Юзеф Крашевский - Старое предание (Роман из жизни IX века)

• Название: Старое предание (Роман из жизни IX века)
• Автор: Юзеф Крашевский
• Издательство: Гослитиздат
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1956

Предлагаемый вашему вниманию роман «Старое предание (Роман из жизни IX века)», был написан классиком польской литературы Юзефом Игнацием Крашевским в 1876 году.

В романе описываются события из жизни польских славян в IX веке. Канвой сюжета для «Старого предания» послужила легенда о Пясте и Попеле, гласящая о том, как, как жестокий князь Попель, притеснявший своих подданных, был съеден мышами и как поляне вместо него избрали на вече своим князем бедного колёсника Пяста.

Крашевский был не только писателем, но и историком, поэтому в романе подробнейшим образом описаны жизнь полян, их обычаи, нравы, домашняя утварь и костюмы.

В романе есть увлекательная любовная линия, очень оживляющая сюжет:

Герою романа, молодому и богатому кмету Доману с первого взгляда запала в душу красавица Дива. Но она отказалась выйти за него замуж, т.к. с детства знала, что её предназначение — быть жрицей в храме богини Нии на острове Ледница. Доман не принял её отказа и на Ивана Купала похитил Диву. Дива, защищаясь, ранила Домана и скрылась на Леднице.

Но судьба всё равно свела их….

По сюжету этого романа польский режиссёр Ежи Гофман поставил фильм «Когда солнце было богом».

---

— У тебя, господин мой, больше силы в руках, чем в голове. Я слабая женщина, а скорее бы управилась с этим вероломным племенем. Слушайся меня!

Князь изрыгал проклятия и стонал.

— Что теперь делать?

Брунгильда призадумалась.

— Созвать друзей и привлечь их на свою сторону. Ты по опрометчивости вооружил против себя дядьев, племянников — весь свой род, и теперь они готовы присоединиться к кметам; снова снискать их расположение — первая задача.

Хвостек слушал.

— Говори, как это сделать: у тебя разум немецкий. Я умею только драться, — бормотал он. — Говори, как это сделать.

Бледное лицо княгини слегка разрумянилось, она поднялась и стала расхаживать по горнице.

— Дядья и вся родня должны быть на нашей стороне: если они присоединятся к кметам, будет плохо. Покуда саксы придут, они могут напасть.

Уставясь на неё, Хвостек только ворчал. Брунгильда остановилась перед ним.

— Предоставь это мне, — предложила она. — Одного сына Милоша ты убил, другому выколол глаза. Нужно отдать отцу слепца и уверить, что глаза у него выкололи без нашего приказания. Я пойду к нему в башню. Надо его накормить, одеть и со слугами отправить к отцу. Может быть, старый Милош помирится с нами, получив обратно сына.

— А двое других? — спросил Хвост. — А племянники и остальная родня?

— Надо к ним послать умных людей и пригласить в городище. Наша беда — их беда. Не станет нас, кметы истребят всех Лешеков, ни один не уцелеет — они должны это понять… Пусть съезжаются, пусть держат совет.

— А если не захотят?

Брунгильда, не отвечая, скрестила руки на груди и покачала головой. Они посмотрели друг другу в глаза.

— Захотят? Не захотят? Лишь бы они приехали, а там видно будет, что делать.

Князь приподнялся. Супруга подала ему чарку и погладила по голове.

— Ты только слушайся меня, — сказала она. — Я хоть и женщина, а скорее тебя слажу с людьми. Ты силён в бою, а где нужно подойти с хитростью и взять лаской, предоставь мне.

Она погладила его по лицу.

— Пойду в башню, освобожу Лешека и пошлю к Милошу. Слуг отправлю к дядьям. Поручи это мне и отдыхай, нечего тебе тревожиться.

С этими словами она оставила Хвостека на лавке, а сама выскользнула во двор и кликнула своего приближённого, кашуба[53], которого звали Мухой.

Это был красивый парень, весёлый и живой. Княгиня сама зачислила его в дружинники, обнаружив в нём хитрость и сметливость, а в этом она знала толк. Между ним и немцем, посланным с перстнем, не прекращалась борьба за милостивое расположение княгини, и она любила посмеяться над их соперничеством, которое ей льстило.

У Мухи с немцем не раз дело кончалось кровопролитием. Теперь, избавившись от соперника, кашуб торжествовал. Брунгильда улыбнулась ему. Он тотчас подбежал, готовый к услугам.

— Мне нужно в башню и в подземелье, где сидит ослеплённый Лешек, — сказала она. — Ты пойдёшь со мной… Надо снарядить четверых людей и приготовить красивую пышную одежду. Сегодня же отправим Лешека к отцу.

Муха молча поклонился в ответ.

Нетерпеливая княгиня уже шла к башне. Проникнуть туда можно было только по лесенке с перилами, которую приставляли к пробитым вверху дверям. Лесенка как раз стояла на месте, потому что сторож понёс заточенному в темницу Лешеку воду и хлеб. Брунгильда ловко вскарабкалась по приступкам, приказав Мухе следовать за ней. В башне уже было темно. Дощатые ступеньки вели вниз. Здесь, за тяжёлой дверью, находилось подземелье, где томился ослеплённый Лешек. Другая лесенка вела вглубь темницы, освещённой лишь одним узким оконцем.

В этой тесной, сырой норе на охапке сгнившей соломенной трухи лежал красивый юноша лет двадцати двух или трех. Сквозь дыры в грубой, грязной одежде видно было исхудалое, пожелтевшее тело. Он полулежал и, казалось, смотрел куда-то вдаль широко раскрытыми кровавыми глазницами. Услышав необычный шум, Лешек приподнял голову, и бледный лоб его нахмурился. Брунгильда, испуганно осмотрев подземелье, прислонилась к лесенке, по которой вошла, и робко кашлянула.

Лешек сел, видимо встревожась.

— Кто тут? — спросил он.

— Это я, — тихим, нарочито ласковым и нежным голосом отвечала женщина, — это я… Брунгильда…

— Меня сейчас убьют? — снова спросил узник.

— Нет! Я приношу тебе свободу! — воскликнула княгиня. — Я всегда желала добра тебе и твоему брату и старалась вас спасти. Князь не виноват, недруги подстрекали его против вас, страшили вами. Это произошло по вине слуг, без нашего приказания.

Лешек презрительно усмехнулся и недоверчиво покачал головой.

— Верь мне, — продолжала Брунгильда, — князь сожалеет, что брата твоего лишили жизни, а тебя — глаз.

— По чьему же приказанию это сделано? — засмеялся узник.

— Приказания не было.

Лешек смеялся; подняв с пола пучок прелой соломы, он, сам того не замечая, теребил её исхудалыми белыми пальцами.

— Я пришла освободить тебя, — повторила княгиня, — и хочу отправить тебя к отцу. Достаточно раздоров было у нас в роду, достаточно крови пролилось. Помиримся все и объединимся, у нас и без того слишком много недругов, Лешек. И твой отец и ты будете спокойно жить в своём доме.

Говоря это, Брунгильда медленно подвигалась к Лешеку, но, услышав её приближающийся голос, он в ужасе отпрянул, словно испугавшись нового предательства.

— Не бойся! — повторила Брунгильда. — Клянусь тебе, завтра же ты будешь свободен, будешь сидеть со своим старым отцом у домашнего очага. Князь хочет мира и покоя. Позволь вывести тебя отсюда, одеть тебя, накормить; кони и люди уже ждут во дворе.

Лешек, казалось, ушам своим не верил; по его судорожным движениям можно было догадаться, что он ищет чего-нибудь, что могло бы послужить ему для защиты или хотя бы для мщения тем, кто покушался на его жизнь. Дрожащие руки хватали холодную стену.

— Не бойся! — повторила Брунгильда. — Клянусь тебе!

Бедный узник молчал; он вскочил со своей подстилки и прижался к стене, как будто хотел в ней укрыться, когда двое слуг, приведённых Мухой, осторожно взяли его под руки. Громко застонав, он попытался вырваться, не поверив клятвам Брунгильды, но был слишком слаб, и его без труда одолели. Наконец, его взвалил на плечи дюжий невольник и понёс по лестнице. Брунгильда и Муха следовали за ним. Внизу на него накинули епанчу, а затем кашуб повёл его в кладовую, где ему должны были дать новую одежду. Приказано было выбрать самую дорогую. Между тем Брунгильда поспешила к себе в покои, где хотела накормить и успокоить выпущенного из темницы Лешека.

Слуги в одно мгновение приготовили для изголодавшегося юноши всякие яства и поставили на стол белый хлеб, мясо, молоко и мёд — сотовый и сыченый. Княгиня рассчитывала на то, что сумеет привлечь его к себе ласковым голосом и словами. Муха должен был его к этому подготовить.

Вскоре отворилась дверь, и наперсник Брунгильды ввёл в горницу изменившегося до неузнаваемости Лешека. Юность и красота при страшном увечье возбуждали жалость к нему даже в людях, привыкших к подобным зрелищам. Одели его по-княжески: на нём был расшитый кафтан, обувь с красной тесьмой и, словно в насмешку, меч на боку. Светлые, только что вымытые волосы рассыпались по плечам, мерцая золотистым отливом; бледное лицо с едва пробивающимся пушком было печально, а кровавые глазницы, неплотно прикрытые посиневшими веками, внушали ужас.

Брунгильда велела усадить его за стол и сама, стоя подле него, подавала ему кушанья и питьё.

Лешек так изголодался и истомился жаждой, так успокоился, вняв уверениям Мухи, что почти с жадностью брал всё, что ему подавали. Но молчал.

Немка, заискивающе склонившись над ним, соболезновала его несчастью.

— Расскажи отцу, как я скорблю, что это случилось. У меня тоже есть сыновья почти того же возраста, и я горько плакала, когда об этом узнала. Князь был тогда хмелен, а люди его не поняли: он, правда, приказал убрать тебя с глаз долой, но не выколоть глаза. Он чуть не убил человека, осмелившегося посягнуть на тебя.

Брунгильда говорила, а он слушал и молчал, и это молчание тревожило её, заставляя предполагать, что он ей не верит. Тем более старалась она внушить ему, что это несчастье произошло против их воли.

Лешек, казалось, был так занят едой, что едва слушал её уверения. Княгиня села рядом и сама стала потчевать его и подливать ему мёд.

— Ты тотчас же возвратишься домой, — сказала она. — Я упросила освободить тебя в надежде на то, что ты примиришь с нами отца. Скажи ему, что и князь и я хотим жить с ним в дружбе. Пусть же он приедет к нам, пусть они подадут друг другу руки.

Лешек все молчал.

— Ты скажешь ему? — спросила она.

— Я передам всё, что слышал, — отвечал юноша, — все скажу.

Ничего больше Брунгильда не сумела из него вытянуть. Лошади и люди были готовы: два человека верхами должны были ехать рядом с Лешеком и поддерживать его по дороге. Брунгильда подарила племяннику пышную одежду и всё, что требовалось для путешествия, и минуту спустя на мост уже въезжала кучка людей, сопровождавшая Лешека. Муха стоял на пороге. Брунгильда подошла к нему. Они были одни в горнице, она погладила его по лицу и поднесла ему чарку меду.