Владимир Аренев - Паломничество жонглера

• Название: Паломничество жонглера
• Автор: Владимир Аренев
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2005
• ISBN: 5-352-01343-X

Обычный бродячий жонглер, Кайнор но кличке Рыжий Гвоздь, оказывается в центре внимания сильных мира сего. Королевские гвардейцы приезжают за ним, чтобы сопроводить в столицу. Покойный граф Н'Адер упоминает о нем в завещании… Подарок судьбы? Да нет, скорее ее звериный оскал, ведь ни богатства, ни почестей такое внимание Гвоздю не сулит. И кстати, насчет «мира сего» мы несколько погорячились. Мир Ллаургина Отсеченного лишь на первый взгляд похож на наш. Только люди одинаковы везде — как одинаковы везде предательство, любовь, честь, дружба. В этом нет разницы между площадным жонглером, капитаном гвардейцев, графиней, чародеем… и читателем, который держит в руках эту книгу.

---

«На то и господа ступениаты вкупе с чародеями, — отмахивалась она. — А говорят, скоро Сеть вообще исчезнет».

«Это как — исчезнет?»

«А так, исчезнет и всё! Рассосется!» — задиристо заявляла Танайя. Иссканр только вздыхал и качал головой. Даже он, не слишком-то искушенный в истории и… как там называется наука об устройстве мира? — словом, даже он знал, что слухам о близком «рассасывании» Сети лет триста, а то и больше. Вот как Сеть упала на Ллаургин, отъединив его от остального мира, так слухи и поползли: «скоро пропадет», «Сатьякал в беде не оставит»… А иные, убедившись, что Сеть, как была, так «рассасываться» никуда и не собирается, твердили, будто всё не зря, и Сеть защищает Ллаургин Отсеченный от остального, злого и жестокого мира. Так, мол, и задумали зверобоги в мудрости своей.

Подобным россказням Иссканр верил еще меньше, чем байкам о скором исчезновении Сети. Он, конечно, не объехал материк из конца в конец (вернее, от одного края Сети до другого), но и того, что видел, хватало вполне. Здесь зла и жестокости было предостаточно — скорее уж Иссканр поверил бы, что зверобоги «в мудрости своей» оградили остальной мир от Ллаургина!

Но так или иначе, а Сеть — вот она, хочешь убедиться в ее существовании — садись на лошадку и дуй в любом направлении: хоть на север, хоть на юг. А можно еще на лодочке — и на восток или на запад. Как доберешься, сразу поймешь, куда попал. Шнырь, один из караванных охранников, рассказывал: «Чем ближе к ней, тем мертвячней всё выглядит, и воздух, знаешь, плывет так, словно как в глазу туманится после хорошей пьянки». Шнырь, конечно, любил на молодежь впечатление произвести, но только треплом никогда не был. Да и про Сеть он нечасто рассказывал, почти никогда, если призадуматься, о ней и не упоминал, а в тот раз… так уж получилось.

Иссканр понимал его очень хорошо. Сейчас, добравшись до речных кварталов Южного Сна-Тонра, при одном лишь воспоминании о рассказах Шныря он ощущал в воздухе нечто этакое — стойкое, не поддающееся словесному выражению настроение, предчувствие то ли смерти, то ли еще чего похуже. Есть в мире вещи, о которых предпочтительнее молчать.

Он снова удивился тем чародеям, что, желая повысить уровень своего мастерства, надевали на левое запястье браслет ступениата (то бишь взыскующего следующей ступени в ихнем магичном искусстве) и отправлялись к самой Сети. Тут и в городе мурашки вдоль хребта, каково же рядом с самим краем?!..

«А ведь Танайя решит, что я из-за Сети», — подумал он вдруг с досадой. И понял, что не зря так долго просидел за записками брата Гланнаха. Не из одного только внезапного стремления узнать правду (столько терпел, мог и еще потерпеть!). А просто — боялся идти к ней — и хотел, и боялся, потому что уехать, как обычно, не смог бы. Признаваться же, что, может быть, в последний раз попал в Сна-Тонр…

Он остановился перед входом на Змеиный мост, один из самых больших в городе. Закусив губу, замер, лишь теперь по-настоящему осознав, что скоро жизнь его круто изменится. Уже изменилась. И вместо уверенности в завтрашнем дне там клубится неожиданность — «воздух плывет, словно как в глазу туманится после хорошей пьянки».

Помедлив, Иссканр вытащил за шнурок мешочек с записками брата Гланнаха. Вплотную подошел к перилам моста, всмотрелся в по-гранитному недвижную и черную реку. Взвесил на ладони мешочек: может, бросить его туда, и все дела?

Нищий, дремавший в одной из фонарных ниш моста, заметил Иссканра и подхромал, заискивающе глядя снизу вверх.

— Поделитесь, чем не жалко, до-обрый человек, — прогнусавил, дергая вверх-вниз выпирающим кадыком. — Ладный мешочек, зачем такой выбрасывать, а? Лучше мне отдайте, вам он — безделица, а мне пригодится, а? — И вдруг, напоровшись на взгляд Иссканра, взвизгнул и метнулся прочь.

А Иссканр не видел сейчас ни нищего, ни мешочка в своей руке. Всего лишь мост и реку под ним.

Выбросить бумаги покойного монаха? Отдать их нищему? Зажить, как прежде?

Не получится! Каждый раз, попадая в Сна-Тонр, переходя реку, чтобы оказаться в тесной каморке Танайи, Иссканр будет вспоминать об этом мешочке. Даже если пойдет в обход, через мост Тридцати Праведников или через Дырявый мост — всё равно будет вспоминать.

Даже если никогда не вернется в проклятый зверобогами Сна-Тонр — будет!

Окаянный монах! Зачем?!..

Ох, зачем?!..

Перепуганный до смерти нищий следил из подворотни, как странный человек повесил свой мешочек на шею и отправился по Змеиному мосту в Северный город.

И почему-то нищему показалось, что в мешочке у чудака — тяжеленный булыжник, хотя, конечно, ничего такого там и быть не могло.

Просто показалось.

* * *

Допивая пиво (не торопясь, но и без вызывающего промедления), Кайнор подумал: «Хорошо всё-таки, что забыл нож». Отбиться не отбился бы, а кто-нибудь из этих дураков пострадал бы, причем зря.

И тут широкоплечий, под вой дородной бабищи и Матильин рев, метнулся к Гвоздю, вышиб у него из руки уже пустую кружку, а правой попытался заехать под дых. К обиженному изумлению Кайнора, получилось и оседая навстречу следующим ударам, он ловил ртом воздух и какие-то отдельные мысли про «старею», про «болван безмозглый, тебя же предупреждали», про Ясскена — тот бы, узнав, наверняка порадовался, змей трюньильский…

Носки сапог широкоплечего оказались ничем не подбитыми, однако ужасно твердыми. Яростно шипели коты, что-то рычал Борк-Шрам — Кайнор слова слышал, но смысла не понимал.

Его связали и швырнули на стол, кровянить только что вымытую столешницу; в щеку уперлась выцарапанная каким-то остряком надпись: «Тута был Йа». И где они только грамоте учатся?..

— Я сказал хватит! — Борка-Шрама послушались и отступили, один только широкоплечий по-прежнему возвышался над пленником. — Не хрен мне здесь самосуд устраивать! Пусть таариг разбирается: убил он, не убил, и если убил, то кого именно.

— Ты на одёжку посмотри! — вякнул кто-то из толпы.

— На твою, что ли? Не самый модный фасон, Куйрик, честно те скажу. Так что…

— На евоную! — не выдержал широкоплечий. — Точней уж, на братана моего покойного одёжку, которая на этом вот проходимце болтается.

— А братан твой что, у костюмера королевской семьи одевался? — Нужно отдать должное, Борк-Шрам умел говорить «по-простому», но вворачивать при этом такие словечки, чтобы собеседник почувствовал себя не в своих штанах.

— Не знаю насчет «костомера», а братнины-то шмотки я и с закрытыми глазами б узнал, никакие кости мерить не надо! — окрысился широкоплечий. Кто-то в толпе на это скабрезно хихикнул, но от комментариев всё-таки воздержался. И Кайнор его понимал. — И промежду прочим, — продолжал широкоплечий, — племяха моя тоже с того начала: прибегла и грит, дескать, чужак в папкиних штанах да куртке!

— А давай-ка спросим у него самого, как одежда твоего брата на нем оказалась, — предложил Борк, кивая на Кайнора.

В толпе одобрительно загомонили. Конечно, интересней было бы, если б братан покойного взялся-таки ухайдокивать пришлого, но и так ничего, занятно выходило.

«Ну и что мне рассказывать? — мысленно застонал Кайнор. — Правду?! Так не поверят же! Я бы и сам не…»

— Отвечай! — громыхнул над ухом широкоплечий. И для доходчивости ткнул Кайнора кулаком под ребра. — Видишь, ему неча сказать, он-ить и отбрехаться не может!

Борк-Шрам присел так, чтобы заглянуть в глаза Гвоздя:

— Говори.

— На мне вправду чужая одежда, — прохрипел тот, жалея, что слова получаются такие истрепанные, как ветошь на нищем. — Я снял ее с человека, который, когда я его нашел, был мертв уже сутки, если не больше. Он утонул. Есть в Соснах хотя бы один врачеватель?

Конечно, врачеватель был — и Кайнор знал это. Но Гвоздю требовалось завладеть вниманием толпы, увлечь их мысли в другом направлении. Чтобы ни у кого и тени подозрения не закралось, что он врет или что история, которую он им рассказывает, может быть полуправдой.

Шел, нашел, поменялся одеждой. А откуда шел, почему поменялся — кто об этом задумается? Борк-Шрам, но Борк промолчит. Главное, чтобы остальные…

— Господина Туллэка сейчас позовут, — крикнул кто-то из толпы. — А зачем?..

— Человек, с которого я снял одежду, лежит на берегу реки. Я отведу вас туда, и пусть ваш Туллэк определит, отчего он умер. Это на случай, если вы не поверите собственным глазам и никогда не видели утопленников.

— Никуда ты не пойдешь, — мстительно усмехнулся широкоплечий. — Здесь полежишь. А мы сами сходим-поглядим. Всё равно тело братана нужно будет сюда нести, — объяснил он Борку-Шраму. — Ну, не прямо сюда, добавил, заметив безрадостное выражение на лице трактирщика, — вообще в Сосны. Вот и разберемся.

— Дождитесь таарига и идите вместе с ним, — велел Борк-Шрам. — Господин Туллэк скажет, отчего умер твой брат. А таариг — какое отношение к этой смерти имеет наш пленник. — Трактирщик, разумеется, не хотел, чтобы кто-то догадался о его знакомстве с Кайнором. Тот очень хорошо понимал его, Гвоздю и в голову не пришло бы обижаться за то на Борка-Шрама.