Ларри Макмертри - Ласковые имена

• Название: Ласковые имена
• Автор: Ларри Макмертри
• Издательство: ОЛМА-Пресс
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-87322-245-2

Роман повествует о сложных, интересных и забавных отношениях между матерью и дочерью. Аврора Гринуэй, «веселая вдова», все свои полвека с лишним занималась единственным, захватывающим и увлекательным делом: привлечением на свою орбиту возможно большего числа поклонников. Ее бурные и краткие, либо, напротив, долгие и глубокие романы служили своеобразным укором ее дочери Эмме.

---

– Мне все равно его жалко, – сказала Эмма. – Я не хотела бы любить того, кто мне не достанется.

– Что бы ни думала молодежь, а в этом есть хоть какой-то жизненный стимул. Еще хуже, если тебе достанется супруг, когда окажется, что ты уже не можешь любить, когда все сделано и все сказано.

Эмма на минуту задумалась.

– Интересно, где я окажусь, когда все будет сделано и сказано, – сказала она.

Аврора не ответила – она прислушивалась к ночным звукам. В это время ей уже ничего не хотелось, разве еще ложечку супа, ничего больше не было нужно. Мало что так успокаивало ее, как сознание, что еда хорошо приготовлена и с толком съедена, посуда помыта и в кухне чисто. Когда она бывала в таком настроении, его было трудно испортить. Она взглянула на Эмму и заметила, что та смотрит на нее.

– Ты что?

– Ничего, – сказала Эмма. Ее мать так часто доводила ее до бешенства, что было почти невыносимо думать о ней, как об обычной женщине, не менее, а то и более нормальной, чем сама Эмма. Наблюдая, как Аврора ведет себя с Альберто, Эмма вдруг поняла, что у ее матери есть какая-то жизнь, о которой она, Эмма, почти ничего не знает. Что они делали с Альберто, когда тот был моложе и еще пел? Чем она занималась двадцать четыре года, пока была замужем? Мать с отцом для нее просто были, – как деревья на заднем дворе, – объекты природы, но не любопытства.

– Эмма, ты как будто хитришь, – заметила Аврора. – Так не годится.

– Вовсе нет. Я не знаю, что еще спросить.

– Як твоим услугам, если ты придумаешь, пока я не пошла спать.

– Кажется, меня интересует, что тебе больше всего правилось в папе. Мне пришло в голову, что я даже этого о вас не знаю.

Аврора улыбнулась.

– Он был высокий. Это достоинство не всегда проявлялось, поскольку большую часть своей жизни он просидел в кресле, но когда мне удавалось его поднять на ноги, это его очень украшало.

– Мне кажется, этого маловато для двадцати четырех лет. Если нет, на мой вкус, это противно.

Пожав плечами, Аврора облизала ложку.

– А мне показалось противно, что одна неприличная на вид машина была припаркована сегодня утром на твоей улице. Дэниел обнаружит куда большее изящество манер, если в следующий раз, когда надумает пробраться к тебе на заре, оставит ее на общественной стоянке.

– Мы говорим не об этом, – быстро перебила Эмма. – Это совершенно не относится к делу.

– Относится, если дело во вкусе, – возразила Аврора. – Ты слишком романтична, Эмма, и если не будешь осторожной, то это приведет тебя к неприятностям, а возможно, и разрушит твою жизнь.

– Не понимаю, о чем ты.

– Ты не стараешься понять. Ты надеешься сохранить самые дорогие тебе понятия, в мои времена их называли иллюзиями, но тебе это не удастся. Во-первых, боюсь, что ты чересчур недооцениваешь внешность. Мне нравилась внешность твоего отца, а поскольку он никогда в жизни не работал достаточно тяжело и не имел особенно сильных переживаний, ему удалось сохранить ее на все двадцать четыре года, что меня радовало, хотя бы каждый раз, когда он вставал. Кроме того, у него были хорошие манеры и мягкий характер, и он никогда не пытался меня побить. Вообще из-за лени он не был склонен к непослушанию, поэтому в основном мы с ним ладили.

– Все, что ты говоришь, очень туманно. В твоем рассказе нет глубины.

– Насколько я помню, мы говорили о долголетии, – Аврора снова улыбнулась. – Мне и в голову не пришло, что речь идет о глубине.

– Да, – сказала Эмма. В ней поднималось тревожное и не совсем приятное чувство, которое часто возникало, когда ее мать начинала ее учить в своей странной манере. В такие минуты ей казалось, что она как бы сокращается в размерах, возвращается в детство. Это было ей неприятно, но к ее неудовольствию, оставалось в этом и что-то приятное. Все-таки мать всегда была рядом, какие бы трудности ни возникали.

– Эмма, ты выражаешься очень небрежно, не заканчиваешь предложения, – попеняла ей Аврора. – В лучшем случае, твою речь можно назвать неопределенной, мне кажется, ты должна стараться говорить законченными фразами. Ты все время говоришь что-нибудь вроде «Да», и не продолжаешь свою мысль. Люди будут думать, что ты страдаешь интеллектуальным вакуумом.

– Иногда страдаю, – призналась Эмма. – А почему я обязана говорить законченными предложениями?

– Потому что только на них сосредоточивается внимание. А неопределенные высказывания пропускаются мимо ушей. Кроме того, потому что ты собираешься стать матерью. Люди, которым не хватает решимости закончить высказывание, едва ли могут набраться ее, чтобы воспитать детей. К счастью, в твоем распоряжении еще несколько месяцев, за которые ты можешь поупражняться.

– Так что мне надо делать? Стоять перед зеркалом и произносить законченные предложения?

– От этого тебя не убудет.

– Я вовсе не собиралась разговаривать о себе. Я бы хотела поговорить о вас с папой.

Аврора несколько раз покачала головой, чтобы размять шею.

– Я совсем не против. Я сегодня необычайно добрая, может быть оттого, что пила свое вино, а не позволила Альберто накачать меня какой-нибудь его дрянью. Может быть как раз от доброты я не уловила смысла твоих вопросов, если они его содержали. А может быть, ты опять же выразилась слишком неопределенно, и я тебя поэтому не поняла.

– Ах, мама. Я хотела знать, что ты по-настоящему чувствовала.

Аврора слегка покачала головой и помахала пустой ложкой. – Милая моя, если говорить иносказательно, то несомненно в этом мире существует множество зданий, которые строили на пустотелых фундаментах.

Как тебе известно, когда я добрая, и воздух обладает приятной тяжестью, я люблю выражаться иносказательно. Многие здания, некоторые из которых даже выше, чем твой отец, готовы обрушиться от нескольких пинков разумной тяжести. Я и сама еще способна давать пинки разумной тяжести, уверяю тебя. Что касается твоего вопроса, к счастью, правильно построенного с точки зрения грамматики, хотя и не обнаруживающего особого блеска по смыслу, могу ответить вполне определенно, должна тебя заверить, что не расстроюсь, если больше не услышу от тебя словосочетание «по-настоящему чувствовала». Она смотрела дочери прямо в глаза.

– О'кей, о'кей, забудь об этом, – сказала Эмма.

– Подожди, я еще не закончила. Может быть, впереди у меня еще остались непокоренные вершины. Насколько мне известно, дорогая, хорошая грамматика обеспечивает лучшее основание для твердого характера, чем, – кавычки, – настоящее чувство, – кавычки закрываются. Не могу поручиться со всей уверенностью, но у меня есть такое подозрение. Если хочешь знать, я также подозреваю, что твоему отцу повезло, что ни один из моих обожателей не обнаружил способности давать пинки. Я всегда считала, что разница в судьбе грешника и невинного происходит от силы соблазна.

– Так что же тогда нужно?

– К моему несчастью, на то, что нужно, трудно набрести.

– Мне кажется, в этом есть какая-то загадка.

– В чем?

– В том, что нужно.

Аврора несколько едко улыбнулась дочери.

– Остается надеяться, что твой блестящий молодой друг окажется тем, что нужно, если ему придется тебя содержать, как он оказался тем, что нужно, когда речь шла о соблазнении.

Вспыхнув, Эмма вскочила.

– Заткнись, – закричала она. – Он уехал. Я не знаю, вернется ли он когда-нибудь. Мне хотелось увидеться с ним всего лишь раз. Он старый друг, что в этом плохого?

– Мне кажется, я не говорила, что в этом есть что-то плохое, – возразила Аврора.

– Ничего и не было. Что ты здесь сидишь со своими законченными предположениями? Я ненавижу хорошую грамматику, а тебя считаю ужасной. Спасибо за обед.

Аврора помахала ложкой, улыбаясь дочери, которая была в ярости.

– Да, благодарю за то, что ты меня навестила, родная. Ты очень удачно выбрала платье.

Несколько секунд они смотрели друг на друга.

– Ну и хорошо, раз ты не желаешь мне помочь… – выпалила Эмма и тут же пожалела о своих словах.

Аврора окинула дочь холодным взглядом.

– Я очень сомневаюсь, что могла бы не прийти тебе на помощь, если бы ты меня попросила. Более вероятно, что ты из упрямства не обратишься ко мне, когда это потребуется. Мне бы хотелось, чтобы ты села на место. Вообще-то я бы не возражала, если бы ты осталась у меня на ночь. Если ты поедешь домой, то наверняка будешь расстраиваться.

– Конечно, буду. Я могу расстраиваться, когда захочу.

– Послушай! – сказала Аврора повелительным тоном.

Эмма прислушалась, но услышала только хлопанье крыльев, доносившееся из птичьего домика.

– Это мои ласточки. Боюсь, что ты их потревожила. Они очень возбудимые.

– Я пошла. Спокойной ночи.

Когда за ней закрылась дверь, Аврора пошла на кухню и помыла суповую миску и ложку. Потом она вернулась во внутренний дворик и прошла на задний двор. Ласточки все шумели в своем домике, а она постояла около них, тихо напевая, как часто делала по ночам. Думая об Эмме, она пришла к выводу, что не хотела бы стать моложе. Если разобраться, то у молодости не так уж много преимуществ. С удовольствием стоя босиком, она прислонилась к птичьему домику, пытаясь сообразить, что могло бы вызвать у нее желание начать жизнь с той ступени, на которой стояла ее дочь. Она ничего не смогла придумать, но вспомнила, что у нее в кровати припрятана пара киножурналов – маленькая награда за вечеринку и исполненный долг перед старинным любовником и добрым другом Альберто. Он когда-то был таким прекрасным певцом. Несомненно, у него было больше оснований для желания вновь помолодеть.