Евгений Елизаров - Античный город

• Название: Античный город
• Автор: Евгений Елизаров
• Жанр: Философия

Понятия демократии и свободы обычно рассматриваются как некие абсолютные ценности. Однако анализ истории античного города приводит к шокирующим выводам.

Демократическая форма правления возникает и развивается вовсе не как ответ на чаяния угнетаемых масс, но как инструмент предельной мобилизации древней общины. В отличие от авторитарных государств демократический полис обретает возможность привлечь в обеспечение своей экспансии не только материальные ресурсы – инструментом войны становятся все институты государства, и в первую очередь его идеология и право. Более того, благодаря уникальной системе воспитания впервые в истории орудием агрессии становится нравственный потенциал гражданина. Благодаря всему этому античный город оказывается монопольным обладателем последней тайны войны и единственным «профессионалом» в окружении дилетантов.

Ведущаяся демократическим режимом война становится тотальной и вечной, ибо закончиться она может лишь по достижении абсолютной свободы, то есть после построения такого миропорядка, когда только один – победитель – получает обеспеченное силой оружия, закона и государственного мифа право вершить свой суд над всем миром. Свобода демократического полиса – это идеал, когда все повинуются одному не из страха перед репрессиями, но из благодарности победителю.

Для широкого круга читателей.

---

Не свободными от гордынного сознания собственной исключительности, которая порождается принадлежностью к избранной расе свободных, оказываются и третьи… мы уже видели дерзкий вызов апостола Павла, который бросается им по существу всей администрации покорённой Римом области.

Александра останавливает бунт его армии, и в конечном счёте он оказывается вынужденным отступить перед нею. Македонское воинство решительно не желает завоёвывать для него всю вселенную, в которой победителям не достаётся вообще никаких привилегий. Отнюдь не размеры вселенной, не усталость войска (хотя, конечно, и это тоже) прерывают героическую песнь не знающего поражений греческого оружия; отсутствие главного – приза исключительных прав по отношению к завоёванному миру делает дальнейший поход абсолютно бессмысленным. Вот эта бессмысленность и становится причиной протеста. Повторим сказанное: «римский миф» – это великий компромисс между верховным вождём и новой расой, призванной править миром. Александр не идёт на него и поэтому терпит поражение – умудрённый же многовековым опытом Рим видит гораздо дальше, глубинный государственный инстинкт движет им…

Можно долго спорить по поводу того, чья модель мироустройства гуманней и лучше, но объективный ответ никогда не будет получен, ибо сама история рассудила по-своему, отказав и тому и другому, – проиграл Александр, не досталась победа и Риму. И вместе с тем в течение двух тысячелетий все империи мира видели перед собой только один образец мирового порядка…

Только этим высоким каноном будут вдохновляться все пассионарии, воспламенившиеся духом великих античных городов. Но вряд ли восторг и умиление немногих могут исчерпать собою воздействие этого красивого и величественного мифа на завоёванные земли. Мнение нескольких, пусть даже выдающихся из общей массы, интеллигентов – это ещё не общественное мнение.

Мы знаем, что в столичных цирках настроение толпы могло возобладать даже над волей тех, кто от её имени владычествовал над всем миром. Но в самом Риме это только крепило связь императоров и черни. В далёких же провинциях Империи проримски настроенные круги интеллигентов большей частью оторваны от своего народа и представляют только самих себя. Вдохновлённые неземным величием Рима, они мало кого, кроме себе подобных, могли воодушевить его великой всемирно исторической миссией. Между тем водительство народа успешно только там, где идеалы тех, кто претендует на духовное лидерство, совпадают с настроениями самых широких масс. Если подобного совпадения нет, нет и подлинных вождей, а значит, – нет и широкого движения.

Кроме того, нельзя забывать о том, что право владычествовать над покорёнными народами, которое присваивает себе избранная раса свободных, римлян, мира владык, облачённое тогою племя,[226] никогда в истории не признавалось ни одним из них, кому доставался ярлык второсортности, роль «унтерменшей», «недочеловеков». Поэтому тот факт, что сокрушённых римскими легионами, после всех грабежей, убийств и надругательств, заставляют ещё и умиляться величием и благородством левиафана, растоптавшего и унизившего их отечество, не может не обострять вражду. Впрочем, насилием навязываемые ценности вообще очень редко порождают благодарность, чаще они просто отторгаются побеждёнными уже из одной только инстинктивной ненависти ко всему, что исходит от врага.

В свою очередь, и нежелание восхититься благородной исторической миссией завоевателей, упрямое неприятие побеждёнными всего того, что следует за римскими легионами, лишь обостряет встречное озлобление победителей, и, сталкиваясь с отторжением тех благ, которые простирает на покорённые земли Рим, сам Город начинает демонизировать всё, что противостает ему. Со временем, в глазах и вооружённых «культуртрегеров» и всех тех, кто кормится результатами их миссии, диссиденты начинают казаться уже не просто какими-то убогими отсталыми глупцами, не способными понять вдруг обрушившегося на них счастья, но сознательными врагами цивилизации, свободы и права. А значит, само их существование – прямая угроза всем этим великим началам (и потому можно только приветствовать ту справедливость, которую вершит над толпищами некоторых из этого мстительного отребья высший суд римских цирков и арен).

Здесь уже цитировался средневековый эпос, который объединил в числе смертельных врагов цивилизации, в сущности все народы тогдашнего мира, перед кем оказалась бессильной магия «римского мифа»; забегая вперёд, заметим, что именно им придётся на протяжении столетий стоять перед этим высшим трибуналом великой расы свободных. В этой связи любопытно заметить, что другой эпос, литературная форма которого чеканилась практически одновременно с «Песней о Роланде», эпос народов, сумевших остановить экспансию Рима и отторгших само Имя этого великого и ужасного Города, свободен от идеи конечного суда над миром. Так, в XXII авентюре «Песни о нибелунгах» мы видим, что

Мчась по дорогам людным под гул разноязыкий,
Со свитою к Кримхильде летел король великий.
Его сопровождали бойцы из разных стран —
Он взял с собой язычников, равно как христиан.

То на дыбы вздымая своих коней лихих,
То снова с громким криком пришпоривая их,
Скакали русы, греки, валахи и поляки.
Бесстрашием и ловкостью блеснуть старался всякий.

Из луков печенеги – они там тоже были—
Влёт меткою стрелою любую птицу били.
Вослед за их шумливой и дикою ордою
Бойцы из Киевской земли неслись густой толпою.[227]

Увы, на роду именно германского духа, которому со временем достанется полной чашей хлебнуть отравы древних демократий, написано стать одним из самых кошмарных воплощений мечты о собственной избранности…

Но вернёмся в прошлое; уже там мы обнаруживаем, что и миф не приносит умиротворения ни победителям, ни побеждённым.

Здесь уже было упомянуто о том, что само христианство – это светлый сон униженных и порабощённых Римом о каком-то другом мире, где будут счастливы все, трогательная мечта о воздаянии за все понесённые муки. Но справедливое воздаяние не может, не вправе быть одним для всех… И память оставила нам не только мечту о «царствии небесном», но и пламенные провозвествования великого Откровения Иоанна Богослова; напечатленные им апокалипсические видения – это ведь не что иное, как излитая на пергамент мечта о справедливом и страшном возмездии, которое само небо обязано обрушить на надругавшуюся над миром Вавилонскую блудницу. «После сего я увидел иного Ангела, сходящего с неба и имеющего власть великую; земля осветилась от славы его. И воскликнул он сильно, громким голосом, говоря: пал, пал Вавилон, великая блудница, сделался жилищем бесов и пристанищем всякому нечистому духу, пристанищем всякой нечистой и отвратительной птице; ибо яростным вином блудодеяния своего она напоила все народы. И цари земные любодействовали с нею, и купцы земные разбогатели от великой роскоши её. И услышал я иной голос с неба, говорящий: выйди от неё народ Мой, чтобы не участвовать вам в грехах её и не подвергнуться язвам её; ибо грехи её дошли до неба, и Бог воспомянул неправды её. Воздайте ей так, как и она воздала вам, и вдвое воздайте ей по делам её; в чаше, в которой она приготовляла вам вино, приготовьте ей вдвое.»[228]

Словом, в духовном космосе того времени царствовал не только «римский миф», но и эти страстные ожидания: «Горе, горе тебе, великий город, одетый в виссон и порфиру и багряницу, украшенный золотом и камнями драгоценными и жемчугом!»[229] Веселись о сём, небо и святые Апостолы и пророки, ибо совершил Бог суд ваш над ним.»[230]

Рим падёт. Причиной тому будет не только нашествие варварских народов, и уж тем более не разложение нравов, о которых когда с сарказмом, а чаще с болью по утраченным нравственным ценностям говорили лучшие его ораторы, поэты, философы. В конечном счёте его становой хребет, как и хребет греческих полисов, будет надломлен тяжестью военной добычи; объем завоёванного вступит в неразрешимое противоречие с тем имеющимся в его распоряжении потенциалом, с помощью которого можно было бы удержать, утилизировать, а в перспективе и пересоздать на новой основе уже своей культуры и своего закона. (Приближение к пределу возможного для Рима будет чувствовать уже Август, не случайно перед самой своей смертью, в 14 году, он будет наставлять своего приёмного сына и наследника Тиберия не расширять имперские владения; Тиберий послушается его, но уже его преемники будут судить иначе…) Необходимость расширения этого потенциала, с одной стороны, и жажда свободы, стремление к справедливому уравнению прав, с другой, повлекут за собой распространение римского гражданства на всех, но равномерно размазанная тонким слоем по всему массиву граждан, дарованная свобода вдруг куда-то исчезнет, сделав всех обыкновенными подданными. Республика окончательно переродится в империю. В империи же то, что ранее было «общим делом» становится делом одного. Единство народа, несмотря на обретённое равенство в правах (а может быть, именно благодаря ему) распадётся. «римский миф», умилив лишь интеллигентов, не принесёт ни счастья, ни умиротворения народам, но только обострит противостояние.