Борис Штерн - Эфиоп, или Последний из КГБ. Книга II

• Название: Эфиоп, или Последний из КГБ. Книга II
• Автор: Борис Штерн
• Жанр: Юмористическая проза

Знаменитый киевский писатель Борис Штерн впервые за всю свою тридцатилетнюю литературную карьеру написал роман. Уже одно это должно привлечь к «Эфиопу» внимание публики. А внимание это, единожды привлеченное, роман более не отпустит. «Эфиоп» — это яркий, сочный, раскованный гротеск. Этот роман безудержно весел. Этот роман едок и саркастичен. Этот роман… В общем, это Борис Штерн, открывший новую — эпическую — грань своего литературного таланта.

Короче. Во время спешного отъезда остатков армии Врангеля из Крыма шкипер-эфиоп вывозит в страну Офир украинского хлопчика Сашко, планируя повторить успешный опыт царя Петра по смешению эфиопской и славянской крови. Усилия Петра, как известно, увенчались рождением Александра Сергеевича Пушкина. Результаты же повторного эксперимента превзошли все ожидания…

---

— А сказали, что не курите. — Майор Нуразбеков укоризненно указал па пачку «Сальве».

— С утра бросил.

— А в заднем кармане что?

Достал из заднего кармана видавший виды паспорт «Гражданина СССР» с билетом на футбол «Черноморец» — «Динамо».

— А здесь что у вас?

Из нагрудного кармана рубашки появились записная книжка, пластмассовая расческа и американская шариковая ручка с механически обнажающейся купальщицей. Стыдоба… И носовой платок, и паспорт в разводах, и авторучка-дешевка.

— Так… Давайте вместе подумаем: на что же он здесь клюет? На обнаженную натуру, что ли?… — с сомнением проговорил майор Нуразбеков, поднял неприличную авторучку над головой, перевернул ее вверх ногами, черный купальник с девицы сполз и обнажил эту самую натуру.

Майор ждал.

Но никто не собирался клевать на эту дешевку.

— Не клюет он на голых баб, — окончательно решил майор, отложил авторучку (девица тут же оделась) и продолжил изучение барахла на столе. Ненароком открыл, проверил паспорт, обнаружил в паспорте билет на футбол. — Что, на футбол собрались? Кто сегодня играет?

— «Черноморец» с Киевом.

— А, матч сезона… Можно не ходить. Будет ничья, «три-три», опять сговорились… А где ваши деньги? Денег вы с собой не взяли? — наблюдательно заметил майор. — Как же так: в Одессу на футбол и без денег?

— Взял… Но все утром с Трясогузом на коньяк потратил, — вывернулся Гайдамака.

— То есть, пропили. Как же обратно в Гуляй-град уедете? Вы ведь не на машине? Или вы уже домой не собираетесь, решили здесь у нас в КГБ заночевать? Может, некуда уже и ехать, может, Гуляй-града уже и нету…

«Все ему шуточки-смехуечки, — подумал Гайдамака. — На шуточки пытается взять майор».

— Нет, спасибо, мне сегодня надо домой. Придумаю что-нибудь. Одолжу у кого-нибудь на обратный путь.

— У кого? У вас в Одессе друзья есть? Родственники? Никого вроде нет — мы выясняли. Надо было на своем служебном самосвале приехать. У вас какой самосвал? «ОГУ 23–63»?… Водителя отпустили бы на пляж, сами — к нам в гости, потом — на футбол, а вечером на самосвале — в Гуляй-град. Домой ведь хочется? Кому не хочется… А может быть, вы решили, что негоже государственный транспорт по личным делам гонять? — опять снасмешничал майор Нуразбеков, продолжая разгребать указательным пальцем липкую мелочь.

Все— то он знал, майор; очень уж проницательно попадал Гайдамаке под дых.

— Вызов в КГБ — не личное дело каждого, — попробовал отшутиться Гайдамака.

— Очень точно подмечено. Вот и приехали бы в КГБ на служебном самосвале. Ладно, я вам одолжу денег на обратный проезд, а в следующий раз встретимся — отдадите.

«Значит, будет следующий раз…»

— Да, а где ваши ключи от квартиры? Как вы в собственный дом попадете?

Опять под дых!

— Ключи… Ключи я товарищу оставил. Товарищ ко мне приехал… С Дальнего Севера, — придумал себе товарища Гайдамака.

— Ага. Товарищ приехал, с Дальнего Севера. Бывает. Чего только иа свете не бывает, — согласился майор Нуразбеков. — Есть такая народная песенка — она поется медленно, тягостно и уныло… — и майор заунывно пропел:

Мы с товарищем работаем на Северной Двине.
Ничего не причитается ни ему, ни мне.

— Так примерно? — спросил он.

— Примерно так, — согласился Гайдамака. — А я вот знаю похожую…

— Тоже народную? Спойте! — потребовал майор. Гайдамака спел:

Мы с товарищем вдвоем работаем на дизеле,
он мудак, и я мудак, у нас инструмент сп…

— Браво! — захохотал майор. — Нет, с таким народом не пропадешь! Товарища-то вашего как зовут?… Фамилия у него есть?

— Это… Андрюхой его зовут.

— Андрюха. И такие имена бывают. Чего только на свете не бывает… Стоп, а это что?!

И майор Нуразбеков с алчной страстью золотоискателя выкатил указательным пальцем из груды мелочи и табачной трухи стеклоподобный прозрачно-мутно-белесый шаровидно-овальный камешек.

— Это… Как его… Реголит.

— Реголит, реголит… — забормотал майор, жадно разглядывая камешек на просвет. — Он что, еврей?

— Кто еврей? — удивился Гайдамака.

— Андрюха ваш.

— Почему?!. Андрюха?!. Щирый украинец!

— Аидрюха Реголит… Странная фамилия. Еврейская? Или немецкая?

— Да не!.. При чем тут… Лукьяненко его фамилия. Реголит — это то, что вы в руках держите.

— Да ну?! — Майор Нуразбеков внимательнейшим образом продолжил изучение барахолки на столе. — Реголит, реголит… Напомните, забыл… Это что, реголит?

— Такой строительный дорожный матерьял, вроде щебенки. Хороший, качественный, дефицитный. Даже на Луне есть, а у нас не достанешь. Случайно завалялся в кармане.

— Ну, это вы загнули — на Луне!.. О! А вот еще один реголит случайно завалялся! — Майор с азартом выкатил из барахла второй камешек и принялся сдувать с него табачную пыль. Желтоватое лицо майора то ли подсвечивалось из окна солнцем, то ли самолюминесцировало от удовольствия. — Не реголит, а целая реголитина!.. Дороги, что ли, из этого реголита строите?

— Сильно сказано — «строим»… Ремонтируем, подсыпаем потихоньку…

— Значит, это и есть тот знаменитый дефицитный доброкачественный реголит в первозданном виде? — Майор Нуразбеков бережно держал двумя пальцами прозрачный камешек на уровне глаз и, будто разрезая узким взглядом, смотрел сквозь него за спину Гайдамаки. — Значит, вы утверждаете, что этот реголит даже на Луне есть, а у нас не достать? Ну, насчет Луны — это вы загнули, загнули!

За спиной Гайдамаки затрещал стул — Гайдамака спиной увидел, как Малюта Скуратов в больничном халате тяжело поднимался со стула.

«Вот сейчас…» — спинным мозгом подумал Гайдамака, ожидая первого страшного удара сзади.

— Точно… Это… реголит… — подтвердил за его спиной Малюта Скуратов.

Голос и интонация царского сатрапа показались Гайдамаке знакомыми.

Опять затрещал стул, опять человек сел.

— Что, голос знакомый? — тут же прицепился к Гайдамаке майор Нуразбеков. — Да вы оглянитесь, оглянитесь — может быть, узнаете!

Гайдамака опять послушно оглянулся. Голос был знакомый, но Гайдамаку сбивали с толку этот стираный-перестираный больничный халат, эти шлепанцы, просящие каши, и это лицо мертвенно-серого цвета…

ГЛАВА 5. Штормовое предупреждение автора

Уважаемому Читателю в следующей главе предстоит разбираться с родословной Пушкина, поэтому ленивый читатель (кстати, самый любимый автором читатель), лежа на диване, может спокойно не читать ГЛАВУ 6, самую длинную главу в романе, потому что все равно ничего не поймет, — как не понял ее и сам автор, списавший эту генетическую главу из монографии Шкфорцопфа и из «Дела» Нуразбекова.

ГЛАВА 6 Гаданье на горохе, или розыски мужской и женской линий Пушкина

Не занимайтесь баснями и родословиями бесконечными.

Св. Павел. Послание к галатам

«Подумайте — что вы делаете?! Россия не ваше отечество, ваше пребывание во Франции сделало вас чуждым климату и образу жизни полудикой России. Останьтесь во Франции, за которую вы уже пролили свою кровь». Ибрагим искренне поблагодарил герцога, но остался тверд в своем намерении. «Жалею, — сказал герцог, — но, впрочем, вы правы».

А. Пушкин. Арап Петра Великого

В генплан Гамилькара но выведению Пушкина лиульта Люси входила как невеста для Гайдамаки, но после никакого лечения у Фрейда ее отдали то ли в жены, то ли в наложницы колдуну Мендейле. Люська поначалу перепугалась, вид колдуна был устрашающ: жирные черные губы-пиявки, выпученные глаза, в носу янтарный мундштук, мочки ушей оттянуты до сосков, в мочки вставлены блюдца. Но его доброе сердце и, самое главное, увесистая мужественность, привели Люську в такой восторг, что инфантильная нимфетка, которая так измучила ее, ушла из нее в реальность БКР Й, и Люська, наконец-то заимев то, что хотела, — стабильно, каждый день и но нескольку раз, — пошла на выздоровление, что не только не противоречило учению Фрейда, но подтверждало его: найти в подсознании психический корень своей болезни (Люська нашла этот корень у колдуна) и не бояться его (Люська его не боялась). Колдун был тоже доволен Люськой. Ему предложили отложить горох и дрозофил и разобраться с генезисом Пушкина как по мужской, так и по женской линии. Мендейла обложился книгами и вот что выяснил (этот документ есть в «Деле» Нуразбекова, примечания в фигурных скобках {} его же):

«Негроиды и европеоиды примерно одинаково удалены от монголоидов в таксономической иерархии по иммунологическому анализу сывороточных альбуминов и по геному ближе друг к другу, чем к монголоидам, — писал колдун. — Я разработал способ, позволяющий судить о близости европеоидов и негроидов по особенностям генетического кода. В молекуле ДНК существуют участки-регуляторы, управляющие активностью структурных генов. Например: лень, выпивки и любовные похождения Пушкина {спал, пьянствовал и предавался… по девять месяцев в году, кроме Болдинских осеней} несомненно пошли от структурных генов деда, арапа Петра Великого {арап был Пушкину прадедом, но Пушкин часто называл его дедом, поэтому на путаницу с дедом-прадедом можно не обращать внимания}, „который умер в своей деревне от следствий невоздержанной жизни“. Последний раз Пушкин, общался с дедушкой в ранней юности. Встретились, дед запросил водку, велел и внуку поднести стопку; тот выпил и не поморщился и тем чрезвычайно обрадовал старого арапа. Через четверть часа дед опять потребовал водки, и повторил это раз пять-шесть до обеда. {Однако!} Юный поэт не отставал. За обедом продолжили. Водка, которой дед угощал внука, была его собственного изготовления; он с удовольствием наблюдал, как внучек сумел оценить ее и как развязно с нею справлялся. Генерал-аншеф занимался на покое перегоном водок и настоек {попросту гнал самогон, старый хрыч} и занимался этим без устали, со страстию {что не говорит о его лени}».