Синтия Хэррод-Иглз - Длинная тень

• Название: Длинная тень
• Автор: Синтия Хэррод-Иглз
• Издательство: Крон-Пресс
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1995
• ISBN: 5-232-00177-9

«Династия Морлэндов» – это серия романов об истории семьи Морлэндов. Действие происходит в Англии, начиная с XV века. Переходя от жизнеописания одного действующего лица к другому, писательница повествует о судьбе многочисленного семейства на протяжении нескольких поколений. Стремительный, захватывающий сюжет, увлекательная интрига, известные и не очень известные события и лица описаны ярко и живо.

В центре повествования – блистательная Аннунсиата Морлэнд, верноподданная английского короля Чарльза II, владелица роскошного имения, непокорная жена, пылкая возлюбленная, преданная подруга. Ее жизнь полна страстей и тревог, радостей и горя, восторгов и скорби. С юных лет она ищет свою единственную любовь и в конце концов находит ее в собственном доме. Но эта любовь запретна…

---

Однажды Аннунсиата с Мартином поехали в Оксфорд, где Карелли с Морисом получали образование в Христовой церкви. После смерти брата Морис притих, но несчастным не казался. Он с усердием занимался музыкой. Вильям Морлэнд, его наставник, в свое время усмотрел в нем талант, и Аннунсиата хотела попытаться уговорить Генри Перселла, придворного музыканта, учить Мориса композиции. Карелли, который теперь, естественно, стал графом Чельмсфордом, был таким же, как всегда: дерзким, ярким, с невинными шутками. Он до смешного легко овладевал знаниями и постигал науки, неизменно добиваясь успеха. По мнению Аннунсиаты, он мог бы сделать блестящую карьеру при дворе, но, при всем своем желании, она не представляла сына, с его импульсивным характером и природной дерзостью, ни при унылом дворе короля Джеймса, ни при том, который будет после него – когда к власти придут протестанты. Возможно, его будущее за границей: при одном из европейских дворов, в качестве дипломата или воина, как Дадли, или в армиях других правителей.

Огромная армия короля разбила постоянный лагерь в Хаунслоу Хит, в прямой видимости от Лондона, и многие развлечения придворной жизни перекочевали туда. Между рядами белых палаток протекали приемы и банкеты, а прекрасные дамы прохаживались с офицерами в красных мундирах, как раньше прогуливались с кавалерами в дворцовом саду или парке Сент-Джеймс. Однажды Аннунсиату тоже пригласили туда, и она приняла приглашение только потому, что у Хлорис был роман с солдатом, служившем в подразделении Руперта, который был свидетелем гибели Майкла. Он пришел рассказать о том, что видел, и влюбился в нее. Аннунсиата думала, что он, возможно, хочет жениться на Хлорис, но не знала, как к этому относится сама Хлорис. Она очень тяжело переживала смерть Майкла, но, насколько Аннунсиате было известно, никогда не интересовалась ни одним мужчиной с тех пор, как отец Майкла бросил ее. Скорее всего, Хлорис принимала его ухаживания, надеясь побольше узнать о последних днях жизни сына.

Но большей частью Аннунсиата и Мартин проводили время вдвоем: или оставались в Чельмсфорд-хаус, или уезжали в Айлингтон, в Оксхолл или в Хаммерсмит. Они не принимали участия в бурной жизни двора и от некоторых приглашений отказывались, поскольку их вполне устраивала тесная и нежная компания друг друга.

– Что мы будем делать, когда наступит зима? – однажды спросила Аннунсиата, вспомнив о прошлой зиме в Морлэнде, когда у них не было возможности ни дотронуться друг до друга, ни свободно поговорить.

– Что-нибудь придумаем. Мы найдем способ быть вместе, – говорил Мартин, и она принимала его обещания с такой доверчивостью, что ему казалось, будто из них двоих старший он. Но никакой необходимости срочно решать этот вопрос не было, лето казалось им бесконечным.

В августе неожиданно вернулся Хьюго. Он приехал к вечеру, когда Аннунсиата и Мартин в поисках прохлады сидели в саду, в тени платана и ели черешню, Аннунсиата устроилась на каменной скамье, а Мартин – на траве у ее ног. Оба были в нижнем белье. Ноги Аннунсиаты были босы, а волосы небрежно стянуты в узел на затылке, чтобы шее было прохладно. Не будь Хьюго так возбужден возвращением домой, он удивился бы, застав мать в таком виде, да еще и с Мартином. Но он заметил лишь то, что она выглядела потрясающе юной и прекрасной. Хьюго устремил на мать взор с жадностью, присущей всем солдатам, возвращающимся домой, при виде женщины.

Он приехал мокрым от пота, грязным от пыли и очень уставшим. Аннунсиата была потрясена его видом – он выглядел гораздо старше своих лет, очень похудел, а лицо загорело до черноты и было изрисовано морщинами: война, усталость и пустыня состарили ее сына, а горе добило его.

– Хьюго, что ты здесь делаешь? Ты ничего не писал! Я не ждала тебя! – воскликнула она, поскольку он вошел в сад, даже не предупредив слуг.

Мартин быстро поднялся навстречу Хьюго. У того была выправка военного человека, но выглядел он неважно. Из-за жары он снял парик, и коротко стриженные вьющиеся волосы окружали лысину, как тонзуру, а глаза просто не могли принадлежать молодому человеку.

– Мама! Мама! – крикнул он, упав перед ней на колени и схватив ее за руки. – Как я рад, что вы здесь! Я так боялся, что вы уедете в Йоркшир. Я бы не выдержал еще один день, не видя вас.

– Но, мой дорогой! Ты болен? – спросила Аннунсиата, пристально глядя на него.

Он был для нее почти чужим, но все же звал ее «мамой», и она воспринимала это как осуждение от имени Бога.

– Дадли мертв, – сказал Хьюго.

Его плечи немного распрямились, словно он сбросил груз, который добровольно взвалил на себя и так старался донести до нее. Аннунсиата оцепенела, потрясенная, и попыталась высвободить руки, но он не отпускал их.

– Как? – спросила она наконец.

– В Буде, – ответил Хьюго. – Мы оттесняли турок все дальше и дальше, и в конце концов они дошли до Буды. Город был осажден. Дадли придумал план сокращения осады; наши люди больше не могли ее выдерживать. Мы штурмовали стены, он был в передовом отряде. Я видел, как он упал. Его убили выстрелом из мушкета, когда он был почти на вершине стены, – Хьюго внезапно остановился, словно попытка все ей выложить истощила его силы.

– Он был сыном своего отца, – вымолвила Аннунсиата, ее широко раскрытые глаза смотрели куда-то вдаль, на то пустынное место, где все это произошло, как будто она сама была там. Дадли! Ее брат!

– Дадли был моим другом, – сказал Хьюго. – Я больше не мог оставаться там. Я потерял свое сердце и поэтому вернулся домой.

Он пристально вглядывался в лицо матери, исследуя его глазами.

– Я должен был вернуться домой. Мне необходимо было увидеть вас, мама.

Аннунсиата не смотрела на сына. Она сидела без движения, застыв каменной фигурой, отстранившись от него, а ее мысли бродили еще дальше. Хьюго не добавил, что она единственная, что у него осталось, хотя эти слова так и рвались с языка. Его мучила жажда, он был голоден и устал, но он понимал, что почти убил мать своей внезапной новостью. Он поднялся на ноги и повернулся к Мартину, протянув ему руку для приветствия.

– Я так рад, что ты здесь, – сказал он. – Ее нельзя оставлять одну. Ты заботился о ней? Хотя я вижу, что да. Бог да благословит тебя!

Мартин принял Хьюго в объятия, крепко пожал его руку и сказал:

– Ты, должно быть, очень устал? Пойдем в дом и найдем тебе что-нибудь выпить.

Аннунсиата встала и пошла за ними, но этот пыльный, лысый, загорелый солдат был для нее чужим. Она не хотела признавать в нем сына и сопротивлялась его вторжению в свою жизнь.

Он вернулся домой разбогатевшим, привез с собой Джона Вуда, Даниэля и, кроме того, черного слугу, а также упряжку лошадей и огромное количество багажа, а еще ручную обезьянку, при виде которой Фэнд залаял и напал на нее, загнав на карниз с портьерами, где она и сидела, дразня беснующуюся собаку, пока не пришел черный слуга Казимир и не снял ее оттуда. Хьюго страдал лихорадкой в легкой форме и был очень беспокойным. И во время обеда, и еще спустя длительное время. Поток его слов не иссякал. Он рассказывал и про кампанию, и про осаду, и про свою солдатскую жизнь. Почти все его истории были непривычны для слушателей и казались нереальными. Изредка он замолкал, и все сидели в тишине, время от времени прерываемой возгласами типа: «О! Как чудесно быть дома!» или вопросом о ком-нибудь из членов семьи: «Как себя чувствует твоя сестра Дейзи? С ней все в порядке?» Ответов на вопросы он не дожидался. Аннунсиата со все растущей враждебностью наблюдала за этим взрослым мужчиной, упорно называющим ее мамой, улыбавшимся ей с чувством удовлетворенного собственника, принесшего весть о смерти ее единственного брата и укравшего ее уединение. В конце концов все поняли, что Хьюго ни к кому не обращается, а разговаривает сам с собой, и разбрелись по комнатам. Аннунсиата и Мартин впервые за два месяца разошлись на верху лестницы в разные стороны, с сожалением взглянув друг на друга.

Хьюго рвался в Морлэнд, и сейчас, когда их идиллия была нарушена, Аннунсиата и Мартин понимали, что им тоже пора домой. Это было странное возвращение. Хьюго, которому до сих пор не было дела до жены, упал ей на грудь, рыдая от радости, и наградил четырехлетнего сына взглядом, полным глубочайшей нежности, хотя маленький Артур, не узнавший родного отца, изо всех сил пытался избежать его объятий. Арабелла, довольная тем, что видит Мартина, и не совсем равнодушная к возвращению единственного брата, не приняла Казимира и поклялась, что не потерпит его в своем доме.

– Если он нужен Хьюго, пусть живет с ним в Шоузе, – заявила она.

Мартин осторожно заметил, что Шоуз еще не принадлежит Хьюго и, кроме того, не совсем готов для жилья.

– Мне все равно, – ответила Арабелла. – Я хозяйка в этом доме и...

На этот ультиматум Аннунсиата резко возразила:

– Пока я жива – я хозяйка Морлэнда! – сказала она, одним взглядом заставив Арабеллу умолкнуть. – И только я буду распоряжаться, кому здесь жить.