Теофилис Тильвитис - Путешествие вокруг стола

• Название: Путешествие вокруг стола
• Автор: Теофилис Тильвитис
• Издательство: Государственное издательство художественной литературы Литовской ССР
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1959

Роман «Путешествие вокруг стола» был создан в 1931–1936 годах, в период фашистской диктатуры в Литве. То, о чем рассказывается в романе – не просто шарж, а рисунок с натуры. Это не всегда просто смешно, как это может показаться на первый взгляд, и особенно тем, кто не помнит тех времен, а очень грустно, подчас даже страшно.

Что ж, давайте заглянем в это прошлое!

---

Но чиновники балансовой инспекции не были просто алкоголиками, в этом отношении они значительно продвинулись вперед, пройдя хороший курс обучения у своего директора. Тот утверждал: «Главное – система. На работе отдыхай, на досуге работай». В настоящее время они были настолько уверены в себе, что тут же решили бы все служебные дела, но отправиться в инспекцию было выше их сил. Поэтому все чрезвычайно обрадовались, когда в отдельном кабинете появился Плярпа.

Секретарь балансовой инспекции был по занимаемой должности служащим значительно более низкого ранга. Вообще все чиновники делились на разряды, в зависимости от которого находилось их материальное благополучие. Плярпа был чиновником восьмого класса, в то время как его подчиненные – пятого, помощники Спиритавичюса – десятого, а сам директор – четырнадцатого. К голосу Плярпы в инспекции прислушивались только низшие чины, зато, когда говорил старший, он сам немел. Если Спиритавичюс утверждал, что Плярпа болван, тот не перечил. Он знал, что так оно и есть. При помощниках он иногда осмеливался поднять голос, однако, движимый инстинктом самосохранения, немедленно шел на попятный. Отличительной чертой Плярпы было умение вовремя капитулировать, и поэтому он прочно прижился в инспекции. Спиритавичюса Плярпа боялся пуще огня, несмотря на то, что директор ценил его, как незаменимого, по-собачьи преданного работника, и доверял ему все, вплоть до семейных тайн. Секретарь всегда знал, где и в каком состоянии пребывает Спиритавичюс. Он допускал к нему только тех, кого можно было допустить, оберегал от нежелательных посетителей и моментально ориентировался в любой ситуации.

Дорога от инспекции до «Версаля» была исхожена неутомимыми ногами Плярпы, а у буфета, который он именовал алтарем, Плярпу всегда ждала полная стопка, платить за которую ему не приходилось. В этом здании он знал все, даже самые тайные входы и выходы, и был на короткой ноге со всеми кельнерами; вместе с ними Плярпа частенько перетаскивал своего шефа в извозчичью пролетку или такси. В критические моменты Спиритавичюс и его помощники ждали Плярпу, как мессию. Они знали, что тот выпутает их из самых щекотливых положений. – Первым делом, господин секретарь, одну штрафную! – заявил, наполняя рюмку, Спиритавичюс. – Ну, ну, не ломайся, как девка! То-то и оно!

– Валяй вторую! – наполнив опустевшую рюмку, предложил Уткин. – Сказано тебе – валяй!

Плярпа не возражал. Скупо улыбнувшись, он опрокинул три рюмки, отщипнул кусочек хлеба, понюхал и выжидающе посмотрел на директора.

– А ну-ка, умник, отвечай, где мы сейчас находимся? – приказал Спиритавичюс. – Молчишь?… Дать ему еще одну. Вот так… Закуси… А теперь говори.

– Господин дир…

– Говори, если начальство спрашивает!

– Господин директор отбыл по служебным делам, а господа помощники в департаменте! – выпалил Плярпа.

– Молодец! Еще одну… А теперь, господин секретарь, говори, где мы в настоящее время должны быть? Отвечай по форме!

– Господин директор. Уже двенадцать. Пора горло промочить.

– Сразу видно – моя школа, господа. Способнейший из моих учеников! А сейчас, господин секретарь, скажи, что делается в инспекции?

– Все в ажуре, господин директор. Мой аппарат работает. Посетителей не так уж много. Бывает и погуще.

– Браво! Слыхали, господа? А сейчас всерьез: тащи переписанные бумаги и корреспонденцию, а на моей двери вывесь… то да се…

– Корреспонденция и бумаги при мне, – кинулся Плярпа к портфелю и удовлетворенно улыбнулся. – Извольте подписать. А то да се висит со вчерашнего дня: «Приема нет».

– Страшный ты человек… мои мысли читаепть… – откинулся в кресле Спиритавичюс.

Было хмурое утро. За окном падали мягкие, легкие снежинки. Бодрящий зимний воздух врывался в форточку. По улице взад и вперед сновали люди; каждый спешил по своим делам. То тут, то там бренчали бубенцы извозчиков, слышалось конское ржание, которое заглушал шум такси и грузовиков.

– Знаешь что, господин секретарь, – говорил, копаясь в бумагах, Спиритавичюс. – Брось-ка всю эту писанину обратно в торбу. Успеется! Я не старая дева, чтоб отвечать на всякие охи да вздохи.

– А что с ними дальше делать, господин дир…

– Делай что хочешь, только не морочь мне голову!

– Госпо… господин директор… эту бумажку надо бы подписать… Как-никак срочная, – показал Пискорскис пальцем на резолюцию.

– Хотелось бы знать, куда это ты, сударь, так торопишься? Работа не медведь, в лес не удерет, господин Пискорскис. Поспешность нужна при ловле блох. То-то и оно…

– А в чем там дело, господин директор? – поглядывая на груду бумаг, спросил Пискорскис.

– Ни в чем… давай сюда. Тут, господа, никакого дела, сплошное безделье. А что там у тебя еще? Говоришь, уже подписано? Ну а там что, господин секретарь? – торопил Плярпу Спиритавичюс.

– Корреспонденция, которую вы велели нести назад, господин дир…

– Ну и катись! Ясно?

– Ясно, господин директор.

– Ну, господин секретарь, скажи-ка мне, где мы сейчас находимся? Вот мы… с господами помощниками?…

– Господин директор отбыл по делам службы, а господа помощники в своих районах.

– То-то и оно.

Уткин, который все это время не интересовался разговором, с трудом встал, хлопнул Плярпу по плечу и, подняв палец вверх, произнес:

– В поте лица будешь добывать хлеб свой!

Плярпа, стиснув зубы, подхватил портфель, щелкнул каблуками и скрылся в дверях.

Было уже после полудня. После шумной, веселой ночи и тяжелого утреннего похмелья чиновники балансовой инспекции почувствовали голод. Они решили заказать обед за счет предприятия, справлявшего юбилей, и разойтись: кто на заседание, кто к семье, а кто по другой проторенной тропке…

– Сухим из воды не выйдешь, – сказал, потирая руки, Спиритавичюс. – Еще один круг, и домой!

– Ну, приятель! – обратился он к кельнеру, согнувшемуся в поклоне. – От нас так просто не отделаешься. Мы еще немного прибавим к счету…

– Я думаю, что это доставит удовольствие хлебосольному юбиляру, – подмигнул кельнеру Пискорскис.

– Принесите-ка нам, – процедил Спиритавичюс, – селедочку… В уксусе или в масле?… И так и эдак! Прекрасно! Неплохо было бы для закусочки маринованных боровичков… А как насчет винегрета?

– Аппетит разыгрывается, господин директор, – потер руки Уткин. – Что бы тут из горяченького заказать… Угу!.. Аж дрожь пробирает! Отбивную, господа, или зразы?…

– Каждому свое, хотите заразу, пусть будет зараза, – сказал, широко улыбаясь, Спиритавичюс. – А к заразе нужно что-нибудь для дезинфекции… Ну, пошевеливайся, господин обер.

Видавший виды кельнер спокойно выслушал чиновников и совершенно хладнокровно объявил:

– Простите, господа… Счет закрыт…

Спиритавичюс подскочил. Бумбелявичюс, Уткин и Пискорскис переводили глаза с разъяренного шефа на равнодушно вежливого кельнера.

– Слыхали, господа!!! Счет закрыт! Мне еще до сих пор никто не осмеливался таких слов говорить! Кто это сказал? Отвечай!

– Мне сказала буфетчица… – испуганно замычал кельнер.

– Подать сюда буфетчицу, эту маринованную селедку!

– Она говорит, что так распорядился юбиляр… – собирая тарелки и рюмки со стола, добавил официант.

– Юбиляр?! Ну, господа! За кого нас принимают?… Кто мы – бродяги какие-нибудь, нищие? Пригласил чин-чином, как порядочных людей, а обращается, как с собаками!

Кельнер развел руками.

– Господин Спиритавичюс, – с трудом поднимаясь, сказал Уткин. – Господа! Есть у нас самолюбие или нет? Отсюда нужно убираться!..

– Что? И ты, Уткин, против меня?

– Нет, нет, господин директор… сердце разрывается от боли и обиды… Что есть чиновник, господа? Чиновник – ничто! Изгой, отщепенец…

– Ты отщепенец, а не я! – одернул Уткина Спиритавичюс. Он торопливо шагал вокруг стола.

– Простите, господин директор… Ведь я только о себе, только о себе… Мы же начальники… Действуем именем государства… нам предоставлены все права… А что из того?… Видите?…

– Блудословишь, господин Уткин! Твоя философия мне ясна! Она пуста, как этот графин!

– Господин директор, я вас так люблю… – тут Уткин приблизился к Спиритавичюсу, долго и сочувственно смотрел ему в глаза, потом схватил руку и приложился к ней.

– Целовать? Рехнулся! – вырвал как из огня руку Спиритавичюс.

– Нет, не рехнулся. Я хочу облобызать ручку господина директора… я… я… ничтожество. – В глазах Уткина показались слезы.

– Что с тобой! Очнись, – тряхнул его за плечи Спиритавичюс.

– Мое сердце разрывается. Да, разрывается… Кто я? Пес!.. Я собачонка, которая вынюхивает грязные следы в гроссбухах дельцов. Чтобы собачонка исподтишка не укусила, ей изредка дают пойло и швыряют кусок мяса. Вылакали, что было подано, облизались… Вкусно… Вкусно было, да больше хозяин не дает… Ха-ха-ха!..