Георгий Чиж - К неведомым берегам

• Название: К неведомым берегам
• Автор: Георгий Чиж
• Жанр: История

---

По реестрам о заборе, вам посылаемым, убедитесь, что у многих офицеров за год вперед водкою выпито. Всюду, где ни погостили однажды, стекла у прикащиков выбиты. Господин Сукин по сие число более вперед забрал, нежели три тысячи рублей, но главная статья, как увидите, водка.

Унять разнузданность сию нечем, да и некому... День - послушны, а как чад забродил, ругают без пощады. Истинно стыдно и прискорбно описывать, как далече язва неповиновения распространилась".

* * *

- Так вот, Александр Андреевич, садитесь и давайте подумаем вместе, что же нам делать с господами офицерами, - сказал Резанов, с трудом подвигая тяжелый рубленый стул местного изделия к такому же столу, накрытому чистой скатертью. С потолка свешивалась взятая с "Марии" лампа, а на столе, дрожа от собственного усердия, пыхтел и захлебывался хорошо начищенный самовар.

- Как у вас уютно, - восхищался гость, - прямо как во дворце! И даже сахар в настоящей сахарнице!

- Так что же вы скажете о морских офицерах? - продолжал Резанов начатую утром беседу.

- Что скажу... - заговорил Баранов, ловко раскалывая на ладони обушком ножа кусок сахару. - Ну, Мишина и Сукина вы и сами теперь узнали. Пьют напропалую, буйствуют, и бывает, что с ними сладу никакого нет. Эти уж навсегда испорченные. И достойно сожаления, что являют собою пример... Вот вы привезли с собой лейтенанта Хвостова. Про него тут много рассказывали, когда он в первый раз появился, что он господин исключительно серьезный и приятный, и сын почтительный, и преданный делу человек. Так оно, рассказывают, спервоначалу и было, а потом ни с того ни с сего покатился, как с цепи сорвался. В трезвом состоянии, мол, его вовсе и видеть перестали. Да и сейчас, посмотрите, он как только освободится от надзора своей няньки, мичмана Давыдова, так сейчас же шныряет по складам, водку ищет, а в пьяном виде к нему лучше не подходи. Вижу, что приятель этот его, Давыдов, хороший, еще не испорченный юноша. Так он уже не раз в отчаяние впадал, приходил ко мне и плакал: "Ну, как мне с ним сладить - лезет все время на рожон; либо сам застрелится, либо его убьют". Сейчас вот его, к счастью, отвлекло от этих разных безумных и пьяных затей новое знакомство с бостонским капитаном Вульфом да с вашим ученым доктором Лангсдорфом. Их теперь водой не разольешь...

- Я знаю Хвостова давно, - сказал Резанов, - знаю и его родителей достойные люди. Его мучает какая-то душевная рана... Ему нужно особенное, из ряду вон выходящее дело, основательная встряска, а она не подворачивается. Вот он и ищет каких-то других сильных ощущений. Их нет, ну и пьет. Мне очень хотелось бы поставить его на ноги. Чувствую себя виноватым перед его родителями, так как сам уговаривал его поступить на службу в компанию.

- Душевными ранами, признаюсь, я не занимаюсь...

Беседа была прервана Лангсдорфом, Хвостовым и Давыдовым, принесшими с собой вместе с запахом моря раздражающий запах пунша. Неожиданные гости были говорливы, очень развязны, но не пьяны.

- Мы тут, Николай Петрович, - начал Лангсдорф, - извините, без вашего разрешения, но кажется удачно состряпали одно дельце... Бостонец Вульф решил, что для него удобнее и выгоднее будет совершенно отказаться от непосредственной торговли с колошами и покупать пушнину у вашей компании.

- Это хорошо, очень хорошо, но я все-таки прошу вас, господин доктор, сухо проговорил Резанов, - на будущее время воздерживаться от вмешательства в мои дела и ограничить сферу вашей деятельности рамками ученого естествоведа и лекаря.

- Никакого вмешательства тут не было, просто к слову пришлось, развязно заговорил Хвостов, не обращая внимания на замечание Резанова, в то время как Лангсдорф сразу потерял настроение и надулся. - А мы ему на это: "Тогда зачем вам "Юнона"?" - "Да я, - говорит, - "Юнону" продал бы, если бы только было на чем уйти отсюда и добраться до Сандвичевых островов". Вы подумайте, Николай Петрович, "Юнона" хоть и меньше "Невы", но все-таки вмещает больше двухсот тонн, построена всего четыре года назад из дуба, обшита медью. На ней десять четырнадцать с половиной фунтовых пушек. А как легка на ходу!.. Купить бы, ах, хорошо!

- С одним условием, лейтенант, - усмехнулся Резанов. - Если вы кончите... догадываетесь?..

- Догадываюсь и клянусь, - с чувством проговорил Хвостов и, скорчив рожу в сторону Давыдова, крикнул: - Ура, Гаврик, пошли!

И все трое сейчас же поднялись.

- Пожалуй, это не плохо, - сказал Резанов, когда компания вышла.

- Очень даже не плохо, - подтвердил Баранов. - Положение наше здесь с кормами скверное, надо посылать в Кадьяк за юколой. А нам без двух суднишек самим оставаться здесь никак нельзя - время неспокойное.

На следующий же день Резанов попросил Лангсдорфа начать предварительные переговоры с Вульфом.

К вечеру пожаловал и сам капитан Вульф - молодой, жизнерадостный, видавший виды моряк. Хоть бостонец и дорожился, но умеренно, несмотря на то, что знал, насколько трудно было положение Баранова и на Кадьяке и в Ситхе.

В результате корабельным мастерам Корюкину и Попову дано было поручение тщательно осмотреть бостонский корабль...

- Ха-ха-ха! - после осмотра раскатисто грохотал Корюкин, не стесняясь присутствием Резанова. - Представьте себе, ваше превосходительство, половина пушек у него не пушки, а чурбаны. Ну, просто деревянные чурбаны, хотя здорово добре сделаны: обиты медью и так окрашены, что ни за что не отличишь.

- Да ладно, - нетерпеливо прервал его Резанов, - бросьте пустяки и говорите дело. В каком состоянии судно?

- Судно? - Корюкин перестал смеяться и стал докладывать: - Судно, я вам скажу, прекрасное. Медная обшивка совершенно как новая, листы толстые, во! он показал толщину в полпальца. - Дубовый корпус отлично сохранился, мачты в исправности. Паруса и такелаж такой, какого у нас нет ни на одном корабле, тоже и якоря четыре. Вся оснастка первый сорт... - И вдруг, что-то вспомнив, он опять расхохотался грохочущим смехом: - А парусина, парусина... наша ярославская, с русским клеймом... из Бостона, ха-ха-ха!

"Юнону" купили. Командиром на нее был назначен Хвостов. Вместе с Давыдовым он должен был немедленно уйти на Кадьяк за юколой, но запил...

Давыдов почти каждый день бывал у Резанова и просил списать его на берег, так как совместная жизнь с Хвостовым стала невыносимой.

- Николай,- не раз говорил он Хвостову на корабле с такой мукой в голосе, что тот иногда, несмотря на опьянение, мгновенно переставал буянить и успокаивался. - Николай, голубчик, так дальше нельзя. Пойми, ты губишь себя, доставляешь неприятности Николаю Петровичу, который спускает тебе то, чего не спустил бы никому. Опомнись, перестань!

- Мне наплевать на твоего Николая Петровича! - махал рукой Хвостов; после долгого молчания он говорил тихим и слезливым голосом, расстегивая куртку и разрывая на груди рубашку: - Душит меня... смерть бы скорей... - И вдруг кричал истошным голосом: - Ты понимаешь, мне тошно! Я больше жить так не могу и не хочу... слышишь?

В один из светлых промежутков Резанов позвал его к себе и, не обращая внимания на растерзанный вид и мутные, плохо понимающие глаза, спокойно обратился к нему:

- Николай Александрович, я жду от вас дружеской помощи.

Хвостов, ожидавший упреков и уже приготовившийся отвечать дерзостями, удивленно поднял голову.

- Чем же я вам могу помочь? - спросил он с кривой усмешкой.

- А вот чем: продовольствие на исходе, и нам грозит голодная смерть. Надо спасать людей. На Машина надежда плохая. Я решил послать в Кадьяк за юколой "Юнону". Что вы на это скажете?

Наступило тяжелое молчание.

Положив руки на стол, Хвостов бессильно уронил на них голову, и только по судорожным подергиваниям плеч можно было угадать, что он плачет.

- Простите, Николай Петрович, - сказал он, наконец, резко поднявшись и быстро, большими неверными шагами направляясь к двери. - Я завтра же подымаю якорь...

На корабле началась спешка. Четыре катера непрерывно летали к берегу и обратно на корабль. Мрачный, но полный энергии Хвостов и повеселевший Давыдов носились из склада к Баранову, от Баранова к Резанову, от Резанова на "Юнону", раздобывая все нужное.

С Хвостовым на Кадьяк ушел и Вульф, чтобы оттуда пробраться до Охотска или Камчатки, а затем по суше отправиться в Петербург.

После ухода "Юноны" в Ново-Архангельске стало и скучнее и тревожнее. Полагались, в сущности говоря, на одного только Давыдова и отчасти на Вульфа. Баранов озабоченно считал дни, прикидывая, как скоро может вернуться "Юнона". Все время он проводил на верфи, подгоняя разленившихся корабельных мастеров и рассылая мелкие промысловые партии на ловлю рыбы и всего живого, что попадется под руку.

Наступали холода, сильные ветры несли с собой дождь, град и снег.

Резанов продолжал сочинять проекты, проверяя их беседами с Барановым. Особенно беспокоил его вопрос заселения островов, в котором он разошелся с Барановым.