Синтия Хэррод-Иглз - Длинная тень

• Название: Длинная тень
• Автор: Синтия Хэррод-Иглз
• Издательство: Крон-Пресс
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1995
• ISBN: 5-232-00177-9

«Династия Морлэндов» – это серия романов об истории семьи Морлэндов. Действие происходит в Англии, начиная с XV века. Переходя от жизнеописания одного действующего лица к другому, писательница повествует о судьбе многочисленного семейства на протяжении нескольких поколений. Стремительный, захватывающий сюжет, увлекательная интрига, известные и не очень известные события и лица описаны ярко и живо.

В центре повествования – блистательная Аннунсиата Морлэнд, верноподданная английского короля Чарльза II, владелица роскошного имения, непокорная жена, пылкая возлюбленная, преданная подруга. Ее жизнь полна страстей и тревог, радостей и горя, восторгов и скорби. С юных лет она ищет свою единственную любовь и в конце концов находит ее в собственном доме. Но эта любовь запретна…

---

– Она даже симпатичней, чем моя эбеновая ванна, – великодушно сказал Хьюго, и мать нахмурилась.

– Насколько я помню, за ту эбеновую ванну платила я! – резко сказала она. – Со временем я пристрою вторую ванну вот здесь, рядом, а всю комнату постараюсь выдержать в черных тонах с серебром.

– А где она? – спросил Хьюго, не вполне уверенный в том, что мать не шутит.

– Сначала была у Руперта, теперь у Карелли, – сказала Аннунсиата. – В тех самых комнатах гостиницы Пекуотера, где ты когда-то жил. По-моему, для них она слишком шикарна.

Они осмотрели Шоуз, который становился все более заброшенным, потому что в нем никто не жил. Хьюго был уверен, что камни для постройки дома были взяты из наружной стены.

– Дома имеют обыкновение исчезать бесследно, если из них взять хоть один камень, – сказал он. – Люди тайно приходят сюда по ночам и крадут камни для строительства своих овчарен. По-моему, мне надо здесь жить.

Это окончательно разозлило Аннунсиату.

– Сделай что-нибудь сам для устройства своей судьбы. Купи себе дом или построй его. Но, похоже, ты думаешь, что можешь не утруждаться, покуда за тебя работаю я. Сколько ты еще собираешься пробыть в Морлэнде, как ты собираешься устраивать свою жизнь?

Хьюго оторопел.

– Я думал, вам понравится моя идея, – ответил он.

– Не знаю, что дало тебе повод так думать, – сказала Аннунсиата и удалилась.

Хьюго расстроился, но объяснил себе резкость матери ее тайными переживаниями и решил, что, когда в следующий раз она предпримет свою секретную прогулку, последует за ней и выяснит, в чем дело.

Было очень трудно никому не попасться на глаза, но Хьюго это удалось, хотя у Миклгейт-бара он чуть не потерял мать, потому, что в баре она поменяла плащ и надела маску. Хлорис прикрепила к седельной сумке запасной плащ, и он узнал их только по лошадям. Переодевание заинтриговало его еще больше. Может быть, мать обратилась в римскую веру? И шла к тайной римской мессе? Тогда понятно, почему она не посещала мессу дома.

В городе преследовать женщин было гораздо проще, потому что они двигались медленнее. Хьюго оставил лошадь около гостиницы и дальнейший путь проделал пешком. Он был удивлен, почти потрясен тем, что женщины оставили своих лошадей – его матери было не положено ходить по грязной улице, как простолюдинке, – но это очень упрощало слежку. Хьюго держался на расстоянии, не выпуская их из вида, но женщины ни разу не обернулись, пока не дошли до дома на Северной улице. Он заметил, что Хлорис отвязала от ручки двери белую ленту. Обе женщины вошли в дом, а он устроился в тени на Таннер-роу – оттуда было удобно наблюдать за домом. Мимо прошел торговец пирогами, и Хьюго купил кусок горячего пирога. В дом никто больше не входил, и он решил, что мать с Хлорис были последними, кто пришел к мессе или к чему-то еще.

Наверху, в маленькой комнатке, Аннунсиата скинула плащ и маску и бросилась в объятия Мартина. Последний раз они встречались две недели назад, и сейчас им больше всего хотелось просто прижаться друг к другу.

– Как здесь холодно, – сказала она, чуть отодвигаясь, чтобы взглянуть ему в глаза.

– Я приехал недавно и не успел разжечь камин. Я вошел за несколько минут до вас.

– Как я ненавижу эти проклятые, неизвестно кем и для чего придуманные условности, – воскликнула она, тесно прижимаясь к нему, будто ища спасения.

Мартин крепко, но нежно обнял ее, желая защитить от всех бед.

– Это подобно жизни в тени, – сказал он.

– Такая длинная тень...– печально согласилась Аннунсиата. – Выйдем ли мы когда-нибудь на солнечный свет?

– Когда умрем, – грустно ответил он. – Может быть, только тогда. Мы должны выдержать все, что выпадет на нашу долю, раз сами выбрали эту запрещенную любовь.

– Ну почему любовь должна быть под запретом? – страстно воскликнула она. – Как может моя любовь, любовь – быть неправильной? Разве теплота, нежность и любовь исходят не от Бога?

– Моя леди, я не знаю, – мягко сказал он, нежно приподнимая пальцем ее подбородок.

Аннунсиата была похожа на дикую птичку, бьющую крыльями по прутьям клетки. Ему хотелось освободить ее, но он был таким же узником, как и она.

– Ты спрашиваешь меня о том, чего никто на свете не знает.

– Я понимаю. Извини. Ведь ты тоже страдаешь, может быть, даже сильнее меня. О, Мартин, я так хочу открыто жить с тобой и не прятать нашу любовь!

Ее глаза, подобно темному огню, прожигали его до самого сердца.

– Может быть, наступит время, когда нам придется бежать... Мы могли бы поехать в Антверпен или в Хайдельберг. Куда-нибудь, где можно все начать сначала, – сказала она.

– И оставить детей?

– Карелли и Морис поехали бы с нами и были бы вполне счастливы. Карелли мог бы сделать карьеру при дворе императора или курфюрста. Его судьба там. А Морис – Морис мог бы поехать в Лейпциг учиться у Иоханнеса Пецеля. А мы с тобой...

– Моя дорогая, – сказал Мартин, – я хозяин Морлэнда...

– Король своего маленького королевства, – перебила его Аннунсиата.

Он убрал волосы с ее прекрасного белого лба и нежно поцеловал, стараясь хоть так заглушить ее душевную боль.

– Не стоит лить слезы, любовь моего сердца. Ты же знаешь, что я отнюдь не ищу славы, но на мне лежит ответственность за людей: за слуг, арендаторов, фермеров, староверов, которых никто больше не может защитить. Разве я могу бросить их на произвол судьбы?

– А меня ты можешь бросить? – возразила она, тяжело вздохнула, потянулась к его губам и закрыла глаза, припадая к нему всем телом. Затем отступила назад, взяла его за руки и, пристально глядя прямо в глаза, тихо сказала: – Мартин, у меня будет ребенок.

Он долго молчал. Пауза затянулась настолько, что Аннунсиате показалось, будто прошла целая вечность, и никто из них уже никогда не сможет нарушить молчание, но он спокойно спросил:

– Как давно?

– С Рождества. Но я не была вполне уверена до последней недели.

– С Рождества... – словно эхо повторил он с некоторым удивлением, затем улыбнулся своей неожиданной светлой улыбкой и сказал: – То-то я смотрю, что ты ведешь себя как-то странно. Ты была так сильно возбуждена, словно счастливое дитя, встречающее первое Рождество в жизни. Я никогда не думал...

– Скорее всего, это мой последний ребенок, – произнесла Аннунсиата, – поэтому я должна быть уверена, что он будет лучшим. Ведь так и будет, правда?

Она сжала его руки и засмеялась:

– Мартин, у меня будет ребенок! Твой ребенок! Теперь ты понимаешь, что Бог не осудил нас, иначе этого не случилось бы. Он благословил нашу любовь! Люди могут осудить нас, но Бог видит наши сердца и знает, что наша любовь чиста и прекрасна.

Мартин промолчал, не совсем уверенный в том, что Божий суд справедлив. Он понимал только одно – это кардинально изменит их жизнь. Теперь у них выбора не было.

– Тогда, – сказал он наконец, – нам все-таки придется бежать. Бог, может, и любит нас, но люди, как ты совершенно верно подметила, злы, и они нас осудят. О, моя дорогая, я не хочу омрачать твое счастье, но ты должна ясно представлять, что скажут люди. Они будут смотреть на ребенка с ужасом, а на нас – с негодованием, как на жутких чудовищ.

Аннунсиата возмущенно посмотрела на него:

– Мне все равно, что скажут люди! Я люблю тебя! И я рада, рада, рада, что у меня будет твой ребенок!

Она снова бросилась в его объятия, он крепко сжал ее плечи, а через некоторое время почувствовал, что ее слезы жгут его грудь, промочив рубаху насквозь. Ей придется сражаться за свое счастье. Она может кричать в свою защиту все что угодно, но оба прекрасно осознавали, с чем им придется столкнуться лицом к лицу. Мартин поцеловал ее мягкие волосы, погладил по голове и покрепче прижал к себе, словно боясь, что она вот-вот исчезнет. Когда горький поток слез иссяк, он бережно увлек Аннунсиату к постели, они медленно разделись и обнялись. Они любили друг друга с такой переполняющей нежностью и странным ощущением свободы, как будто худшее уже позади и больше им бояться нечего.

Ждать на холоде пришлось долго. Но Хьюго был тверд в своем решении, и в конце концов дверь медленно и беззвучно отворилась. Из дома вышли две женщины и прошли так близко от него, что он почувствовал аромат духов матери. Хьюго еще некоторое время не оставлял свой пост, не спуская глаз с двери, из которой вышли мать с Хлорис и, как он думал, должны были выйти остальные, собравшиеся к мессе. Но улица была пустынна. Затем, спустя довольно продолжительное время, дверь опять отворилась и показался мужчина в дешевом плаще и ужасном парике, надетом, как показалось Хьюго, для того, чтобы не быть узнанным, как это делала и мать. Он вышел и закрыл дверь на ключ. С кем же мать могла встречаться тайком от всей семьи? Может быть, она ходила на свидание с любовником? Хьюго обуяла страшная злость от одной этой мысли. Он и представить себе не мог, что кто-нибудь может встать между ним и матерью. Он хотел быть для нее первым. А сейчас, когда мать овдовела, он – старший сын – должен занимать главное место в ее сердце. Если у нее был любовник... Ну что ж, он...