Патриция МакКиллип - Арфист на ветру

• Название: Арфист на ветру
• Автор: Патриция МакКиллип
• Жанр: Фэнтези

…Давным-давно из этого мира ушли волшебники, но их мудрость осталась жить, скрытая в загадках, передаваемых из поколения в поколение. Одним из величайших мастеров раскрывать смысл этих загадок стал Моргон, владетель крошечного княжества Хед. Но древние силы Зла берегут свои тайны. Они хотят остановить Моргана, и смерть, меняя обличья и маски, следует за ним по пятам. И тогда князь Хеда отправляется в дальний путь к берегам враждебных королевств. Только там, у загадочного обитателя горы Эрленстар, он сможет узнать разгадку главной тайны – трех звезд, осеняющих чело Моргана с момента его рождения.

---

Странная печаль охватила его, и он прошептал:

– Не сердись на меня, я просто безумно испугался...

– Ничего. – Она проверила повязку на его груди; Моргон узнал полосы от ее сорочки. – Я нашла травы, которые свинарка... То есть Нун... Она научила меня, как лечить травами раненых свиней. Надеюсь, они помогут и тебе.

Он поймал ее руки и сжал их в своих ладонях.

– Пожалуйста, скажи что-нибудь еще.

– Не знаю, что сказать. Никто никогда прежде не управлял моим разумом. Я так рассердилась на тебя, что хотела только одного – вырваться и вернуться в Ануйн. И тогда... Тогда я освободилась. И осталась с тобой, потому что ты понимаешь... понимаешь природу моей мощи. Меняющие Обличья – тоже. И они зовут меня родственницей. Но тебе я доверяю.

Рэдерле замолчала. Он ждал и видел ее какой-то странной, непривычной, ему казалось, что его лихорадит. Спутанные волосы девушки походили на засохшие бурые водоросли, кожа была бледной, словно раковина, глаза менялись, как меняется цвет моря под лучами солнца. Внезапно лицо ее исказилось гримасой, и она отпрянула от Моргона.

– Не смей на меня так смотреть!

– Прости, – сказал он. – Ты такая красивая. Ты понимаешь, какого рода сила требуется, чтобы вырваться от меня?

– Да. Мощь Меняющих Обличья. Та, что у меня есть.

Он молчал, не сводя с нее глаз. Легкая холодная дрожь пробежала по его телу.

– У них как раз достаточно силы, – внезапно сказал он, едва ли замечая боль в плече. – Почему они ее не применяют? Никогда не применяют. Они бы запросто убили меня – уже давным-давно. В Херуне Корриг мог бы убить меня, пока я спал, а он только лишь на арфе тренькал. Он нарывался, провоцировал меня, словно хотел, чтобы я убил его. В Исиге... Трое Меняющих Обличья не могли убить одного князя-деревенщину с Хеда, который отродясь не пускал в дело меч. Во имя Хела, кто они? Чего они от меня хотят? А Гистеслухлом? Ему что нужно?

– Ты думаешь, они его убили?

– Не знаю. Наверное, ему хватило здравого смысла, чтобы бежать. Удивительно, как это он не очутился в возке вместе с нами.

– Они станут искать тебя в Лунголде.

– Знаю. – Он скользнул ладонями по лицу. – Знаю. Возможно, с помощью волшебников я смогу не пустить их в город. Мне нужно побыстрее попасть туда. Мне нужно...

– Понятно. – Рэдерле сделала глубокий вдох и устало выдохнула. – Моргон, научи меня оборачиваться вороной. Это хотя бы в обычае королей Ана. И двигаться я буду быстрее – уж, во всяком случае, быстрее, чем босой и пешком.

Он поднял голову. Миг спустя он лег на прежнее место и потянул ее за собой, ища, как высказать сразу все, что крутилось у него в голове.

– Я научусь играть на арфе, – сказал он наконец и почувствовал, что Рэдерле улыбается, прижавшись головой к его груди.

Затем все его мысли смерзлись в одно воспоминание о прерывающемся рокоте арфы где-то в ночной темноте. Он не понял, что опять плачет, пока не поднес к лицу руку и не коснулся глаз. Рэдерле молчала, нежно приникнув к нему.

– Я сидел ночью около Дета не потому, что надеялся его понять, – сказал он после долгого перерыва, когда костер уже начал угасать. – Я сидел там потому, что он приманил меня, я был ему нужен. И он удерживал меня там не музыкой и не словами, но чем-то достаточно сильным, чтобы связать меня, несмотря на весь мой гнев. Я пришел к нему, потому что он позвал. Ты это понимаешь?

– Моргон, ты любил его, – тихо ответила она. – Это тебя и удерживало.

Он погрузился в думы, вспоминая неподвижное лицо в тени позади пламени, вслушиваясь в молчание арфиста, пока почти не начал слышать звук, с которым, точно паутина, плетутся в темноте загадки в великой тайной игре, которая самую его смерть обратила в загадку. Наконец какая-то трава, которую Рэдерле приложила к щеке Моргона, пронизала все его тело душистым запахом, и он уснул.

Моргон стал учить Рэдерле оборачиваться вороной на рассвете, как только они проснулись. Он проник в ее разум, нашел в его глубине образы ворон, сказания о них, воспоминания, о которых она и не догадывалась: непроницаемые, по-вороньему черные глаза ее отца, вороны в дубовом лесу над свиным стадом Райта, вороны, летящие через всю историю Ана, – пожиратели падали, вестники, стражи гробниц, вороны с голосами, полными насмешки, недобрых предостережений, полными поэзии.

– Откуда все это? – пробормотала она в изумлении.

– Это часть анского землезакона. Мощь и сердце Ана. Не более того.

Он подозвал сонную ворону с одного из деревьев, растущих вокруг полянки. Птица села ему на руку.

– Ты можешь войти в мой разум? Взглянуть через мои глаза в мои мысли?

– Не знаю.

– Попробуй. Тебе это не будет трудно.

Он раскрыл свой разум сознанию вороны, впитал в себя все его содержимое и увидел свое расплывшееся безымянное лицо глазами птицы. Он слышал звуки, точные, отдельные, словно пение флейты, – звуки, говорящие о движении под сухими листьями, под корнями дубов. Он начал понимать вороний язык. Затем ум Моргона наполнился ощущениями Рэдерле – словно она была внутри него, нежно прикасаясь и озаряя его, как солнечный свет. От изумления и радости у него перехватило горло. С минуту три души черпали мудрость друг у друга, бесстрашно, словно первопроходцы. Затем ворона каркнула; ее черные крылья распростерлись и застили Моргону свет рождающегося утра. Разум его остался в одиночестве и все еще тянулся к тому, что его покинуло. Захлопав крыльями, ворона села ему на плечо. Он заглянул в ее глаза, улыбнулся, и птица неуклюже взмыла в воздух к самой высокой ветке ближайшего дерева, но промахнулась и попала на ветку только со второй попытки. Потом ворона превратилась в Рэдерле, боязливо цепляющуюся за ствол. Она посмотрела вниз на Моргона, еле дыша.

– Прекрати смеяться, Моргон. Вот я и взлетела. А теперь, во имя Хела, скажи, как мне вернуться обратно? Как мне спуститься?..

– Лети.

– Я разучилась!

Он взлетел и сел с ней рядом, хотя одно крыло его плохо слушалось: еще не зажила рана. Обернулся человеком, и ветка угрожающе затрещала под его тяжестью. Рэдерле смотрела на него, раскрыв от удивления рот.

– Мы свалимся в реку, Моргон, ветка ломается... – И вновь, визгливо каркнув, затрепетала черными крыльями. Моргон догнал ее, и они метнулись сквозь свет зари черными линиями, воспарили высоко над лесом и увидели сотни верст бесконечной чащи и прорубленную в ней Торговую дорогу, пересекающую Обитаемый Мир. Они взмывали ввысь, пока возки торговцев не стали крохотными, словно неловкие насекомые, ползущие по ленте пыли. Вороны медленно снизились двумя спиралями, взмахивая крыльями в одинаковом неспешном ритме, описывая все меньшие и меньшие витки в лучах солнца, пока не вычертили последний черный круг над рекой. Они приземлились на самом берегу среди папоротников и обернулись людьми. Не говоря ни слова, поглядели друг на друга.

– Твои глаза полны крыльев, – прошептала Рэдерле.

– Твои глаза полны солнца...

6

В последующие две недели они летели. Безмолвный золотой дубовый лес растаял на краю Задворок Мира. Дорога сворачивала и забирала к северу через густые темные сосновые леса, покой которых, казалось, не нарушался столетиями. Она огибала скалистые возвышенности, которые полуденное солнце окрасило медью, бежала по мостам над ущельями, по дну которых струились от Лунголда серебряные прожилки воды. У крутых каменных стен расплескивались озера. Скопления деревьев до бесконечности расплывались в вороньих глазах и пропадали лишь у самых голубых туманных гор, высящихся на дальних западных окраинах Задворок Мира.

Днем солнце заливало небо безупречной металлической синевой, а ночь рассыпала звезды от края до края неба, до самой кромки мира. Голоса земли, камня и неукротимого ветра здесь были настолько громкими, что их не было слышно. А внизу лежала тишина, неумолимая, как гранит.

Моргон чувствовал ее во время полета – она проникала в самые его кости и непривычно, холодно прикасалась к сердцу. Сперва ему хотелось укрыться от нее, войдя в душу Рэдерле, подхватив ее неясную и нечеткую речь. Но в какой-то момент тишина приноровилась к ритму его полета и мало-помалу стала песней. Наконец, когда он уже едва помнил прежний язык и воспринимал Рэдерле лишь как темную, обточенную ветрами форму, он увидел, как бесконечные деревья далеко впереди расступаются. Их взорам предстал раскинувшийся по берегам первого из Лунголдских озер великий город, блистающий медью, бронзой и золотом в последних лучах солнца.

Вороны, порядочно уставшие, приближаясь к концу своего пути, забили крыльями. Лес не доходил до города на несколько верст – жителям Лунголда требовались поля для того, чтобы разбивать там пастбища и огороды. Прохладный аромат сосен сменился запахом обработанной земли и посевов, который раздразнил воронье нутро Моргона. Торговая дорога, вся в полосах теней, пробежав последний разбитый участок, влилась в город, ворота которого из темного полированного дерева не производили впечатления прочных, во всяком случае издали. Стены же города – огромные, толстые, с опорами также из камня и дерева, вздымались высоко над крышами домов, выплеснувшихся за прежнюю городскую черту. Новые улицы там и сям прорезали древние стены, в которых возникали новые ворота – поменьше главных; дома и лавочки лепились к городской стене и даже стояли на ней, ибо строители их позабыли ужас, побудивший возвести эти стены семь столетий назад.