Филиппа Карр - Паутина любви

• Название: Паутина любви
• Автор: Филиппа Карр
• Издательство: МиМ-Экспресс
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-86459-167-X

Действие романа разворачивается в начале Второй мировой войны. Главные героини — сестры-близнецы, любящие друг друга. Дорабелла выходит замуж и уезжает к мужу в Корнуолл. В замке ее мужа происходят странные события, которые настораживают Дорабеллу и она просит приехать сестру…

---

«Я не могу понять, почему вы остаетесь там, почему не собираетесь домой? Похоже, это стало у вас навязчивой идеей. У ребенка есть превосходная нянька, ваша мать говорит, что ей можно полностью довериться. Зачем же оставаться там еще и вам? »

Я ощущала его беспокойство и понимала завуалированное раздражение в мой адрес. Ричард считал, что я веду себя глупо или остаюсь здесь по какой-то иной причине.

Было ясно, что мы отдаляемся друг от друга. Мне было жаль обижать его, но стало понятно, что мое влечение к нему было лишь мимолетным и мои чувства не дают основания ожидать более глубоких взаимоотношений. Думаю, он чувствовал то же самое.

Я вновь отправилась к миссис Парделл. Она приветствовала меня с обычным мрачным радушием. Приняла она меня в гостиной, где я села напротив портрета Аннетты в серебряной раме.

— Ну, и как идут дела? — спросила она.

— Печально, — ответила я.

— Значит, так… Ну, думаю, это возмездие! Так и в Библии говорится: Господь счел необходимым наказать его за грехи!

— Ах, миссис Парделл, не судите Дермота строго. Она покачала головой:

— Он убил мою девочку, я это знаю! И вашу сестру, есть уж такие мужчины. Думаю, за ним вовсю ухаживают?

— Да, о нем заботятся.

— Ага, что ж, так ему и надо! Бог знает, кто был бы у него следующим: жена номер три, я думаю!

Было бесполезно спорить с ней, ее мнение сложилось раз и навсегда: Дермот убил ее дочь и мою сестру, а теперь его постигло то, что она называла «воздаянием».

Выйдя от нее, я ощутила подавленность. Никто не знал, что произойдет в ближайшем будущем: возможно, нас ждала война. Это было у всех на уме, и мои проблемы были сущей мелочью по сравнению с грядущей катастрофой. Я часто вспоминала Гретхен, Эдварда и их маленькую дочку. Мать время от времени писала мне о них.

«Мы очень довольны, а Эдвард просто в восторге. Гретхен переполнена радостью, несмотря на заботы. Увы, с каждый днем ей все чаще приходится беспокоиться за своих родителей. Твой отец очень мрачно оценивает ситуацию и очень беспокоится о том, что предпримет Гитлер, если ему позволят захватить Чехословакию. Какой ужасный человек этот Гитлер! Хорошо бы от него избавиться!

Как у тебя дела? Мне кажется, там делают глупость, настаивая, чтобы Тристан оставался: в конце концов, все равно за ним ухаживаете ты и няня Крэбтри…

Не вижу причин, почему бы тебе не приехать домой… хотя бы в гости. Приехала бы на Рождество и привезла с собой Тристана и няню? Наверняка он уже может путешествовать и, должно быть, очень подрос. Как хотелось бы видеть его! Приезжай, погости подольше. Отец скучает по тебе, как и я.

Как там Дермот? Случившееся просто ужасно. Ты пишешь, что теперь у него кресло-каталка? Бедняга, будем надеяться, что со временем ему смогут помочь.

Не забывай, дорогая, мы ждем тебя дома с Тристаном. Надеюсь, его все-таки отпустят. »

Я не слишком на это надеялась, хотя, возможно, через несколько месяцев и удалось бы выехать в гости к родителям с малышом.

Я часто рассматривала портрет Дорабеллы, держала его в руках и погружалась в воспоминания. Это было глупой привычкой, которая могла лишь углубить мою меланхолию. Дорабелла однажды сказала, что «переживать по поводу того, что невозможно изменить, — это учить свое горе плавать вместо того, чтобы утопить его». Где-то она это услышала, и выражение ей понравилось. Если бы она вернулась!

Потом мне припомнилось, что когда-то она сказала, что всегда будет иметь при себе мой портрет. Она держала его в своей комнате, которая примыкала к их совместной с Дермотом спальне. Теперь, когда Дермот жил внизу, комната была свободна. Мне захотелось взглянуть на портрет. Неплохо бы этим миниатюрам стоять рядом.

Я поднялась в ту комнату — большую, с кроватью, снабженной пологом, с плотными шторами на окнах. В своё время этот портрет стоял на столике, теперь его там не было. Я припомнила, что Дорабелла говорила, будто собирается спрятать его, потому что портрет постоянно напоминает ей о моем отсутствии.

Когда-то я видела, как она доставала его из ящика комода. Я предположила, что они теперь должен лежать там, поскольку в тот роковой день, когда она пошла купаться, меня в этом доме не было. Я открыла ящик. Там валялись разные предметы: какие-то перчатки, платки, пояс, но портрета не было. Выдвинув ящик, я пошарила внутри. Пусто. Где же миниатюра? Возможно, в другом ящике? Я обыскала весь комод, но портрета не нашла.

Озадаченная, я осмотрелась, а потом прошла в спальню. Здесь был гардероб и еще один комод, но там тоже не оказалось портрета.

Любопытно, где же он мог быть?

Одна за другой шли нелегкие недели. Мы встречались с Джоуэном три-четыре раза в неделю. Я познакомилась со многими фермерами, жившими на его землях: он постоянно приглашал меня сопровождать его в поездках.

Я поближе познакомилась и с его бабушкой. Между ними существовали крепкие узы: она в Джоуэне души не чаяла, и мне нравилось его отношение к ней, внешне выражавшееся в легком добродушии, но на самом деле очень нежное.

Встречи с ним освещали особым светом эти долгие летние дни. Все носило привкус какой-то нереальности — моя жизнь, да. и сам мир. На горизонте собирались тучи войны, и появлялось предчувствие, что я присутствую при конце эпохи. Я поддавалась ходу событий, не в силах напрячь собственную волю. Все как будто кто-то решал за меня.

Меня продолжало интересовать исчезновение портрета. Я сказала об этом Матильде.

— Думаю, Дорабелла могла припрятать ваш портрет.

— Но куда? Вы же знаете, у меня есть ее портрет, а поскольку рамки парные; миниатюры прекрасно выглядели бы рядом.

— Она очень любила его. Несомненно, портрет найдется.

Однажды, разговаривая с Дермотом, я спросила, не знает ли он, где миниатюра.

— Я думаю, портрет в гардеробной, — ответил он. — Она держала его в ящике комода и вынимала, только когда здесь появлялись вы. Она не любила видеть его в ваше отсутствие, говорила, что с вашей стороны бесчеловечно — бросить ее и что это очень ранит ее. В общем, не хотела лишних напоминаний о вас, вы же ее знаете.

Он опечалился, и я пожалела о том, что заговорила на эту тему, вновь напомнив ему о потере. Впрочем, наверняка он и без того о ней не забывал.

— Они просто прелестны — эти миниатюры! — задумчиво сказал он, глядя на мой портрет. — Художник превосходно уловил сходство в обоих портретах. Вылитая она — правда? Что-то у нее было на уме… под конец. Это беспокоило меня…

— Что именно?

— Я не знаю, но возникало такое чувство, словно что-то неладно…

— Что вы имеете в виду?

— Иногда она бывала слишком весела, будто делала вид, что все в порядке, будто что-то замышляла, будто у нее была какая-то тайна… Думаю, ей не очень-то здесь нравилось, слишком уж скучно… Иногда я думал…

— Что вы думали? — резко спросила я.

— Не собирается ли она… бросить меня?

— Это невозможно!

— Как временный каприз…

— Это исключено: она была счастлива, а беспокойной она была всегда! Если бы что-то было не так, она поделилась бы со мной!

— Вы в этом уверены?

— Так было всегда.

— Но вас здесь не было…

— Что ж, тогда она написала бы. Она привыкла всем делиться со мной… всегда! Если у нее появлялась проблема, она предоставляла решать ее мне.

— Но у меня складывалось такое впечатление, и это беспокоило меня…

— Нет, Дермот, все было в порядке!

На его лице появилось жалобное выражение, и вновь я мысленно выругала себя за то, что заговорила об этой миниатюре.

— Дермот, а у вас не появляется чувство, что она жива? Ведь ее тело не нашли, не так ли?

— И не найдут, оно лежит где-нибудь на дне морском… Мне невыносимо думать о ней! Она была так жизнерадостна, вот почему я сомневался в том, что она останется здесь. Она привыкла брать от жизни все, любила наслаждаться жизнью, была способна радоваться ей, когда получала то, что хотела! Меня это беспокоило, я думал, что она оставит меня, так и случилось!

— Но не по своей воле! — возразила я. Похоже, мы с Дермотом не слишком радовали друг друга. Я попыталась сменить тему разговора. Политика? Вряд ли это могло развеселить его, хотя, насколько я понимала, сейчас он — так же, как и я, — был очень далек от событий в Европе. Я рассказала про ферму, которую мы с Джоуэном посетили накануне. Он делал вид, что слушает, но я знала, что мысленно он в прошлом — с Дорабеллой…

Настал сентябрь. Мать жаловалась, что уже давно не видела меня.

«Это похоже на те годы, когда ты уезжала учиться, но сейчас это тянется дольше, чем семестр. Мы с отцом собираемся навестить вас и попытаться убедить отпустить вас с Тристаном на Рождество».

Приехали они в середине сентября. Матильда оказала им очень теплый прием. Было так приятно видеть их снова. Я узнала, что Хильдегарда — чудесный ребенок и что моя мать часто ездит в Лондон гостить, а лондонцы навещают Кэддингтон.