Николай Горулев - Прощайте, любимые

• Название: Прощайте, любимые
• Автор: Николай Горулев
• Издательство: Мастацкая литература
• Жанр: О войне
• Год: 1979

Книга посвящена незабываемым событиям Великой Отечественной войны. Автора волнуют судьбы людей, которым выпало защищать родную землю от лютого врага. Парни и девчата, наивные, мечтательные, любящие, с первого дня войны становятся защитниками города на Днепре, родного Могилева, живут, сражаются, радуются, погибают и побеждают.

---

Подъехали к деревне. Федор спросил:

— Папа, а зачем этот протокол?

— Понимаешь, сынок, это будет, может, пятое, а может, шестое собрание, насчет колхоза.

— А, знаю про этот колхоз, — сказал Федя, — Там все будут под одним одеялом спать. — Что ты плетешь? — зло спросил отец.

— А я не плету, — огрызнулся Федя. — Витька Севастьянов говорил.

— Дурак твой Витька, — сказал отец. — А батька его кулацкий прихвостень. Как это все под одним одеялом? Это же сколько километров материи надо на такое одеяло, да и как столько людей положить в одном месте? Разве что на выгоне где-нибудь,

Федор засмеялся,

— Ты чего?

— Вот было бы здорово! Я лег бы поближе к Витьке да как пнул его ногой во сне...

— Дитя ты горькое... Так вот про этот самый протокол. Надо, чтобы там было записано, о чем будут говорить люди. Это там, где раздел — слушали, а где постановили — надо записать, что именно постановили. Сдается мне, что сегодня примут правильное постановление.

Отцовские слова не оправдались. Собрание гудело на сотни голосов. В школьном клубе собрались и мужчины и женщины и даже, заметил Федор, между рядами шмыгали ребятишки.

Выступление отца встретили шумом.

— Товарищи! — пытался успокоить людей отец. — Товарищи... Не поддавайтесь на провокации. Я вижу — некоторые хотели бы сорвать сегодняшнее собрание, потому что чувствуют — не сегодня-завтра народ будет работать и жить по-новому. А они не желают этого. Наоборот — если все останется, как было, — у них по-прежнему и богатство, и достаток, а вы живите как хотите.

— Хватит, слыхали! — раздался из угла визгливый женский голос.

— Тихо! — пытался кто-то в зале навести порядок, но часть женщин и мужчин, словно сговорившись, орали что-то непонятное, и в этом хаосе звуков можно было разобрать только одно:

— Не хотим!

— Закрывай собрание!

— Пошли!

Федор с испугом и недоумением посмотрел на отца, Видя, что собрание срывается, он начал нервничать, кричать, стучать кулаком по столу, Это словно подлило масла в огонь.

— Ты на нас не ори! Не запряг еще в хомут, комиссар!

— Пошли, бабоньки!

Дверь клуба распахнулась, народ хлынул на улицу, Правда, несколько мужчин задержались. Они потоптались у порота, закурили и тоже начали расходиться. Один из них сказал отцу:

— Ты не серчай, землемер. Горяч ты больно... А тут, брат, все рассчитали, чтобы тебя выбить из колеи... Ничего, не огорчайся, приезжай еще.

Отец хотел что-то сказать, а потом махнул рукой, сел и начал сворачивать цигарку. Руки его дрожали, табак рассыпался. Наконец он свернул козью ножку, прикурил ее над большой лампой, что стояла на столе, и сказал полному мужчине, который молча сидел за столом:

— Ну, что, местная власть? Начнем все сначала?., А потом отца выбрали председателем колхоза. И это были самые страшные для семьи дни. Мать плакала и просила его отказаться от этой работы, потому что в дом подбросили уже несколько записок с угрозами, и с вечера мать завешивала окна чем только могла, чтобы с улицы ничего не было видно.

В свободное от школы время Федор тенью ходил за отцом — он твердо решил охранять его и, если надо будет, — предупредить об опасности. Отец заметил это и строго приказал ему сидеть за уроками, а не слоняться по колхозной усадьбе без надобности.

И все-таки то, чего опасались мать с Федором, случилось. Поздней ночью, когда отец возвращался из правления, возле дома раздался выстрел. Мать, а за ней Федор в одном белье выскочили на улицу. Отец стоял за углом дома и держался за плечо.

— Ничего... Ничего... — успокаивал их отец, с трудом входя в хату.

На пороге он потерял сознание и не приходил в себя, пока мать с Федором делали перевязку.

Отца увезли в больницу, а в деревню приехал милиционер. Он неделю прожил в правлении, ходил по селу, расспрашивал, да так ни с чем и уехал. Только через полгода, когда из деревни уезжал обоз с раскулаченными, отец услышал предостерегающее признание:

— Жаль, промазали по тебе. Но ничего, даст бог свидимся... Федор думал, что отец бросится к повозке, стащит преступника, позовет милиционера. Но отец как-то скупо улыбнулся и проговорил:

— Скатертью дорожка...

Девять лет без перерыва работает в колхозе отец, работает на ферме мать. Когда Федор окончил школу, семейный совет был коротким — дело в том, что отец с матерью да и сам Федор давно решили, что он пойдет в педагогический. А решение это родилось еще в пятом классе.

Федор много читал. Правда, чтение это было бессистемным — рядом с детскими книжками попадались книжки для взрослых, в которых Федору не все было понятно, но читал он быстро, как говорят в школе, — бегло.

Однажды учитель литературы из седьмого класса пришел за Федором прямо на урок и увел его к старшим ученикам.

— Вот, — сказал учитель. — Это Федя Осмоловский. Из пятого класса. Сейчас он сядет за стол и прочитает вслух несколько отрывков из хрестоматии. Постыдитесь— вам, семиклассникам, дает урок ученик пятого класса, и поучитесь, как надо читать.

Федя рассказал об этом дома. Он не заметил, обрадовался отец или нет, но в доме стало правилом — в свободное время Федор читал вслух газетные новости, статьи и даже рассказы.

— Быть тебе учителем, сынок, — сказал однажды отец. — У тебя получается. И слушать тебя будут. А это главное...

Повозка застучала по булыжнику. Это значит, что до Барсуков осталось полкилометра. Федор спрыгнул, поблагодарил возницу, который даже не обернулся на его слова, и пошел пешком.

Он вспомнил свой разговор с Иваном и Эдиком и улыбнулся. Было в конфликте с Милявским такое, что пришлось пережить самому Федору. И кто знает, кануло это в прошлое или живет, теплится по сей день, то и дело вспыхивая новым огоньком, беспокойным и тревожным.

Они учились с Катей в одном классе. После его выступления перед семиклассниками Катя написала ему записочку, которая была свернута в виде порошочка. Мать Кати была фельдшерицей, и Катя, наверное, помогала ей делать порошки. На этом порошочке была надпись карандашом: «Феде». А внутри Федор прочитал: «Молодец!» и подпись «Катя». Конечно же, Катя могла просто подойти к Федору и поздравить его с успехом. И Федор, наверное, не обратил бы на это никакого внимания, потому что в классе его поздравляли в тот день почти все. А вот записка Кати, самой красивой девочки в классе, стала для Федора событием необычным, которое сразу вызвало его живой интерес.

Конечно, в ответ на эту записку Федор мог бы подойти и устно поблагодарить Катю, но он считал своим долгом на записку ответить запиской. Правда, она содержала не только благодарность. Федя так осмелел, что назначил Кате встречу в классе после уроков.

Это первое свидание так и не состоялось. Когда ребята ушли из класса, появилась техничка тетя Зина, поставила ведро с водой, положила мокрую тряпку, взяла в руки веник и сказала:

— У вас что тут, сбор какой-нибудь или вы оставлены в наказание?

Чтобы тетя Зина чего-нибудь не подумала, Федор пробормотал нечто несвязное и убежал домой.

После этого случая записок больше не писали. Правда, у Кати и Федора появилась своя, никому не известная тайна, и это волновало не меньше, чем «порошочек», полученный некогда от Кати. Они здоровались как-то по-особому, одними глазами, так же прощались, и никто из одноклассников не мог заподозрить у Федора или Кати какие-то особые отношения. А в девятом классе Федор сам смастерил порошочек, в середине которого было всего лишь три слова: «Я тебя люблю».

На эту записку ответа не последовало, а Федор постеснялся поговорить с Катей. Единственное, на что он мог решиться, — это пройти мимо ее дома, чтобы как-нибудь случайно встретить Катю еще раз.

Так оно и получилось. Еще издали Федор через окно увидел Катю. Она танцевала под патефон с каким-то военным. Федор узнал и военного — с Дальнего Востока приехал в отпуск сын Кирилла Концевого Владимир. Он служил там лейтенантом и носил в петлицах два кубика.

Сердце Федора оборвалось — так вот почему он не получил ответа на свою записку. Ну, ничего, утешал он себя, «тот Владимир скоро уедет, а мы тут без него разберемся. А что касается танцев под патефон — это тоже временное явление — девушки обожают военных и отказать Владимиру в удовольствии потанцевать Катя, конечно же, не могла.

О, наивная юность! Как часто она ошибается.

Владимир уезжал на Дальний Восток не один, а с Катей. Это событие взбудоражило всю деревню, всю школу. Сообщали, что с матерью Кати беседовала классная учительница. Катина мама сказала, чтобы школа не вмешивалась в личную жизнь ее дочери.

В сельсовете Владимира и Катю отказались регистрировать на том основании, что Катя не достигла совершеннолетия. И это не остановило Катину маму. Ошарашенные одноклассницы Кати бесконечно шушукались, забывая об уроках. И тогда в класс пришел директор, седенький маленький мужчина с бородкой. Он сказал, что случай с Катей из ряда вон выходящий, что школа очень жалеет о том, что учебу оставляет такая способная ученица и что об этом обо всем Катя в будущем очень пожалеет. И еще он сказал, что комсомольская организация школы должна усилить воспитательную работу среди старшеклассников, перед которыми встают очень важные жизненные проблемы.