Генри Бейтс - Натуралист на Амазонке

• Название: Натуралист на Амазонке
• Автор: Генри Бейтс
• Издательство: Государственное издательство географической литературы
• Жанр: Природа и животные
• Год: 1958

Одиннадцать лет провел в девственных лесах Амазонки Генри Бейтс, замечательный английский натуралист. Вернувшись в Англию, он в 1863 г. выпускает книгу «Натуралист на реке Амазонке», второе издание которой понадобилось уже через год, в 1864 г. Книга эта вошла в золотой фонд литературы о путешествиях и исследованиях. Наряду с обильным фактическим материалом и тонкими наблюдениями над животным миром автор дает множество ярких картин тропического леса, описывает жизнь многочисленных индейских племен, их быт и хозяйство, охоту за неизвестными животными и насекомыми, около 8000 новых видов которых он собрал во время плавания по Амазонке и притокам этой самой многоводной реки мира. Прошло более ста лет со времени возвращения Бейтса из путешествия по Амазонке, но книга, написанная им, до сих пор сохраняет интерес и научную ценность для самых широких кругов читателей.

---

Мы находились в пути четыре дня. Лоцман, мамелуку из Эги, с которым я был отлично знаком, обладал превосходным знанием реки и совершенно замечательной выносливостью. Он стоял на посту все время, за исключением трех-четырех часов в середине дня, когда его сменял молодой человек, служивший на пароходе учеником; он знал ширину и излучины протока и протяженность всех передвигающихся каждый год отмелей от Риу-Негру до Лорето, на расстоянии свыше тысячи миль. Ночью скорость не сбавляли, если не считать тех непродолжительных промежутков времени, когда на нас вдруг налетали жестокие бури; тогда машины останавливали по команде лейтенанта Нуниса, иногда против воли лоцмана. Ночи были нередко до того темные, что мы, пассажиры на кормовой палубе, не могли разглядеть стойкого малого на мостике; но пароход шел на всех парах; матросы стояли на вахте на носу, высматривая плавучие бревна, а один матрос передавал команды рулевому; мы задели килем песчаную отмель всего один раз за все плавание.

Пассажиры были преимущественно перуанцы — по большей части худощавые, беспокойные люди, похожие на североамериканцев; они возвращались домой в города Мойобамба и Чачапояс в Андах после торговой поездки в бразильские города на атлантическом побережье, куда они отправились полгода назад с грузом панам для обмена на европейские товары. Эти шляпы выделывают из молодых листков одной пальмы индейцы и смешанное население восточных областей Перу. Панамы составляют чуть ли не единственную статью экспорта из Перу по Амазонке, но выручка в деньгах очень велика по сравнению с массой товаров, потому что шляпы обыкновенно очень высокого качества, и каждая стоит от 12 шиллингов до 6 фунтов стерлингов; некоторые торговцы везут вниз по реке на 2-3 тысячи фунтов стерлингов шляп, свернутых в небольшие круги и уложенных в сундуки. Обратный груз состоит из скобяных товаров, посуды, стекла и других громоздких и тяжелых вещей, но не из ткани, которую благодаря ее легкому весу можно переправить через Анды из портов Тихого океана в западных областях Перу. Европейскую ткань всех видов можно доставить этим путем горазда дешевле, чем более прямым путем по Амазонке, ибо ввозные пошлины в Перу, как мне говорили, ниже, чем в Бразилии, а благодаря небольшому весу ткани разница не уравновешивается дополнительными затратами на перевозку через перевалы Андов.

Мы имели на борту массу развлечений. Стол очень хорошо сервировался (на этих амазонских пароходах служат профессиональные повара), свежее мясо у нас не выходило благодаря запасу живых быков и кур которых держали на палубе и покупали по дороге повсюду, где только встречалась возможность. Речной пейзаж был сходен с тем, который я описывал, когда речь шла о местах между Риу-Негру и Эгой: сменяли друг друга длинные плесы, по обе стороны которых тянулись длинные низкие полосы леса, чередовавшиеся иногда с обрывами красной глины; линия соединения воды с небом на горизонте в иные дни представала взору и спереди и сзади от нас. Впрочем, мы шли всегда поблизости от берега, и что касается меня, то я никогда не уставал восхищаться живописным сочетанием и разнообразием деревьев и пестрыми мантиями лазящих растений, которые одевали зеленую стену леса на каждом шагу пути. За исключением лежавшего в стороне от главной реки маленького селения; под названием Фонти-Боа, где мы остановились, чтобы набрать дров (я вскоре расскажу о нем), на всем пути мы не видели ни одного человеческого жилища. По утрам стояла восхитительная прохлада; кофе подавалось на заре, а обильный завтрак — в 10 часов, после чего зной быстро усиливался, пока не становился почти нестерпимым; как выдерживали его, не падая от изнеможения, машинисты и кочегары, я не могу объяснить; зной спадал после 4 часов пополудни, и около этого времени звонил обеденный колокол; вечера всегда были приятны.

С 11 до 30 ноября. Тунантинс — тихая темноводная река миль около 60 длиной и шириной от 100 до 200 ярдов у устья. Растительность на ее берегах по внешнему виду сходна с растительностью Риу-Негру: деревья одеты мелкой листвой темного цвета, а сумрачные массы зелени поднимаются от поверхности черной, как смоль, воды. Селение расположено на левом берегу, в какой-нибудь миле от устья реки, и насчитывает 20 жилищ, из коих почти все простые лачуги, выстроенные из дранки и глины. Короткие улицы после дождя почти непроходимы из-за множества луж и заполонены сорняками — кустарниками бобовых и ваточника с алыми цветами. Воздух в таком месте, сплошь огороженном высоким лесом и окруженном болотами, всегда душный, теплый и зловонный, а гуденье и стрекот насекомых и птичье чириканье сливаются в непрерывный гул. Маленький клочок заросшей сорняками земли вокруг селения изобилует ржанками, куличками, полосатыми цаплями и мухоловками-ножехвостами, а на поверхности реки перед домами всегда лениво плавают аллигаторы.

Высадившись, я представился сеньору Паулу Битанкорту, добродушному метису, правителю индейцев с соседней реки Иса, который тут же распорядился освободить для меня маленький дом. В этом прелестном обиталище имелась всего одна комната, стены которой были обезображены большими земляными наростами — работа белых муравьев. Пол был из голой земли, грязный и сырой; жалкую комнату затемнял кусок коленкора, натянутый на окна, — мера, принимаемая здесь от мух пиумов, которые во всех тенистых местах плывут в воздухе, точно редкие клубы дыма, делая невозможным какой бы то ни было отдых повсюду, куда только они могут забраться. Мой багаж вскоре выгрузили, и пароход еще не ушел, а я уже взял ружье, сачок и ягдташ, чтобы сделать предварительную разведку новой для меня местности.

Я провел здесь 19 дней и, принимая во внимание, непродолжительность этого срока, собрал очень хорошую коллекцию обезьян, птиц и насекомых. Значительное число видов (особенно насекомых) отличалось от тех, что встречались в других четырех районах на южном берегу Солимоинса, которые я изучил, а так как многие из них представляли собой «замещающие формы» в отношении видов, встречающихся на противоположном берегу широкой реки, я заключил, что между обоими берегами не могло быть связи по суше, по крайней мере в недавний геологический период. Это заключение подтверждается примером с обезьянами уакари, описанными в предыдущей главе. Все эти сильно видоизмененные местные расы насекомых, ограниченные в своем распространении (как и уакари) одним берегом Солимоинса, не в состоянии перебраться через такое широкое, лишенное деревьев пространство, как река. Изо всех приобретений, какие я здесь сделал, наибольшее удовольствие доставил мне новый вид дневной бабочки (Catagramma), называемый с тех пор С. excelsior, так как она превосходит по величине и красоте все дотоле известные виды этого исключительно красивого рода. Верхняя поверхность крыльев ярчайшего синего цвета, переливающегося всеми оттенками на свету, а с обеих сторон проходит широкая извилистая полоса оранжевого цвета. Бабочка отважно пускается в полет и обитает, как я впоследствии убедился, не только на северном берегу реки, ибо однажды я видел один экземпляр среди ярких бабочек, летавших над палубой парохода, когда мы стояли на якоре. напротив Фонти-Боа, в 200 милях ниже по реке.

За исключением трех семей мамелуку и одного бродячего торговца-португальца, все жители селения и окрестности были полуцивилизованные индейцы племен шумана и пасе. Впрочем, леса Тунантинса населены племенем диких индейцев каишана, общественное устройство и обычаи которых очень сходны с жалкими мура с Нижней Амазонки; подобно им, каишана не проявляют никакой склонности к цивилизованной жизни в какой бы то ни было форме. Хижины их начинаются на расстоянии получаса ходьбы от селения по мрачным и узким лесным тропинкам. Мое первое и единственное посещение обиталища каишана было случайным. Однажды я зашел на прогулке дальше обычного по одной из лесных дорог; я шел, пока она не превратилась всего лишь в пикаду, т.е. охотничью стежку, и вдруг наткнулся на утоптанную тропу, окаймленную с обеих сторон плаунами самых изящных форм — кончики листовых пластинок тянулись почти как усики вниз по маленьким земляным откосам, ограничивавшим тропу. Дорога, хотя и ровная, была узкой и темной, и во многих местах ее преграждали стволы срубленных деревьев, которые были, очевидно, брошены нелюдимыми индейцами, чтобы затруднить доступ к их жилищам. Я прошел полмили по этой тенистой дороге и очутился на небольшом открытом пространстве у берега ручья или протока; на краю этого пространства стояла коническая хижина с очень низким входом. Виднелись также открытый навес с подмостками, сделанными из расколотых пальмовых стволов, и несколько больших деревянных корыт. Под навесом находились двое-трое темнокожих ребятишек, мужчина и женщина, но, завидев меня, они тут же побежали к хижине и прошмыгнули в маленький вход, как спугнутые дикие звери в свою нору. Несколько мгновений спустя мужчина высунул голову с выражением полного недоверия, но после моих жестов, самых дружелюбных, на какие я только был способен, он вышел вместе с детьми. Все они были вымазаны черной грязью и краской; единственной одеждой старших было нечто вроде передника из внутреннего слоя коры дерева сапукаи, а дикий вид мужчины усугубляли волосы, спадавшие на лоб до самых глаз. Я провел часа два в окрестностях, и дети стали настолько доверчивы, что подошли ко мне помочь в поисках насекомых. Единственное оружие, употребляемое каишана, — духовое ружье, да и то применяется только для охоты на съедобных животных. Подобно большинству окрестных племен на Япура и Иса, это народ невоинственный.