Елизавета Михайличенко - «Ахматовская культура» или «Не ложи мне на уши пасту!»

• Название: «Ахматовская культура» или «Не ложи мне на уши пасту!»
• Автор: Елизавета Михайличенко
• Жанр: Детектив
• Год: 1996

---

— Мулен Руж ее зовут, Боря! — воскликнул Умница и изобразил канкан. — А где же термос?!

— Пока не знаю. Савланут.

— Но… но ты же прочитал разрешение на вывоз? А оно было в термосе… Где он, Боря?

Ага, значит и здесь я был прав. Был в термосе документик. Оставалось только процитировать классика:

— «Этот метод, Ватсон, называется дедукция».

На Умницу стало жалко смотреть.

— Поклянись, что не нашел, — потребовал вдруг он.

— Клянусь, — автоматически согласился я.

Испытующе-напряженный взгляд Умницы стал недоверчиво-уважительным.

— Ну, Боря, — потрясенно сказал Умница. — А еще говорят, что евреи в Израиле тупеют. А ты — наоборот… Неужели сам догадался? А как?!

Мне всегда легче догадаться, чем объяснять потом — как. К счастью, тут, как в театре, началась новая сцена. Влетела Ленка, ругаясь, что ее задержали на работе, а она ничего не успевает до шаббата, что все на ней одной.

— Ничего, старушка, — успокоил я. — Поужинаем попозже, я еще съезжу навещу Ирочку.

Но Ленка не была бы Ленкой, если бы не потребовала взять ее с собой.

В машине я молча протянул Ленке развернутую газету. Я даже с места не тронулся, чтобы насладиться выражением ее лица. Удивленное, ошеломленное, оскорбленное, догадывающееся, прощающее, недоумевающее. На этом она и остановилась. А я, наоборот, поехал.

— Я все понимаю, — сказала Ленка. — Но зачем маме лошадь?!

Это-то как раз мне было понятно. И я спросил:

— А зачем твоей маме скрывать от нас дату свадьбы?

— Здесь, Боря, на нее не надо обижаться, — смущенно ответила Ленка. — Я думаю, это из суеверия. У них ведь уже был однажды назначен день свадьбы. В сорок первом году, на середину июля. И все приглашены. Наверное, из-за этого… Но лошадь? А знаешь, с мамой в последнее время стало очень сложно.

— Стало? — не удержался я.

— Борька, прекрати. Она совсем сбрендила. Ты знаешь, почему она хочет сдать комнату Фимке?

Знаю. Из стервозности. А вслух сказал:

— Надо думать, чтобы иметь финансовую независимость от своей Синей бороды.

Ленка рассмеялась не без несвойственной ей жеманности:

— Не только и даже не столько. Она хочет нас развести. И чтобы я вышла замуж за Фимку.

— За такого развратника?! — возмутился я. — И это аидише мама?

Ленка по-девчачьи хихикнула:

— Мама считает, что он не так уж порочен. Ведь раньше он таким не был. Что водит баб, чтобы продемонстрировать мне свои мужские качества.

В сторону Маалухи тянулась бесконечная пробка — перед шаббатом все чувствовали себя чуть больше евреями, чем обычно и стремились попасть домой до его наступления. Зато ехать в противоположном направлении было одно удовольствие. Я пролетел объездную дорогу, сделал короткий зигзаг через Аялон и свернул на Сады Сахарова, к кладбищу, где и находилась больница, гордо носившая герцогский титул.

В психушку мне заходить не хотелось, и я попросил Ленку вывести Ирочку на свежий воздух. Ленка помотала головой:

— Их не выпускают.

Вокруг околачивались явные психи, и я указал на них:

— А эти?

— Это мужчины. Здесь такая традиция. Раньше больница была для религиозных, они очень болезненно воспринимали всякие непристойные проявления у женщин. Ну, там сексуальную расторможенность, или поведение какое-то не такое. И женское отделение было закрытым. Так и осталось.

Мы миновали несколько серьезных дверей, словно к Халилю в гости шли и, наконец, увидели племянницу.

Ирочка была заторможена, веки полуопущены, лицо амимичное, наверное, накололи ее всякой дрянью. Но мне улыбнулась и в общение вступила. Ленка суетилась вокруг с гостинцами, засыпала ее вопросами, на большинство которых Ирочка вполне адекватно, хоть и не сразу, отвечала. Потом потребовала, чтобы все спрятали в тумбочку, а то придет прожорливая Мэри и все съест. Я было насторожился, но тут действительно пришла толстая девица по имени Мэри и стала выяснять, что мы принесли вкусненького. Я выдал ей конфету и выставил в коридор. Ирочка была уже достаточно в ладах с реальностью, чтобы ответить на мой вопрос:

— А ты знаешь, Ирка, что было в той пробирке на самом деле?

Ирочка посмотрела на меня неприязненно и нехотя ответила:

— Не вирус. А что было?

— Духи, — улыбнулся я.

Ирочка помолчала, затем с подозрением спросила:

— В пробирочке — духи?

Я решил, что надо чуть подправить тему и рассмеялся:

— Ну, ты же знаешь, что Софья Моисеевна — пожилой человек, со своими закидонами. Она держит духи в пробирке. Слушай, а почему ты искала вирус в ее комнате?

У Ирочки от удивления даже приподнялись веки:

— А где же еще? Я же видела.

— Что?!

— Что она унесла к себе термос.

Ну все. Значит, я прав. Не-ет, не так уж был глуп пресловутый капитан МГБ Гольдфельд, таскавший тещу на допросы во время «дела врачей».

Чувствовала гебистская ищейка криминальные наклонности.

— И что потом, Ирочка? — вкрадчиво спросил я.

— А потом Софья Моисеевна спустилась к вам, смотреть на труп собаки.

— А ты почему не спустилась?

— А зачем? Я курила травку на хозяйственном балкончике. И думала… про вирус.

Все хорошо, кроме того, что с хозяйственного балкончика не видны ни коридор, ни тещина комната, ни «занавесочка». И если она видела тещу, то и теща увидела бы ее и не стала бы красть термос. Значит, Ирочка видела тещу сквозь стены. Кажется, я забыл, где нахожусь. Но все-таки сказал ласково-фальшиво:

— Ирочка, ты не могла оттуда ничего видеть. Оттуда ничего не просматривается, детка.

Племянница меланхолично покачала головой и возразила:

— Было видно. Вы большое зеркало из багажа к стенке прислонили, в коридоре. Я курила в темноте и прикалывалась, что я вас вижу, а вы меня нет.

— Да, это может быть, — вслух подумал я. — И что потом?

— Я вошла в комнату Софьи Моисеевны. Левик спал. От фонаря было светло, я сразу увидела пробирку на столике, на туалетном. Она уже успела ее вытащить из термоса. И я ее взяла… Боря, а там точно были духи?..

Во время разговора я поглядывал на Ленку, ожидая увидеть вторую серию немого кино на ее лице, но Ленка как бы и не удивилась. На что я ей и указал на обратном пути. Она покраснела:

— Извини, Боренька… Я маме честное слово дала, что никому не скажу. Особенно тебе.

Я фыркнул. Ленке было очень неловко:

— Боря, мама просто меня пожалела — она видела как я страшно волнуюсь и рассказала мне, что забрала вирус.

— Зачем?

— Потому что она боялась. Она ведь профессионал, и совершенно правильно сказала, что такое страшное оружие не должно находиться в руках человека с таким неординарным воображением, как у Фимки… Ну что ты молчишь? По крайней мере, она его хоть увезла из дома.

— Куда?

— Ну… Наум построил для нее специальный бокс, или что там положено. Мама сказала, что теперь все безопасно, она же в этом разбирается.

Я остановился перед автобусной остановкой на Французской горке. И повернулся к жене:

— И ты молчала об этом и после похищения Номи?! Зная, что мы идем на почти верную смерть?! Из-за того, что у нас нет термоса?

Ленка побледнела, облизала пересохшие губы, но мой взгляд выдержала:

— Боря… кроме того, что я дала честное слово, есть еще одно… Я не могла сказать это потому, что при любых обстоятельствах вирус не должен был попасть в руки врага.

Я вспомнил себя в караване у Вувоса, рассмеялся и поцеловал недоумевающую Ленку. Тут я заметил мою, то есть умницыну Смуглянку на потрепаном «Рено», истошно засигналил и попросил дать Ленке тремп, радуясь и сожалея, что могу попросить с чистой совестью, по-соседски.

Выпущенный на свободу с чистой совестью, я мчался к Принцессе. Теперь у меня была полная картина происшедшего и никакой уверенности, что репродукция этой картины не отпечатана в мозгу Умницы. Я жалел, что взял Ленку в больницу, потому что Умница, оставшись один, конечно же перерыл все тещины бумаги и мог найти адрес Наума. Надо признать, варианты он считал быстрее меня. Зато я быстрее передвигался.

Однако, неделю назад Умница просчитался и перегнул палку. Слишком напугал Софью Моисеевну. Он не учел, что она бывший чумолог и для нее вся картина пандемии носила отнюдь не абстрактный характер. Учитывая, что она все наше поколение считает придурковатым, а Умницу еще и непредсказуемым, теща поняла, что человечество надо бы спасти. Конечно, ей сразу пришло в голову подменить термос. А когда услышала об убитой собаке, решила срочно действовать, из суеверия. Потому что еще в прошлый раз выучила примету: убитая собака — к большим неприятностям.

Не заметив прибалдевшую на хозяйственном балкончике Ирочку, теща подменила термос и спрятала его. И быстренько пошла смотреть на Козюлю, для алиби.

Наверное, теща надеялась, что пропажа какое-то время не обнаружится, и она решит что делать с таким смертоносным вирусом. И тут Умница спокойно открывает термос. Просто так, без всякой необходимости и мер предосторожности. То, на что у мента ушло шесть дней, у отставного чумолога ушло шесть секунд — она поняла, что в термосе не вирус. Любопытство у нее с возрастом стало патологическим, и в первый же подходящий момент она, надо думать нацепив противочумный костюм, открыла термос. И нашла в нем разрешение на вывоз спермы жеребца Мутанта. Кроме того, питательная среда явно была не «агар-агар», как уверял Умница. Под микроскопом теща увидела сперматозоиды. То, что это все лишь среда для продуцирующих супернаркотик бактерий, ей в голову прийти не могло. Маскировка Умницы сработала. А если даже и были у нее какие-то сомнения, то услышав, как Ахмат обвиняет Умницу в убийстве Мутанта и обзывает «пробирочным конокрадом», теща уверовала, что у нее в руках огромная ценность. Еще бы! Жеребец-вундеркинд Мутант, это «восьмое чудо света», убит, и все, что от него осталось — эти трубочки с его уникальными генами. Что и говорить, изящно теща выведала у Умницы родословную Мутанта. И, надо думать, не менее изящно подбила своего Наума доставить ей Принцессу со скоростью авиалайнера. И скоро я буду женат на дочери коннозаводчицы! Или израильской зека, потому что тщеславие тещу все-таки погубило — не стоило ей фотографироваться, считая, что никто из нас не читает ивритские газеты.