что способна откликнуться на его чувства, но он отпрянул, испугавшись не на шутку, и она, улыбнувшись, отступила.

– Вернон, я в ужасе, вы уже, наверное, успели это заметить. Я во второй раз за день сбила вас, в первый раз это, правда, сделала моя машина. Вы стали дергаться, словно в агонии, мне кажется, это оттого, что вы так много времени проводите, сидя в своей машине.

Не хотите ли выйти и прогуляться со мной по двору, пока он так красиво освещен? В это время дня я всегда гуляю во дворе, и мне кажется, вам бы тоже не помешало размяться.

Бросив взгляд на дом, Вернон пытался представить себе, как он выберется наружу и пройдет мимо него, но не мог. Он был слишком потрясен, хотя ему начинало казаться, что жизнь может продлиться и подольше: миссис Гринуэй улыбалась ему и уже не выглядела такой убитой. Ему пришло в голову, что она не расслышала его слов. Иначе она, может быть, перестала бы улыбаться. Подумав это, он ощутил нестерпимое беспокойство. В создавшемся новом положении ожидание и неопределенность были невыносимы. Он должен знать правду – и немедленно.