Борис Шустов - Заполярная сказка

• Название: Заполярная сказка
• Автор: Борис Шустов
• Жанр: Современная проза

---

– Что я говорил? – с вялой усмешкой отозвался мой напарник. – На это дело у меня нюх собачий.

На этот раз никто не засмеялся, даже Витаха не обронил ни одного слова, лишь молча взглянул на парня и глубоко, с наслаждением затянулся сигаретой.

2

В кафе было шумно. Я сидел за столиком в углу, недалеко от выхода. На сцене играли музыканты и неуклюже подпрыгивал на одном месте невысокий черноволосый паренек с микрофоном в руке. Над столиками плавал сизый табачный дым. Приехав в город, поболтавшись по проспекту и крепко продрогнув, я зашел сюда погреться, что-нибудь поесть и выпить. В ожидании официантки я разглядывал меню, обдумывая, что бы заказать. Отвлек меня от дела резкий мужской голос:

– Петру Ильичу слово! Петру Ильичу!

Я посмотрел в сторону, откуда донесся крик, и увидел поднимающегося из-за стола отца Юлии. Петр Ильич погрузнел, поседел еще более, но выглядел так же сурово и представительно, как и тогда, на палубе парохода «Серго Орджоникидзе». Он и его компания занимали несколько столиков, сдвинутых вместе, и, приглядевшись, я заметил среди незнакомых мне лиц Юлию. Она сидела рядом- с молодым человеком в очках, видимо, мужем. Я припомнил недавнее сообщение в газете о награждении орденами и медалями большой группы строителей за разработку и внедрение метода свайного фундирования на вечномерзлотных грунтах, в числе которых была и фамилия Петра Ильича, и понял, что это-то событие он и отмечает. После того как Петр Ильич сказал несколько слов, к нему со всех сторон потянулись руки с рюмками, донеслись поздравления и чоканье.

Я без аппетита съел принесенный официанткой бифштекс, выпил две рюмки коньяку, расплатился и направился к выходу. Уже одевшись, я подошел к стеклянной двери кафе и сразу увидел в зале Юлию. Она танцевала с отцом. Петр Ильич находился ко мне спиной и не мог меня видеть, но Юлия, я понял это по тому, как дрогнули ее тонкие руки, лежавшие на плечах отца, как вспыхнули ее глаза, меня заметила. Петр Ильич, склонив седую голову, сказал ей что-то, она улыбнулась в ответ, не сводя с меня больших посерьезневших глаз. Она смотрела и смотрела на меня, подходя в танце все ближе к двери, снова улыбнулась теперь уже мне (конечно же мне!), и я в ответ тоже улыбнулся. Отец снова сказал что-то, Юлия, видно, ответила невпопад, потому что Петр Ильич чуть приостановился, глянул на дочь и, что-то почувствовав, не торопясь, начал поворачивать голову в мою сторону. Юлия не сделала никакого движения, чтобы помешать ему, не потянула его в глубину зала, в тесный круг танцующих, она все еще смотрела на меня. И я тоже, как прикованный, стоял в дверях и не мог сдвинуться с места, хотя уже ясно ощутил на себе напряженный, вспоминающий взгляд ее отца. Я не смотрел на Петра Ильича, он был мне не нужен, я видел одну лишь Юлию.

Петр Ильич взял Юлию под руку и повел к своим столикам, в сизый табачный дым, в гам, в музыку, и скоро я потерял их из виду.

Я вышел на волю. Было как всегда сумрачно, холодно, горели фонари, и лад ними, не пропадая, стояли белые круги тумана.

3

Через несколько дней, вечером – мы только что успели поужинать и, полулежа на диване, вели очередное шахматное сражение – раздался телефонный звонок. Трубку поднял Вадим, как и обычно бывало, потому что тревожили звонками всегда его, и недовольно произнес: – Слушаю, – потом глянул на меня и протянул трубку.

Принимая трубку и не отрывая глаз от шахматной доски, где белые покушались на моего ферзя, я сказал «Да» и сразу забыл о шахматах. Звонил Петр Ильич. Он предложил мне встретиться и поговорить. Первым моим движением было бросить трубку, но, вслушавшись в голос Петра Ильича, я уловил в нем растерянные нотки. «Хорошо», – согласился я. Петр Ильич предложил мне приехать завтра вечером в ресторан «Арктика», он будет ждать за столиком, что под большим фикусом. «Хорошо», – повторил я и положил трубку. Вадим вопросительно посмотрел на меня, но я, словно не заметив его взгляда, повернулся к доске.

– Хана твоему ферзю, – сказал Вадим.

– Твоя взяла, – смешивая шахматы и вставая, ответил я.

– Ты куда?

– Пойду подышу. Вечерний моцион, сам знаешь, полезен.

Я долго бродил между рядами палаток и балков. Поскрипывал под унтами сухой снег, невдалеке ярко сверкали огни электросварки, при свете прожекторов работали на втором жилом доме каменщики.

Что ему, Петру Ильичу, от меня надо? Я никого не трогаю, ни его, ни Юлию, никому не мешаю, живу за тридцать верст с гаком от Полярного, работаю, и работа мне нравится, учиться собираюсь – Вадим все уши прожужжал, уговаривая, учебниками снабдил, обещает, как только я поступлю в институт, перевести на дневную смену постоянно, и друзья по бригаде мне нравятся, и вообще жизнь моя обрела новые для меня формы, новый смысл. Положим, что Юлия рассказала ему о нашей встрече, ну и что? Радоваться должен. Что ему надо?!

Вечером следующего дня, опоздав на десять минут из-за автобуса, я вошел в ресторан. Петр Ильич сидел за дальним столиком под разлапистым зеленым фикусом. Завидев меня, Петр Ильич поднялся, протянул руку, указал на свободный стул и наполнил рюмки.

– Трезвый разговор всегда лучше, – припомнил я давнишние слова Петра Ильича.

– Ну, что же? Пусть так, – согласился Петр Ильич, внимательно приглядываясь ко мне. – А вы повзрослели.

– Годики-то брякают.

– Я запомнил вас мальчиком. Румяным, наивным, с редким пушком над верхней губой. А теперь передо мной, вижу, сидит мужчина, вероятно, много повидавший, немало переживший. Да, вы правы, годики брякают… Правду сказать, не ожидал встретиться с вами. Значит, потянул Север? Я вот тоже думал прожить здесь два-три года, а прожил всю жизнь. Скоро на пенсию…

Петр Ильич говорил о себе, о своей работе, о домике, который он построил в родных местах возле Костромы и куда вскоре собирается ехать доживать век. Он ни слова не сказал о Юлии, но я-то знал, чувствовал, что он пригласил меня поговорить именно о ней, а потому грубовато перебил:

– Вы для чего меня пригласили?

Петр Ильич знакомо, одним махом, выпил коньяк и уже другим голосом, искренним и вдумчивым, сказал:

– Быть может, я о многом сожалею, Анатолий… Как вас по батюшке?

– Павлович.

– Вероятно, мне следовало быть более гуманным, терпимым, что ли… Впрочем, уже ничего не вернешь. Не так ли, Анатолий Павлович. – Он долго смотрел мне в глаза и вдруг попросил. – Уезжайте отсюда, голубчик. А? Уезжайте. Прошу вас.

– Куда?

– Жили же вы где-то до этих пор. Уезжайте. А я со своей стороны… Только вы не подумайте! Я от чистого сердца! Вы молодой человек. Дорога, расходы и вообще… Я понимаю. – Петр Ильич вытащил из нагрудного кармана пиджака конверт и протянул его мне. – Вот. Возьмите, пожалуйста. И не обижайте старика. На первое время, так сказать. Пожалуйста. Прошу вас.

Что здесь? – машинально принимая конверт, спросил я, хотя и догадался, что в нем деньги.

– Когда-нибудь вы тоже будете отцом, – говорил Петр Ильич. – И не дай бог услышать вам то, что пришлось выслушать мне от родной дочери. Вы, видимо, знаете, что жена моя умерла. Я теперь один, и единственная отрада, единственное счастье для меня – Юлия. Возьмите. И не обижайтесь. Поймите меня правильно.

У меня часто застучало в висках, холодное бешенство вдруг овладело мной и первой мыслью было порвать деньги или швырнуть их в лицо Петру Ильичу, но через мгновение я уже нарочито-спокойно пересчитывал купюры, как скряга, как спекулянт какой-то, чувствуя на себе непонятный взгляд Петра Ильича.

– Пятьсот рублей, – будто издалека донесся голос Петра Ильича. – Но если этого недостаточно…

Было ровно десять купюр достоинством в пятьдесят рублей.

– Ровно пятьсот, – вкладывая деньги в конверт, сказал я. – И бумажки новенькие. Хрустят. Но вы снова ошиблись во мне. Я не беру даровых денег, я привык их зарабатывать.

Положив конверт па стол, я поднялся, не оглядываясь, вышел из ресторана. Я шагал по людному проспекту, и было мне тоскливо. Всякого разговора ожидал я, но такого поворота и предположить не мог. Быть может, для Петра Ильича все люди разделяются по достоинству купюр? Один стоит сто рублей, другой тысячу, я вот, к примеру, пятьсот рваных. Ах, как он смотрел на меня, когда я, не спеша, как спекулянт, пересчитывал новые хрустящие бумажки, как он, вероятно, презирал меня как торжествовал! А вот Юлия жила с ним, таким, да и муж ее, видимо, недалеко ушел от тестя, ведь это он, Петр Ильич, привел его в свой дом и, надо думать, подбирал он человека по своему вкусу. Юленька-а, быть может, и ты не такая, какой я старался создать тебя в своем воображении?! Тебе было тяжело, я понимаю, но разве мне легко?

В Светлый я приехал на рейсовом автобусе, сошел на землю я сразу увидел Вадима. Он стоял возле барака стройучастка и курил.