Нелида Пиньон - Сладкая песнь Каэтаны

• Название: Сладкая песнь Каэтаны
• Автор: Нелида Пиньон
• Издательство: Радуга
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1993
• ISBN: 5-05-004142-2

Каэтана, актриса бродячего цирка, проезжавшего через захолустный бразильский городок, навсегда поразила воображение одного из влиятельнейших и богатейших людей города. И хотя Каэтана давно, двадцать лет назад, покинула эти места, вспыхнувшее в нем чувство не угасает и в разлуке: годы оказываются бессильны перед такой любовью. Неожиданное известие о возвращении актрисы вызывает в городе настоящий переполох, но встреча возлюбленных после разлуки оборачивается неожиданностью...

Писательница, творчество которой признано далеко за пределами Бразилии, умело сочетает в этом романе элементы пародии, мягкого юмора с романтической приподнятостью.

---

Он услышал свист. Каэтана подавала знак. Она вышла, окруженная золотистым сиянием. Легкие одежды позволяли Полидоро угадывать ее формы, однако бледность, не вязавшаяся с пышностью форм, сразу же лишила его некоторых иллюзий. Чтобы не смотреть друг на друга, Полидоро прижал женщину к груди. В объятии они оба спрятали свои лица. В этой позе, когда они чувствовали тепло друг друга, Полидоро убедил ее взглянуть желтыми глазами страсти на своего пылкого кавалера – любовь под балдахином заката.

И они предались любви, как в первый раз. Тогда они возлегли голые на кусок парусины, расстеленный на арене после полуночи, и там, истомленные, встретили свет нового дня.

Ланцелот Алвес уже теперь, в гостинице, обнял Каэтану, позабыв, что она королева, запретный плод для него. Единственная дама, которую он ждал двадцать лет.

Виржилио сделал паузу – чтобы дать слушающим почувствовать, насколько торжествующая любовь лишает сил.

– Какая прекрасная история, – сказал Франсиско, вынимая из шкафчика бутылку вина.

Повествование завело их в страну, где любовь, подогретая огнем желания, выходила на свободу благодаря Ланцелоту.

– Если этот самый Ланцелот и был девственным рыцарем, он сразу потерял невинность, как только вложил свой меч в ножны королевы, – развязно сказал Эрнесто, возбужденный описываемым эпизодом.

Франсиско довольно элегантно разлил вино по бокалам, пользуясь движениями, позаимствованными без разбору у пьяных и трезвых завсегдатаев бара.

Виржилио раздражала болтовня Эрнесто. Он устал в четырех стенах гостиничного номера, темного прибежища страстей, чуждых политической арене, на которой творилась жизнь Бразилии. Однако он не хотел уводить со сцены Полидоро, не обосновав как следует такой поворот.

– Я не буду продолжать рассказ. Картину любви Полидоро и Каэтаны никто не выдержит, скорей пожелает нарушить ее. Кто из нас может похвастаться такой страстью?

И Виржилио вперил мстительный взгляд в аптекаря.

– Для кого бьется ваше сердце?

Опасаясь всеобщего осуждения, Эрнесто отступил к холодильнику. Посмотрел на свои руки, с которых еще не была отмыта паровозная копоть. Никто не владел его сердцем. На испепеляющую любовь, возрастающую в геометрической прогрессии, он был неспособен.

– Я человек женатый, у меня дома жена. – Тут он повысил голос, чтобы перекрыть шум холодильника: – В эту минуту стол накрыт и меня дожидается горячая пища. Кто из вас может похвастаться такой любовью?

По мере того как рассказ Виржилио уводил всех от действительности, Джоконда все больше заботилась о сохранении своих тайн. Она осуждала Виржилио за бесплодную изобретательность и легкость, с которой он лгал, чтобы запугать маленькое общество.

К сожалению, ей не хватало умения рассказать о чем бы то ни было с фантазией. В памяти ее были провалы, которые она не могла заполнить собственными импровизациями.

– За все эти годы никто мне не говорил, что у нашего учителя нюх, как у легавой собаки! Так знайте же, что своими секретами я распоряжаюсь сама. И никто у меня их не отнимет. В моей берлоге разнюхивать нечего, – сказала Джоконда.

Она понимала, что ее ирония соответствовала личной точке зрения Виржилио, которую сейчас поддерживал и Полидоро. Однако, поддавшись искушению уйти от доморощенной логики, которая, возможно, позволила бы ей быть более красноречивой и убедительной, Джоконда решила активней участвовать в стихийно возникшем бесконечном празднике.

– С каких это пор Полидоро – единственный обладатель и образец такой страсти, которую Виржилио без конца расхваливает?

И улыбнулась, вызывающе глядя на Полидоро. Вступая в открытый спор с Виржилио, она ратовала за любовь, порождаемую воображением и укрытую тайной.

– Забраться на женщину – дело нехитрое. Достаточно пойти в пансион. А вот любовь поддерживается в темном помещении, лишенном движения воздуха.

Джоконда покачивала головой, тюрбан колыхался. Ей нравился этот странный праздник. Здесь она вблизи почувствовала разрушительную силу влияния артистов. Разве не они разбивали сердца разочарованными улыбками?

– Браво, Джоконда! – сказал Эрнесто, позабыв о семье. Вивина сейчас казалась ему вроде бы воспоминанием прошлого. Злорадно глянул на часы. Дома Вивина, должно быть, ест гуаяву в сиропе, а ей надлежало бы подождать его. Теперь он ждал, когда же куколка в лице Джоконды превратится в бабочку.

Полидоро принял еще бокал вина и, не собираясь ссориться, кивнул Джоконде.

– После всего, что тут говорилось, остается узнать, выполню я или нет просьбу Каэтаны, которую она высказала перед заходом солнца.

– Что же она попросила? – спросил осмелевший от вина Франсиско.

Вино смягчило Полидоро.

– Джоконда права. Пока это секрет, и я никому его не выдам.

Боясь, что рутина состарит их всех раньше времени, Виржилио всполошился.

– Так выполним же просьбу Каэтаны, – сказал он в знак того, что предлагает свои услуги.

Джоконда поправила тюрбан – при достаточном воображении она ничем не хуже французской писательницы, у которой позаимствовала его фасон.

– Рассчитывайте и на меня! – взволнованно воскликнула она. – Раньше у меня не хватало воображения, а теперь хватает.

Широкими шагами она подошла к Полидоро, к ней присоединился Виржилио.

Эрнесто показалось, что его дружба с фазендейро в опасности. Давно устоявшиеся чувства разрушались без предупреждения. Отметив про себя, что Мажико и Франсиско перехватывают у него инициативу, он сказал:

– Разве вам не ведомо, что даже при демократии сохраняется естественное право?

Франсиско возмутился, что Эрнесто так безжалостно намекает на его низкое происхождение: в конце-то концов, именно такие, как он, вершили революции. Подождал, не вступится ли Джоконда, однако всех пьянила перспектива будущего, которое поразит их шипами несбыточной мечты, и никто ничего не сказал.

Остракизм задел Франсиско за живое: всякое принижение его места в обществе сокращало ему жизнь.

– Да здравствует президент Медичи! – с горя провозгласил он.

– Ну, это уж слишком! – Виржилио устыдился здравицы в честь диктатуры, которая в грядущие годы будет проклята историей.

Полидоро, член правительственной партии, только улыбнулся.

– Так за дело, сеньоры. Нам предстоит сделать многое, мы не имеем права оплошать.

И он собрался выйти из кухни, но Франсиско с каким-то подобием улыбки на лице остановил его.

– Последний тост.

– Можно узнать, в честь кого? – Виржилио силился вернуться из царства мечты.

– За кого же еще, как не за Каэтану!

И Франсиско посмотрел на Полидоро в надежде узнать что-нибудь по выражению лица фазендейро, но маска Полидоро не таяла под лучами эмоций. И Франсиско без колебания поднял свой бокал, остальные последовали его примеру.

– Да здравствует Каэтана! – торжественно возгласил он.

Против этого тоста никто не возражал.

При первых признаках смеха Себастьяна поспешно зажимала рот: не хотела, чтобы окружающие заметили, что в верхнем ряду У нее трех зубов не хватает; по этой же причине она не выносила, чтобы ее целовали в губы, боясь, как бы клиент из любопытства или в приступе страсти не провел кончиком языка по ее зубам, которые у нее были не в порядке с детских лет.

Джоконда советовала ей поставить протез, но Себастьяна ни за что не призналась бы никому, даже зубному врачу, что у нее недостает трех зубов, да и Диана беспощадно ругала врачей. Особенно недобрыми словами поминала она зубных врачей, которые в Рио-де-Жанейро пользовались буром и щипцами.

– Эти зубодеры рвут зубы, не спрашивая разрешения. В Триндаде они разбогатели бы очень быстро. Здешние либо ходят совсем беззубыми, либо у них полно гнилых зубов, от которых идет дурной запах. В этом доме одна я убереглась. – И Диана с удовольствием смотрелась в зеркало, ощеривая крупные ровные зубы.

Себастьяна вставала из-за стола в слезах, Джоконда ее утешала, а Диану корила за неуважение к чувствам других.

– Когда-нибудь ты в этом раскаешься, – пророческим тоном твердила она ей.

Диана не боялась судьбы и продолжала таскать картошины с тарелки Пальмиры. Она имела обыкновение класть себе совсем немного тушеного мяса с рисом и фасолью, а потом подчищала тарелку корочкой хлеба, заявляя, что так больше достанется остальным, которые жиреют за счет ее самопожертвования.

– Мало того, что Диана ворует нашу еду, – заявила Пальмира, – она еще когда-нибудь выхолостит нас, как свиней.

Диана пододвинула к ней супницу, чтобы она нанюхалась лаврового листа, которым была обильно заправлена фасоль. Но Пальмира не поддалась на эту удочку и в отместку стала помешивать половником в супе, не наливая себе.

Сопротивление разочаровало Диану: ведь по лицу она ясно видела, что Пальмира голодна.

– С каких это пор у вас между ног болтаются причиндалы, чтоб вас можно было выхолостить? – Диана выпрямилась на стуле. Любила она всякие словечки и ввертывала их безбоязненно. Даже если нарушала общепринятые обычаи. – Я не могу быть грубой, потому что родилась в чудесной стране, и я похожа на Бразилию, – насмешливо сказала она.