Вера Мутафчиева - Дело султана Джема

• Название: Дело султана Джема
• Автор: Вера Мутафчиева
• Издательство: Свят
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1988

Вера Мутафчиева окончила исторический факультет Софийского университета. Научный сотрудник Института истории и старший научный сотрудник Института балканистики Болгарской академии наук. Секретарь Союза болгарских писателей. Автор многих исторических романов.

В «Деле султана Джема» прослеживается развитие одного из наиболее загадочных событий европейской истории – похищение брата турецкого султана Джема и его использование в различных политических и военных махинациях. Интрига действия насыщена богатым философским подтекстом, дающим толкование происходящему сразу с, нескольких точек зрения.

---

Франк словно сжимался под красивыми фразами моего друга. Должно быть, подумал я, его подавляло великодушие, государственный ум Джема и он чувствовал себя виноватым в том, что пытался вдохнуть в его душу подозрение. Он постоял так под взглядом Джема, потом вскинул голову и с необъяснимым отчаянием произнес:

– О повелитель, ты не послушаешься меня, даже если я до самого вечера буду заклинать тебя. Я не умею говорить, да и не подобает мужчине хулить свою кровь, семью, его взрастившую. Об одном прошу: потребуй от великого магистра письма. Чтобы он бумагой скрепил обещание не только впустить тебя на Родос, но и отпустить, когда ты того пожелаешь!

– Ну, это уже смешно. – И Джем действительно рассмеялся. – Я, конечно, буду просить впустить меня в Родосскую гавань. Но отпустить? Что за странная просьба, Сулейман! Неужели ты полагаешь, что они способны выдать меня Баязиду? Да ведь Баязид будет продолжать завоевания моего отца, и Родос падет первой его жертвой. Орден – враг Османов, Сулейман, и я не случайно там ищу убежища.

Джем продолжал улыбаться, как всякий не слишком хитрый человек, радующийся хитрой мысли, неожиданно пришедшей ему в голову. А Сулейман смотрел на него с жалостью – словно перед ним был опасно больной.

Что касается меня, я тоже, если хотите знать, не разделял тревоги Франка – рассуждения Джема звучали так убедительно!

– Мой султан, что бы ты ни повелел мне, – заявил Сулейман, – я не вернусь, не получив бумаги, о которой сказал.

– Поезжай, Сулейман! – распорядился Джем, оставляя эту дерзость без ответа. – Мое письмо будет тебе передано, Хайдар пишет его. До берега тебя будут сопровождать триста наших людей, там вас ожидает ладья. Да пошлет вам аллах попутного ветра!

– И да поможет он мне возвратиться, мой султан, несмотря на попутный ветер туда и оттуда! – насмешливо сверкнул глазами Франк. – Едва ли Орден очень обрадуется рыцарю-беглецу, принявшему турецкую веру.

– Стой, Сулейман! – так порывисто воскликнул Джем, словно тот кинулся бежать. – Ты полагаешь, что тебе грозит опасность? Ты действительно принадлежал к их братству, однако ныне тебя охраняет наш закон. Возможно, и там есть сбежавшие от нас, кого Орден взял под свою защиту.

– Все это верно, повелитель. – На лице Франка не было и тени страха. – Один бежит сюда, другой туда, тем самым переставая быть своим у своих и не становясь своим у чужих.

– Не понимаю, – поморщился Джем.

– Дай тебе бог никогда не понять! – просто, без всякой злости ответил Сулейман. – Я хотел только сказать: тому, кто однажды бежал, лучше не искать пути назад. Такого пути нет!

– Друг… – с какой легкостью Джем дарил людям это звание! – мой выбор пал на тебя лишь потому, что ты знаешь их язык. Мне не пришло в голову, что тебя на Родосе подстерегает опасность. Подумай, желаешь ли ты стать моим посланцем?

– Я уже стал им, повелитель, – сказал Сулейман. – Даже если мне и грозит беда, а может, именно поэтому. Но молю тебя, запомни: если я не вернусь, это произойдет не по моей воле, – значит, я был задержан или убит. Пусть хоть моя смерть докажет тебе, как ты легковерен.

– Нет! – Джем был по-настоящему напуган. – Не кажется ли тебе, что ты убедишь меня слишком дорогой ценой?

– Дорогой ценой! – повторил Франк, и на этот раз, впервые, его слова тронули меня. – Помилуй, мой султан! Много ли стоит человек без родины?

И не медля более, Франк Сулейман направился к Гайдару, заканчивавшему послание Ордену.

– Я не узнаю его. – вслух размышлял Джем. – Никогда не предполагал, что наш оружейник будет так многословен и проявит какие-то человеческие чувства. Видишь, Саади, что делают с человеком испытания? Даже с таким кремнем, как Сулейман. Достаточно было нескольких месяцев скитаний по Эрмени, Египту, Ликин…

– Боюсь, что не это потрясло его, повелитель, – ответил я, – Боюсь, что Сулейману довелось пережить нечто пострашнее, чем Ликия. И воспоминания об этом, думаю я, не дают ему покоя.

Тем и закончился тот разговор.

Сулейман, сопровождаемый тремя сотнями людей, отправился в путь. Даже издали не помахал нам рукой на прощание. Он ехал, уронив голову на грудь, мрачный, как самое дурное предчувствие.

– Наш оружейник сегодня как в воду опущенный, – пошутил Джем.

– Когда же он выглядел иначе? – подхватил я шутку. Но дурное предчувствие тяжело нависло над нашим лагерем.

Первые показания Д'Обюссона, великого магистра Ордена Святого Иоанна Иерусалимского, об истории делах возглавляемого им Ордена

И по вашим и по всяческим законам я свободен от дачи показаний – никто не обязан свидетельствовать против себя, гласит закон. А я боюсь, что расследование по делу Джема завершится новыми обвинениями, главным образом против меня. Отчего я так считаю, спрашиваете вы? Оттого что обладаю в этом отношении длительным и горьким опытом.

Меня начали обвинять давно, еще триста лет назад. В различных писаниях (от романов до политических трактатов) я был представлен чернее дьявола, мне приписывались черты настоящего чудовища.

Простите, что я позволяю себе обратить слова упрека к потомкам – принято считать, что потомки не ошибаются. Однако не замечаете ли вы: с одной стороны меня уличают в семи смертных грехах, с другой – история указывает на меня как на самого выдающегося магистра Ордена? Какое из двух утверждений истинно?

Не отвечайте, я знаю и сам: и то и другое. Истинно, что в мое время государственный деятель мог достичь высот, лишь приняв не только образ зверя, но и его повадки.

Вы утверждаете, что я преувеличиваю. Угодно ли, я приведу в пример нескольких моих современников, оставивших в истории завидный след?

Итак:

Я был современником Людовика XI. Он сделал попытку объединить феодальные владения между Рейном, Пиренеями и Атлантическим океаном в нечто, послужившее основой нынешнего французского государства. С помощью неимоверных усилий и поразительного государственного чутья. Прекрасно. Но что из себя представлял Людовик XI? Это был изверг, прошу простить мне это выражение. Еще в юности он восстал против собственного отца и повел против него настоящую войну; взойдя на престол, он не гнушался никакими средствами – будь то кинжал, яд, доносы или пытки. Противники Людовика проводили долгие годы заточения в клетках, где в длину, ширину и высоту было по 8 шагов. В таких клетках они ели, спали и справляли нужду. Отвратительно, не правда ли? А Людовик любил прохаживаться между этими клетками и вести саркастические беседы ее своими гостями поневоле.

Сверх всего прочего это был шут – человек, получавший удовольствие от глумления над людьми и над собственным саном. Он объезжал свои владения, переодетый простым ремесленником, и заигрывал с горожанами, одновременно втрое увеличивая взимаемые с них налоги. Вот, вкратце, что такое Людовик XI, которого история называет собирателем французских земель.

Я был современником трех пап – Сикста IV, Иннокентия VIII и Александра VI. Иннокентия я характеризовать не стану лишь потому, что он был моим личным другом. Двое других соперничали меж собой в низости. И тот и другой открыто содержали одну или нескольких любовниц, кормили от двух до шести незаконнорожденных отпрысков, развлекали Рим карнавалами или боем быков. Так выглядели в наше время духовные пастыри, достигшие законченного воплощения в Александре VI, иначе – Родриго Борджиа, отце Цезаря и Лукреции. Есть ли надобность подробно описывать его? Была ли в Италии конца XV века хоть одна преступная интрига, в которой бы не угадывалась рука семейства Борджиа? Впрочем, на пороге Реформации наш клир показал, и показал в полной мере, на что он способен.

Я был современником и Лоренцо Медичи, флорентийского тирана, проведшего свою жизнь в неслыханных соперничествах и войнах; и Ладислава V, убившего старшего сына Яноша Хуньяди и бросившего в темницу младшего; был современником Цезаря Борджиа, войнами воскресившего светскую власть Папства, типичнейшего насильника эпохи Ренессанса и любовника собственной сестры; был современником Фердинанда Арагонского и Изабеллы Кастильской, это они снарядили эскадру Колумба для того, чтобы ограбить и обратить в рабство Новый Свет, и в своих первых колониальных спорах с Португалией призвали верховным арбитром – кого бы вы думали? – «неподкупного», «мудрого и справедливого» Александра VI!

Следует ли продолжать перечень? Мне хотелось бы напомнить вам только еще об одном моем современнике, хотя и гораздо более молодом: Николо Макиавелли. История и тут заблуждается: не Макиавелли придумал макиавеллизм, чтобы на нем воспитывались многие поколения правителей. Он просто наблюдал вблизи государственную жизнь нашего времени, обобщил свои наблюдения и назвал вещи своими именами, дав теоретическое оправдание преступлению, возвысив низость, двуличие, измену.

Вы спрашиваете, зачем я говорю об этом, вам все известно и без моей изобличительной речи. Весьма рад. Но зачем же, столь осведомленные, вы обвиняете давно почившего человека, не сообразуясь с мерилами его времени, исходя из некой внеисторической справедливости?