Карен Рэнни - Моя безумная фантазия

• Название: Моя безумная фантазия
• Автор: Карен Рэнни
• Издательство: АСТ
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1999
• ISBN: 5-237-02749-0

Юная Мэри-Кейт Беннетт подарила свое сердце Арчеру Сент-Джону, графу Сандерхерсту, таинственному затворнику, которого молва считала виновным в убийстве жены Мэри решила сделать все возможное, чтобы снять с возлюбленного ужасные подозрения. Так начинается эта история — история загадок и преступлений, опасностей и обманов, история пылкой, неистовой страсти и безумной, всепоглощающей любви, для которой нет ничего невозможного.

---

Она протянула руку, но слишком поздно. Он ушел.

Она едва успела улечься в постель и только протянула руку к чашке, когда дверь открылась и быстро закрылась.

Берни взглянула в сторону гостя, выпила содержимое чашки и поправила волосы, похвалив себя за то, что надела один из своих шелковых пеньюаров, а не дурацкую муслиновую ночную рубашку. Там даже на рукавах не было ни кусочка кружев.

Будь проклят этот высокомерный тип! Судя по его улыбке, это было как раз то, чего он хотел. Она прищурилась и швырнула в него романом, который читала. Жаль, не попала.

— Что ж, ты выждал как следует, — сказала она, слыша свой сердитый голос и понимая, что совсем не так раздосадована, как следовало бы.

За последнее время этот негодяй довел ее до крайности, все время улыбался, как будто ему что-то о ней известно, срывал поцелуй, когда она садилась или выходила из кареты. Укрощал ее, как он однажды шепнул ей, а когда она чуть не ткнула его в живот зонтиком, лишь увернулся и ухмыльнулся дьявольской улыбкой.

— Мир, Берни, — сказал Питер Салливан, расстегивая ливрею. — В Лондоне, по-моему, очень одиноко.

— И чертовски холодно, — согласилась она, откидывая одеяло.

Она улыбнулась, мягко призывая его, и когда они поцеловались, то чуть не испортили поцелуй смехом.

Глава 30

На его улыбку трудно было не ответить. Мэри-Кейт сопротивлялась не дольше минуты.

— Вы не простили меня за то, что я сказал ему, куда вы отправились, — сказал Питер, помогая ей выйти из экипажа. — Я это понял по тому, как вы все время от меня отворачивались. Но поймите, мир может быть очень жестоким к такой милой девушке, как вы.

Мэри-Кейт прищурилась в ответ на галантную тираду и улыбнулась ему:

— Вы способны очаровать пчелиный рой, Питер Салливан, что, бьюсь об заклад, уже обнаружила Берни.

К ее удивлению, его загорелое лицо побагровело. Мэри-Кейт отвернулась, скрывая улыбку: она не хотела смутить его Питер был единственным из слуг, кто разговаривал с ней по своей воле. Остальные обращались с ней как с чем-то средним между младшей прислугой и любовницей. Она очень хорошо подходила под эту категорию, но никогда бы им в этом не призналась. Поэтому большую часть времени девушка проводила в одиночестве, ведя непривычную жизнь привилегированного сословия.

Берни настояла на том, чтобы по пути в Сандерхерст навестить всех соседей, чьи поместья лежали по дороге. Как она объяснила, это гораздо интереснее, чем разъезжать по портам.

Мэри-Кейт искренне надеялась, что следующий визит окажется лучше предыдущего. Они провели бесконечный час в обществе трех мисс Гастинг — сестер, обитавших в нескольких часах пути от Сандерхерста, в старом, ветхом доме, который, по всей видимости, когда-то был частью древнего монастыря.

Они впятером сидели в темной гостиной, потому что сестры не открывали шторы со дня смерти их отца пять лет назад. «Упокой, Господи, его душу» — фраза повторялась при каждом упоминании имени их папеньки, чья личность, к несчастью, являлась самой любимой темой для разговора. Девицы чинно расположились на диване, все в черном, похожие на сидящих на ветке ворон. У всех трех был высокий лоб, зачесанные назад и убранные в тугой узел волосы. Они походили одна на другую, исключая едва заметные различия во внешности, но не в характере. Та, что сидела слева, была высокой и старше остальных на два года. Сидевшая справа когда-то была замужем.

За этим визитом последовало посещение овдовевшей миссис Дорсет, весьма привлекательной и еще совсем не старой женщины. На протяжении всей беседы она забрасывала их вопросами об Арчере. Мэри-Кейт чрезвычайно раздражали постоянные упоминания о деньгах Сент-Джонов, но еще больше выводила из себя настойчивость, с которой женщина повторяла, что приедет с ответным визитом на следующий день.

— Я так рада буду снова увидеть лорда Сент-Джона. О, так рада!

Мэри-Кейт испытала желание ткнуть Берни чем-нибудь острым.

Теперь они находились еще в одном доме с визитом — исключительно британским изобретением для женщин, имеющих много денег и мало забот. По мнению Мэри-Кейт, такой скуке не позавидуешь.

— Поправь шляпку, Мэри-Кейт.

— Поправлю. Берни, на вашей юбке остался кусочек голубой глазури, — улыбнулась Мэри-Кейт.

— Ужасные были кексы, правда? Глазурь немыслимо сладкая, да еще и голубая. Правда, чай, согласись, был сносным. Но кексы Мириам Дорсет я ела в последний раз.

— Почему вы все время говорите, Берни? Чтобы я не могла спросить, почему мы не едем прямо в Сандерхерст, как обещали Арчеру?

Мэри-Кейт не разговаривала с ним с того злополучного вечера, когда он повернулся и вышел из комнаты. Не зашел он к ней и позднее, как она надеялась. Ночь оказалась длинной и одинокой.

— Мы едем домой, дитя. Просто есть возможность навестить людей, которых я очень давно не видела. Я не отшельница, как мой сын.

— Почему он стремится к уединению, Берни?

— Ты ведь не встречалась ни с кем из наших родственников, да, милая девочка? Будь довольна, что нет, — сказала она, когда Мэри-Кейт покачала головой. — Свора кровососов, выпрашивающих у Арчера то одно, то другое, называющих детей его именем, сажающих в его честь деревья, лишь бы получить несколько лишних фунтов в год. Он содержит, между прочим, больше двадцати семей, и любой человек в Англии, у кого в жилах есть хоть капля крови Сент-Джонов, желает добраться до фамильного состояния.

— Ничего удивительного, что он посчитал меня авантюристкой. Тем не менее они же его родственники, Берни. Не всем так везет.

— В твоем голосе звучит тоска, моя дорогая, но позволь заверить тебя, что клан Сент-Джонов и близко не напоминает семью. Почему, по-твоему, их не пускают в Сандерхерст и почему Арчер всегда принимает членов семьи в Лондоне? Никчемное сборище, эти Сент-Джоны! Если б они затратили хотя бы половину усилий, которые тратят на вымаливание подачек, на то, чтобы употребить эти деньги с пользой, то и отношение к ним было бы куда лучше. Между прочим, так поступил мой отец.

Берни подняла медный молоток и резко ударила в дверь.

Женщина как раз убирала спицы в предназначенную для них коробку, когда в комнату в сопровождении Мэри-Кейт вплыла Берни. Улыбка на лице женщины застыла, когда она увидела, кто пожаловал.

— Сесили, ты прекрасно сохранилась. — Ослепительная улыбка осветила лицо Берни. — Только не говори, что я выгляжу плохо. Смотришь на меня, как будто тебе явился призрак.

Берни принялась палец за пальцем стягивать перчатки. На лице ее по-прежнему играла улыбка.

— Мэри-Кейт?

Графиня обернулась и сделала ей знак подойти ближе.

— Сесили, позволь представить тебе мою близкую подругу — Мэри-Кейт Беннетт. Из Лондона.

Мэри-Кейт кивнула в ответ на кивок хозяйки, ощущая себя участницей кукольного представления и чувствуя, что единственный человек, который знает, что и зачем они делают, — это Бернадетт Сент-Джон.

— Сколько времени прошло, Бернадетт! Много лет.

— В самом деле, Сесили, но время тебя пощадило. А Сэмюел? Он так же хорошо справляется со своими годами?

Усаживаясь на диван, Берни еще раз широко улыбнулась.

— Мой муж чувствует себя хорошо. Для этого ты и вернулась, Бернадетт Сент-Джон? Распутничать с моим мужем? В доме моей дочери?

— Даже не могу сказать, с каким из твоих вопросов я больше не согласна, Сесили. Когда ты называешь Сандерхерст домом твоей дочери, в то время как на протяжении семнадцати поколений он принадлежит семье моего мужа, или когда называешь меня распутницей?

Мэри-Кейт тупо уставилась на Сесили и плюхнулась рядом с Берни, забыв от потрясения все уроки хороших манер и осанки. Берни могла хотя бы предупредить, кого они собираются навестить. Она бросила укоризненный взгляд в сторону своей спутницы, но внимание Берни было полностью приковано к теще Арчера.

— Я называю тебя тем, что ты есть на самом деле, Бернадетт Сент-Джон.

— «И глупец, когда молчит, может показаться мудрым, и затворяющий уста свои — благоразумным».

— Богохульство не поможет тебе, Бернадетт Сент-Джон. Господь слышит тебя. Всякий грех и хула простятся человекам; а хула на Духа не простится человекам «.

— Я не намерена состязаться с тобой в искусстве цитирования, Сесили. Ты не изменилась. Я думала, с годами ты смягчишь свое отношение.

— К тебе? Ты за этим приехала? Узнать, простила ли я тебя?» Таков путь и жены прелюбодейной; поела и обтерла рот свой, и говорит: «Я ничего худого не сделала».

— Я вернулась домой только с одной целью, Сесили. Помочь Арчеру найти Алису. По-моему, достойно порицания, что ни от нее, ни о ней так и не поступило никаких вестей. Скажи, — попросила Берни, — ты совсем ничего не слышала о своей дочери за все это время?

Хозяйка дома продолжала стоять, стиснув руки и поджав губы. Ее взгляд не выражал никаких теплых чувств, она не предложила женщинам освежающих напитков, что принято во время дневных визитов. Она ясно давала понять, что их пребывание в доме Моршемов более чем нежелательно.