Татьяна Лунина - Когда забудешь, позвони

• Название: Когда забудешь, позвони
• Автор: Татьяна Лунина
• Издательство: АСТ, Астрель, Транзикнига
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2004
• ISBN: 5-17-025652-3, 5-271-09631-9, 5-9578-1120-3

Шесть лет в тишине и покое женского монастыря — и возвращение домой, в безумную круговерть столичной жизни!

Туда, где для когда-то блестящей телесценаристки открываются весьма своеобразные «новые перспективы» торговки-челночницы!

Туда, где единственный друг и единственный мужчина, еще не забывший, что значит «любить и защищать женщину», — бывший ученый, ныне «с низов» проходящий путь к богатству и положению «крутого нового русского»! Это — наша Москва.

Как же непросто здесь выжить!

Как же трудно здесь стать счастливой!

---

Они ни о чем не договаривались, ничего не планировали. Просто столкнулись у бровки тротуара, направляясь каждый к своей машине. Молча пошли вместе, почти синхронно открыли дверцы, вставили ключи зажигания, тронулись с места. Ехали затылок в затылок. Почти как два шпиона, якобы не знакомые, но знающие, что через несколько минут встретятся. Или как соглядатай и поднадзорный, как буква «б» за буквой «а», четверг за средой — да мало ли! Мысли путались и тыкались друг в друга, наскакивая на дурацкие сравнения. И прятали своих собратьев, которые могли бы подсказать, что произойдет через полчаса. Именно столько тягучих минут оставалось до ее двери. Такого наваждения еще не было! Наверное, оттого, что сейчас в ней не одна — две женщины, и та, другая, совсем заморочила голову. Сильная, страстная, независимая, которая вошла в мысли, душу, сны. И привела с собой надежду.

Ключ никак не хотел попасть в скважину — тянул время, давая последний шанс опомниться. Олег молча отвел ее руку и, крепко обхватив пальцами упрямца, повернул по часовой стрелке…

Глава 17 Лето, 1995 год

Договорились о рассрочке. На перроне, у пятого вагона скорого поезда «Москва Тина шепнула в ухо:

— Деньги, конечно, недооценивать нельзя, но не они к нам катят колесо фортуны. Счастьем верховодят небеса. — Потом расплылась в блаженной улыбке и добавила: — А любовью целует Бог!

«Ходячий памятник» дал трещину, гранит оказался глиной, и трезвый прагматик обернулась захмелевшей от чувств идеалисткой.

— Не дергайся, Поволоцкая, будешь выплачивать с прибыли, частями. Когда сможешь, тогда и отдашь, — втолковывал прагматик. — Да хоть никогда! — размечталась идеалистка. — А мне за Алешку никакими деньгами не расплатиться. Вот уж точно: с кем поведешься, от того и наберешься. Получила я от тебя ни много ни мало — судьбу. Приеду на новое место, схожу в церковь, свечку поставлю. Что встретились мы тогда на углу и я переступила твой порог. — Изотова замялась. — Скажи как на духу, Васька: ты не в обиде на меня?

— Мы уже обсуждали это, — напомнила Васса. И улыбнулась: — Я рада, что два хороших человека нашли друг друга.

— Спасибо! — расцвела Тина. — Алеша, спускайся к нам! — махнула рукой. — Прощаться будем, через три минуты поезд тронется.

Озабоченная физиономия в окошке просияла, и капитанская голова скрылась. В ту же минуту со ступенек соскочил высокий загорелый симпатяга. В который раз Василиса удивилась, как до сих пор он умудрился остаться не окольцованным. Видно, точно знал, где и когда найдет свою гавань. Что ж, качество для истинного моряка весьма ценное, помогающее не затеряться в бескрайних житейских просторах и не утонуть в проходных объятиях. Стоя рядом, эти двое отлично смотрелись в паре и томились, как грибы в сметане, ожидая, когда пропарится счастьем их новая жизнь. Полторабатько протянул руку.

— Прощай, Василиса! Спасибо за все. — Его глаза на секунду затуманило что-то странное, забытое, но тут же они прояснились, и безмятежный взгляд остановился на без пяти минут жене. — Приглашай, хозяйка, первую гостью к нам на бархатный сезон.

Довольная «хозяйка» радостно зачастила:

— Приезжай, Поволоцкая! Солнце ты мое, как же я буду по тебе скучать! Будь счастлива, звони, не поминай лихом!

— Граждане отъезжающие, — прервал прощальные излияния суровый южный говорок, — поднимайтесь в вагон! — Немолодая полная женщина в темной юбке и голубой летней рубашке выразительно посмотрела на бестолковую троицу: мало того что две топчутся, никак разойтись не могут, так еще третьего подозвали. А случись что, отвечать проводнику. И чего топтаться? Не помирают — разъезжаются, всего и делов. Главное, чтоб живы-здоровы были, а живой живого всегда дождется.

— Да-да, поднимаемся! — заторопился Алексей и потянул за руку Тину: — Пойдем, милая! Поезд трогается.

— Пока, солнце мое, — скоро расцеловала щеки бывшая наставница, партнер и подруга, — удачи!

— Фамилию менять будешь? — чмокнула многоликую Васса.

— Не-а! — лихо подмигнула Изотова и резво вскочила на подножку, как будто не она совсем недавно лежала под ножом хирурга. — Не всякий гриб в лукошко кладут! — весело прокричала напоследок из-за голубой спины.

Проводница закрыла мощной фигурой смеющееся лицо, подняла ступени, и вагоны побежали с вокзала, спеша друг за другом к райским кущам. А по московскому перрону плелась неприкаянная одиночка. Независимая, независтливая, искренне желавшая отчалившей паре семь футов под килем — неразумная тетеря, не способная сложить из двух букв одно слово, за которым может ждать счастье.

Ив прибыл в Москву три дня назад. Они не виделись — дела обрушились лавиной. Но звонил каждый день. Ни о чем не спрашивал, исправно интересовался ее настроением и с нетерпением ждал встречи. Похоже, эта встреча станет началом. Или концом. Знать бы только, что предпочесть. Ей же, судя по всему, хотелось бы и коз накормить, и сено не трогать. Мадам Васья чувствовала себя сбитым с толку пешеходом, которого путал на перекрестке неисправный светофор. Зеленым — звал вперед разум, красным — удерживало на месте сердце, а желтый просто жульничал, подталкивая то к одному соседу, то к другому. И эта разболтанная разноцветная троица никак не хотела определиться в приоритетах: путала, пытала и не давала ходу. Но не на ту напала. Теряться долго в раздумьях Васса не собиралась, и выбранный цвет, можно сказать, сиял в кармане. Опасный перекресток почти пройден, осталось только сделать последний шаг. И не позднее завтра она шагнет. Потому что встретиться договорились завтра. А послезавтра Василиса должна вылететь в Римини. У русской мадам тоже дела, и они требуют уважительного отношения. Независимо ни от чего ей надо трудиться; как говорят в России: хочешь есть калачи — не сиди на печи.

— О, да-да! — с готовностью согласился Ив, а Ванечка застенчиво спросил: — Может быть, вы будете любить круассаны? Я знаю маленькое уютное кафе на улице Риволи, мы могли бы иногда завтракать там прекрасными круассанами и кофе со сливками. Или мадам Васья предпочитает черный?

«Мадам» предпочитает зеленый чай с жасмином, — хотела ответить упрямая москвичка, — и не на улице Риволи, а в Чертанове». Хотя, если вдуматься, должно быть и в Париже неплохо.

Народу в метро — кот наплакал. Разгар лета, выходной и жара в Москве выгнали жителей из столицы. Васса пристроилась в уголке и принялась мечтать, как проведет сегодняшний вечер, которого пришлось ждать без малого десять лет. Именно столько они не собирались вместе: рыжая Юлька, Лариска и она, старшая, чье слово всегда было заключительным. Они дружат тридцать семь лет, чуть не с пеленок, и дружба эта с годами, может, и теряет внешние атрибуты, но глубже прорастает внутрь. Давно уже очень редко видятся, как правило, среди разобранных чемоданов, подарков, которые требуют немедленного обсуждения и отнимают золотое время. Всегда порознь — не совпадают днями, часто впопыхах — ждут дети, родня, мужья, отдых. Но если спросить каждую: помнят ли друг о друге — удивятся и покрутят мысленно пальцем у виска. Как можно помнить о воздухе, о воде? Без них просто нельзя жить — вот и весь ответ.

— Следующая станция «Проспект мира»! — объявила магнитофонная запись.

Васса поднялась и пристроилась к небольшой кучке, столпившейся у раздвижных дверей вагона. «Надо же, — удивилась она, — а народ не весь разъехался по дачам да Канарам, парятся, бедолаги, в городе». Рядом стоял молодой щупленький парнишка в очках, в джинсах и футболке, с озабоченным видом разглядывая схему метро. «Приезжий, — решила коренная москвичка, — наверное, в институт прибыл поступать». Умненький лобик морщился от напряжения, левая рука бережно прижимала к груди пару толстых книг. А правая осторожно тащила из чужой раскрытой сумки коричневый кожаный кошелек. Но девушке впереди было явно не до событий реальных: она увлеклась вымышленными, не отрываясь от дешевой книжки в затасканной мягкой обложке. Секунда — и собственность книголюбки исчезнет в кармане «абитуриента».

— Ой, — покачнулась стоящая сбоку тетка и с силой вонзила острый каблук в мужскую кроссовку, — извините! — На шустрого малого смотрели ясные, невинные глаза. Тетку качнуло второй раз, и она, нелепо взмахнув руками, навалилась на очкастого хиляка, нечаянно ударив ребром опущенной ладони по зажатому в ловких пальцах кошельку. — Совсем разучились людей возить! — пожаловалась неуклюжая окружению и вдруг, наклонившись, радостно завопила: — Граждане, кошелек валяется! Чей кошелек?

Книжница обернулась, от резкого движения сумка на ее бедре подпрыгнула и задела старушку в кокетливой панамке.

— Девушка, — обиженно заметила та, — поосторожнее! — «Панамка» посмотрела вниз. — Господи, у вас молния на сумочке расстегнута!

— А это не ваш кошелек? — повертела находкой перед девичьим носом настырная тетка.