Гарри Тертлдав - Агент Византии

• Название: Агент Византии
• Автор: Гарри Тертлдав
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2007
• ISBN: 5-699-20631-0

Мир, где Мухаммед не основывает ислам и обращается в христианство, Византийская империя не уступает завоевателям Сирию, Палестину, Египет и Северную Африку, а Персия остается великой державой, способной на равных соперничать с Византией. В таком мире живет главный герой, Василий Аргирос, солдат и агент империи, прошедший путь от командира разведчиков римской армии до константинопольского магистра.

«Агент Византии» по праву считается одним из лучших романов писателя, более того – одним из лучших произведений, написанных в жанре «альтернативной истории».

---

Еще после тех ночей в Дарасе Василий задумывался, была ли тогда ее страсть настоящей или притворной ради продолжения бесконечной борьбы Персии с Римской империей. Но и сейчас он сомневался; в своих интересах Мирран могла сказать что угодно. Обуреваемый подозрительным любопытством и досадой, магистр ответил:

– Говори что хочешь. Гоарий пляшет под твою дудку, будь то в постели или нет.

Смех Мирран резал слух.

– Было б так, я бы не беседовала с тобой сейчас – тебя бы убили в момент, когда Цхинвали объявил твое имя. Но ты мне нужен живым.

Впервые Аргирос подумал, что она говорит правду, хотя бы частично. Она давно бы разоблачила его, если бы полностью держала в руках царя аланов. Но доверять ей – значило пойти против интуиции и очевидных фактов.

– Если Гоарий себе на уме, судя по твоим словам, тогда почему он отвернулся от истинного Бога Иисуса Христа и бросился в объятия вашего ложного Ормузда? Что это, если не твоих рук дело?

– Я считаю мою веру такой же истинной, как ты – свою, – едко ответила Мирран. – Что до Гоария, он сам себе на уме, и у него есть свое божество – он поклоняется только себе. Он говорит только то, что отвечает его текущим нуждам. Я поняла это слишком поздно, вот почему мне нужна твоя помощь.

– Вот мы и подошли к делу, – заметил Аргирос.

Мирран кивнула:

– Верно. Видишь ли, он намеревается открыть Дарьяльский проход киргизам и всем кочевым племенам, какие пожелают к ним присоединиться. Его армия тоже пойдет с ними; он считает, что станет во главе всего войска. – Она вздохнула с непритворным сожалением. – Подумать только, чего мне стоило добыть эти сведения, и всё оказалось бесполезно.

Аргирос поразился: в жизнь воплощались худшие ожидания Георгия Лаканодракона.

– Почему тебя не устраивает, чтобы кочевники опустошили римские провинции? – спросил магистр.

– Я уже говорила – если бы только это, ты бы давно погиб. Но у Гоария и степняков широкие планы. Они хотят вторгнуться и в Персию. Гоарий вообразил себя Искандером.

Аргирос нахмурился, но спустя пару секунд вспомнил, что так персы именовали Александра. За шестнадцать веков после Александра Великого многие пытались овладеть и Востоком, и Западом, но никто так и не добился успеха.

Однако никто не пытался заручиться поддержкой кочевников.

– Так ты считаешь, что он может этого достичь, – задумчиво произнес магистр.

– Может, конечно, может, – подтвердила Мирран. – Он думает, что может все, и такие люди иногда оказываются правы.

Чуть смутившись, она добавила:

– Я страшусь его.

Такое признание ошеломило Василия, не ожидавшего услышать от Мирран что-либо подобное.

– Трудно вообразить, чтобы армия прорвалась с Кавказа. Горы защищают от поражения, но они не служат мощеной дорогой к победе.

Сейчас Аргирос произносил вслух мысли, которые пришли ему в голову по пути в Дарьял.

Глаза Мирран заблестели. Она поняла его сразу. А он знал, как она умна. Не столько красота, сколько ум был ее главной силой, хотя и то и другое делало ее вдвойне опасной.

– Несмотря на это, аланы превозносят своего государя. Пусть он… чудаковат, но иногда это заставляет народ идти за ним, потому что люди считают его отмеченным богом – какому бы богу они ни поклонялись.

Ее улыбка должна была показать Аргиросу, что Мирран сделала ему уступку в этом вопросе.

Он не противился. Веками агенты Римской империи учились оценивать, когда можно прибегнуть к дипломатии, а когда не обойтись без войны; стоило ли платить дань или лучше было стравить племена между собой и отвлечь их от границ. Если в Алании родился герой, из богатого исторического опыта Аргирос мог заключить, как быть.

– Убить его, – сказал магистр. – Начнется хаос, и аланы надолго и безопасно для нас погрязнут в раздорах.

– Разумеется, я думала об этом, – призналась Мирран, – но тут дело не только в моей безопасности, просто уже поздно. Проходы уже в руках киргизов, а не аланов.

– Проклятье!

– Да, проклятый народ, – мрачно отозвалась Мирран. – Их хан Дайр, мне кажется, использует Гоария в собственных целях так же, как Гоарий использует его. Если Гоарий рискнет последовать примеру Искандера, то у Дайра тоже есть на кого равняться.

Аргирос задумался о вождях кочевников, постоянно вторгавшихся в Римскую империю.

– Аттила, – назвал он самого великого и ужасного.

Мирран нахмурилась:

– Никогда о нем не слышала.

Магистр на секунду удивился, но затем сообразил, что она не обязана знать старинные легенды далекого от нее Запада: Аттила никогда не вторгался в Персию. Но она знала другого, кто нападал на ее родину.

– Я вспомнила о царе эфталитов, который когда-то давно хитростью убил царя царей Пероза[67].

Аргирос кивнул; Прокопий сохранил для римлян историю того несчастья.

– Ладно, довольно экскурсов в древнюю историю, – сказал магистр с мрачным прагматизмом, который перед тем заставил его подтолкнуть Мирран на цареубийство. – Теперь нам надо решить, как быть с ханом Даиром.

Аргирос заметил, что он сказал «нам», и понял, что действительно поверил Мирран.

Она приняла его слова за невысказанное согласие и расценила это как свою заслугу.

– Мы должны решить. Но я не вижу простого способа и сомневаюсь, что нам удастся поссорить его с Гоарием. Пока они не добьются успеха, их интересы полностью совпадают.

– А потом, – хмуро добавил Аргирос, – будет уже поздно.

Мирран согласно улыбнулась.

– Ах, Василий, я знала: когда-нибудь в Константинополе обеспокоятся и пришлют кого-то выяснить, что творится в Алании. Гоарий непременно станет бахвалиться, вместо того чтобы спокойно хранить свои замыслы в тайне и ждать, пока они вызреют. Я рада, что магистр официорий выбрал тебя. Мы мыслим сходно, ты и я.

С губ магистра уже была готова сорваться резкая отповедь, но он сдержался. Несмотря на различия между ними, слова Мирран во многом справедливы; он вспоминал об этом при каждой встрече с ней. Конечно, у Аргироса было много больше общего с Мирран, чем с каким-нибудь константинопольским красильщиком, чей кругозор не распространялся дальше завтрашних скачек на ипподроме.

– Мы выражаемся по-разному, – заметил он, – но говорим на одном языке.

– Хорошо сказано! – Она потянулась вперед и встала на цыпочки, чтобы поцеловать его в щеку, и захихикала. – Твоя борода аккуратнее, чем у Гоария – на лице больше свободного пространства. Мне это нравится.

Продолжая смеяться и уклоняясь от его губ, она поцеловала Василия в другую щеку.

Он знал, что Мирран умела тщательно рассчитать свои силы, но все равно стремился к ней. Прикосновение ее губ напомнило ему о былых днях в Дарасе.

Гибкая, точно угорь, она ускользнула.

– Что станет с тобой, если тебя застигнут, когда ты пристаешь к царской содержанке?

Затем она вдруг стала серьезной.

– Я должна возвращаться. Покидать дворец всегда рискованно, но не так опасно в середине дня, когда Гоарий отсыпается, чтобы потом бесчинствовать ночью. Но он скоро проснется и тогда может позвать меня.

Аргирос понимал, что ему нечего сказать на это. Он смотрел, как Мирран скользила через рыночную площадь – грациозно, как танцовщица, – эту роль она разыгрывала для прикрытия в Дарасе. Когда она исчезла, магистр еще несколько минут стоял в раздумье и поглаживал подбородок, прежде чем вернуться в гостиницу Супсы.

По дороге Василий с тревогой размышлял над тем, что узнал от Мирран. Его навязчиво преследовали воспоминания о ее нежных губах. Это раздражало, и он терзался противоречивыми чувствами до тех пор, пока не осознал их значение.

За годы, что истекли после смерти сына и жены, Аргирос никогда не задумывался о том, чтобы связать свою жизнь с другой женщиной. Частично это объяснялось непреходящей тоской по Елене, но еще более нежеланием обрекать женщину на одинокую жизнь жены магистра, в особенности потому, что он вынужден выполнять сложные поручения. За пять последних лет он побывал в Испании, во франко-саксонских королевствах, в Дарасе, а теперь здесь, на Кавказе. Каждая из этих миссий длилась месяцами, а первая – почти год. Несправедливо превращать жену в Пенелопу, вечно ожидающую своего Одиссея.

Однако с Мирран последнее затруднение отпадало само собой. По крайней мере, она способна о себе позаботиться. И если – если! – она была правдива, говоря о своих дарасских впечатлениях, тогда Аргирос нравился ей хотя бы в каком-то отношении. Там, вспоминал он, было от чего потерять голову помимо постели, хотя и последнее тоже имело значение.

Магистр рассмеялся над собой. Мирран – персиянка, и она – заведомый враг почти по Евклидовой логике. Она поклоняется Ормузду. Она спит с Гоарием и ублажает царя бессонными ночами. Единственной целью, с которой она оказалась на Кавказе, было обольстить аланского царя и в буквальном смысле слова отвратить его от Римской империи. Но мало того; если – если! – она не лжет, то и Константинополю, и Ктесифону смертельно угрожают козни Гоария.