Келли Линк - Лучшее за год. Мистика, магический реализм, фэнтези (2003)

• Название: Лучшее за год. Мистика, магический реализм, фэнтези (2003)
• Автор: Келли Линк
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2005
• ISBN: 5-352-01339-1

Впервые на русском языке выходит антология, собравшая под своей обложкой лучшие произведения жанров фэнтези, мистики и магического реализма. Ежегодный сборник «The Year's Best Fantasy and Horror», выходящий в США уже более пятнадцати лет, публикует повести, рассказы, эссе, отобранные по всему миру, и попасть в число его авторов не менее престижно, чем завоевать Всемирную премию фэнтези или «Небьюлу».

Настоящее издание включает произведения таких мастеров, как Джефри Форд, Кристофер Фаулер, Грэм Джойс, Нил Гейман, Зоран Живкович и других талантливых авторов.

К сожалению, часть произведений представлена лишь фрагментами, некоторые фразы прерываются посередине — так в исходнике (прим. golma1).

---

Сначала прорывали туннели, потом о них забывали, когда жила истощалась и разветвлялась. Очень часто шахтеры прорубали ход в скалистой стене и оказывались в заброшенной шахте, прорытой в обратном направлении. Иногда им попадались скелеты.

Однажды они клялись, что наткнулись на гигантского паука, ловившего в свою огромную паутину летучих мышей. Во многие из этих шахт просачивалась речная вода, образуя подземные озера, где водились толстые белые лягушки и аллигатор-альбинос, который плавал в темной воде, поджидая, что какой-нибудь невезучий шахтер споткнется и упадет.

: Некоторые из этих туннелей змеились под деревней. Иногда с гулким уханьем пропадали целые участки Росарио. Мне повезло увидеть, как улица, по которой меня гнал сеньор Мендоса, вздрогнув, провалилась сквозь землю. Магазин и шесть домов рухнули как один. Мне особенно отрадно было видеть, как Антония Боррего с удивленным видом ушла под землю, хотя еще секунду назад сидела на крыльце и истошно вопила, посылая в мой адрес оскорбления. Из ее горла вырвался жуткий вопль, отозвавшийся под землей громким эхом, пока она летела вниз. Когда ее в конце концов вытащили (с помощью лебедки, коровищу этакую), она успела сморщиться от вонючей воды и в волосах ее шевелились белые головастики.

Улица исчезла, а из моего окна открылся бесконечный вид на Эль Яуко. Так называется гора, которая возвышается за рекой Балуарте. Ее вершина похожа на профиль Джона Ф. Кеннеди. Единственный недостаток этого географического чуда в том, что нос у профиля не в ту сторону загнут.

Когда мы с Хайме с большим трудом забрались на гору, чтобы как следует рассмотреть нос, то обнаружили там следующее послание:

ПРИРОДА-МАТЬ ТОЖЕ НЕ ПИТАЕТ НИКАКОГО УВАЖЕНИЯ

— К ПРЕЗИДЕНТАМ ЯНКИ!

Однако ничто не могло сравниться с тем фурором, который вызвала следующая серия его посланий. Все началось однажды в воскресенье с пробежавшего по деревне поросенка. На его боках идеальным почерком было выведено:

ВО ВТОРНИК МННДОСА ОТПРАВЛЯЕТСЯ В РАЙ

На заборе:

МЕНДОСА СПАСАЕТСЯ ИЗ ЭТОГО АДА

На отцовской машине:

С МЕНЯ ДОВОЛЬНО!

Я УХОЖУ!

Поползли слухи. Неизвестно почему, но споры по поводу последних творений сеньора Мендосы разгорались жаркие, бурные и нередко заканчивались драками. Он что, задумал убить себя? Он умирает? Его собираются похитить летающие тарелки или унести в небеса ангелы? Те, кто были уверены, что прежняя надпись «Мендоса никогда здесь не смыкал век» представляла собой строго философское изречение, не сомневались в предстоящем самоубийстве. На их лицах появилось таинственное выражение — они действительно надеялись, что он убьет себя, просто чтобы поддержать status quo, просто чтобы подтвердить, что все когда-нибудь умрут.

По деревне прокатилась волна слухов о его здоровье: рак, сумасшествие (тоже мне новость, мы и без того это знали), одержимость дьяволом, сглаз, проклятие черной магии с помощью любовных зелий и медленно действующих ядов и самый ужасный недуг — сифилис. Некоторые местные хлыщи прозвали публичный дом раем, но сеньор Мендоса был слишком морален, чтобы даже приблизиться к нему, не то чтобы объявлять об этом на всю деревню.

Я работал в баре Криспина, принимал заказы и таскал подносы с бутылками пива. Я слышал все версии. Больше других мне пришлось по душе утверждение о сифилисе — ведь в юности всегда испытываешь болезненную тягу ко всему мрачному и жуткому, тем более если речь идет о преисподней.

— От сифилиса эта штука отваливается, — пояснил Хайме. Я не хотел, чтобы он догадался о том, что я точно не знаю, какая именно «штука» отваливается, была ли она тем самым, что я думал, или чем-то другим. Настоящий мачо уже давно должен все знать, причем настолько досконально, что ему даже скучно от этих знаний.

— Да, — небрежно бросил я, — конечно, отваливается.

— Целиком, — продолжал Хайме.

— Прямо на землю, — подтвердил я.

В тот самый вечер, когда обсуждались «райские» теории, в бар зашел сеньор Мендоса. Мужчины сразу прекратили все споры и начали его подкалывать: «Поглядите-ка! К нам явился святой Мендоса!», «Эй, Мендоса! Не видал ли где ангелов?» Мендоса лишь ухмыльнулся, затем, расправив худые плечи, подошел, прямой как палка, к стойке бара.

— Мальчик, — сказал он мне, — пива.

Когда я передавал бутылку, мне хотелось поклясться: я изменюсь! Я больше никогда не буду подглядывать за девочками!

Мендоса развернулся и, стоя лицом к толпе, выпил свое пиво, опустошив бутылку залпом. Когда наконец из его рта потекла пена, он грохнул бутылкой о прилавок и выдохнул «Ух!». После чего отрыгнул. Громко. Это сильно оскорбило собравшийся люд, и все принялись ему выговаривать. Но он, не обращая ни на кого внимания, выкрикнул:

— Что, не понравилось? Отрыжка — это крик буйвола или кабана. Я посылаю ее вам, потому что это единственная философия, какую вы способны понять!

Еще больше оскорбившись, толпа начала роптать. Тогда сеньор Мендоса повернулся ко мне и произнес:

— Я вижу здесь очень много дрыгающих лапок.

— Этот человек безумен, — сказал Криспин. Сеньор Мендоса продолжал:

— Я для того жил на земле, чтобы изменить общество и пощипать самодовольные задницы. Кто из вас станет отрицать, что мы с моей кистью составляем идеальную пару? Кто из вас может надеяться сотворить кистью больше, чем это сделал я?

Он выдернул из-за пазухи кисть. Несколько человек попятились.

— Вот что я вам скажу, — произнес он. — Это ключ в рай. Мендоса кивнул мне и направился к дверям. Но прежде чем уйти в ночь, он сказал:

— Моя работа закончена.

Во вторник мы поднялись на рассвете. Накануне Хайме обнаружил прореху в новой крыше дома толстухи Антонии. Через эту щель можно было заглянуть прямехонько в ее спальню. Мы смотрели, как она одевается. Она колыхалась, как тучное грозовое облако.

— Любопытное зрелище, — прошептал я.

— Обильный урожай, — снисходительно бросил Хайме.

Ритуал одевания подошел к концу, и мы спустились на улицу. Услышали голоса, увидели людей, направлявшихся к площади, и только тогда неожиданно вспомнили.

— Сегодня! — завопили мы в один голос.

За сеньором Мендосой следовала растущая толпа. Его темная кожа подчеркивала яркость белой шевелюры. Одет он был в пыльный черный костюм, свой похоронный костюм. Подойдя к краю площади, он опустился на колени и сорвал крышку с новой банки краски. Потом с преувеличенной важностью достал кисть и поднял ее вверх, чтобы всем было видно. Толпа одобрительно загудела, раздались редкие аплодисменты. Он повернулся к банке и погрузил кисть в краску. Наступила тишина. Сеньор Мендоса нарисовал на земле, вымощенной плитняком, черный завиток, а потом принялся наносить круговые мазки своей легендарной кистью, пока завиток не превратился в ровный черный круг. Затем, не переставая улыбаться, он виртуозно взмахнул кистью, оторвав ее от земли, и провел в воздухе черту, которая зависла, блестя мокрой краской. Мы охнули. Мы зааплодировали. Тем временем сеньор Мендоса провел в воздухе горизонтальную линию, соединив ее под прямым углом с первой чертой. Мы издали приветственные возгласы. Мы засвистели. Он продолжал рисовать линии вверх и вбок, вверх и вбок, пока хватало роста. Вскоре все стало ясно. Мы снова принялись аплодировать, на этот раз с чувством. Сеньор Мендоса обернулся к нам и один раз махнул рукой — мы так никогда и не узнаем, то ли это был прощальный жест, то ли приказ расходиться, — после чего поднял ногу и поставил ее на первую горизонтальную черту. «Нет», — раздалось в толпе. Он поднялся на следующую ступень. Толстуха Антония упала в обморок. Мальчишки бросились заглядывать ей под подол, когда она свалилась, но мы с Хайме не двинулись с места, как настоящие мачо, мы ведь уже все видели. А сеньор Мендоса тем временем шагал все выше. Он рисовал свою лестницу, возносившую его над площадью, над всей деревней, над осыпающейся церковью Бонифасио, над кладбищем, где он никогда не смыкал век и уже явно никогда не сомкнет. Криспин получил отличный навар, продавая пиво в толпе. Сеньор Мендоса, превратившийся к этому времени в маленькую точку, не больше высоко летящей вороны, карабкался ввысь, над рекой Балуарте и ее смертоносным мостом, над Эль Яуко и перевернутым носом Кеннеди, и вскоре почти скрылся из виду. Лестница покачивалась, как струйка дыма на легком ветерке. Людям стало скучно, они начали разбредаться, кто вернулся к работе, а кто к обычным сплетням. Тем же вечером мы с Хайме снова оказались на крыше толстухи Антонии.

Случилось это пятого июня. Той самой ночью, в полночь, начались дожди. К утру всю краску смыло.

Маргарет Ллойд Пять стихотворений Пер. С. Степанова