Олег Серегин - Хирургическое вмешательство

• Название: Хирургическое вмешательство
• Автор: Олег Серегин
• Жанр: Научная Фантастика

Наш мир, привычная современность, другие физические законы, иная этика. Здесь души оперируют так же, как тела, здесь на смену научному атеизму пришла научная теология, здесь можно запрограммировать новую инкарнацию и по-свойски поговорить с богом, а шаман, жрец и кармахирург — престижные высокооплачиваемые профессии.

Но как и в любом из миров, здесь люди делают выбор.

---

— Наука, йопт, молодая, — задумчиво проговорил Гена, осторожно качая росток в ладони. Крошечный стебель окреп и налился живой зеленью, потянулся вверх, выпустил два узких листа. — Заниматься ею, в отличие от всех нормальных наук, могут единицы — только контактеры высокого полета. Прикладная сфера актуальна, аж звенит. Теория в загоне, кому она нужна, когда тут карму чистят и реинкарнацию программируют.

Семечко было жареное, стебелек — ненастоящий, собранный из свободных атомов так же, как собираются после прогулок по тонкому плану тела.

— Еще даже специализация не наметилась, — посетовал Гена, внимательно разглядывая травинку, поднявшуюся в ладони. — Хирургия и терапия. Это ж курам на смех, а не специализация. Замечал, что по крайней мере у хирургов темы дипломов на докторские тянут? Никто, разумеется, уровень не осиливает, но хотя бы поверхностное исследование проводится. Этим и живем. Но некоторым мало. Вот за что я Лаунхоффера уважаю. Если б он был чуть менее Ящер — занимался бы анатомией тонкого тела и трансплантацией искусственных органов.

— Базисной кармы? — невольно вставил Даниль.

— Вроде того, — кивнул Гена, ничего не заподозрив. — А то некоторые личности так себе карму засрут, что аж в базис прописывается. Жизней эдак на пяток с такими радостями, что мама дорогая. Причем бабок у них почему-то дохрена обычно бывает. Пять раз в аборты уходить или даунами рождаться, понятно, никому не хочется. Платить готовы, а не за что, не умеем мы такого еще. А Лаунхоффер Аньке Эрдманн тему отдал. Она, конечно, девка талантливая, но по сравнению…

Мало-помалу столовая пустела: начиналась лекция. Следить за студентами было забавно, и с минуту оба, и Гена, и Даниль, глядели сквозь квадраты деревянной решетки, отгораживавшей три преподавательских стола. Курсы с первого по третий уходили ногами, старшие — через точки, отличники практической подготовки изощрялись кто во что горазд, оставляя вместо себя сияющие тени, медленные фейерверки, клубы разноцветного дыма. Буфетчицы, привычные и не к такому, посмеивались и оценивали вслух.

Гена превратил стебелек подсолнуха в воронье перо и по-индейски заложил себе за ухо.

— В классической науке, — сказал он, — человек, который в одиночку решил заняться проблемой возникновения жизни и разума — по определению фрик, если не псих клинический. Но, во-первых, среди контактеров настоящих ученых можно по пальцам рук пересчитать, и это во всем мире. А во-вторых, с такими мозгами, как у Эрика, проблему можно неиллюзорно решить. Если ее в принципе можно решить.

— И при чем тут зверинец?

Гена изумленно воззрился на Сергиевского.

— Даньк, ты чего, перетрудился? Эрик, конечно, теоретик, но если ты выстроил теорию о возникновении жизни, тебе захочется ее доказать. Повторить, так сказать, результат. Вот возьми хоть феномен реинкарнации. — Гена разорвал пакетик с сахаром, высыпал в кофе и стал вдумчиво размешивать. — Реинкарнируется только хомо сапиенс, выкинем прочих высших приматов для чистоты эксперимента… Когда-то всех очень волновал вопрос искусственного разума. Полагали, что разум будут создавать на базе электроники, и задача эта сверхсложная. Потом оказалось, что не туда глядели, а создать искусственный разум на тонком уровне… ну, я тебя сам учил, — и Гена расплылся в довольной ухмылке.

— Ты от темы не уходи, — сурово сказал Даниль и фыркнул: — Искусственную кошку с двумя сотнями ай-кью я за час сооружу. Тебе же зачет сдавал.

— И это будет искусственная кошка с антропоидным интеллектом, — Гена воздел перст к потолку. — А человека ты не сделаешь, хоть пупок порви.

— Человека, положим, я за пятнадцать минут сделаю, — сказал Даниль, — только ж ему еще девять месяцев дозревать придется…

Гена расхохотался и хохотал до слез.

— Душа-то ему все равно случайная придет, — сказал он, все еще постанывая от смеха. — И уйдет себе потом восвояси. А искусственные тонкие тела реинкарнации не переносят, как животные. Так что это пройденный этап.

— И что, Ищейка — человек? — скучно вопросил Даниль, заподозрив, что Гена в действительности не знает ответа и попросту болтает языком из любви к процессу. — Охотник — человек?

— Не, ну ты правда тупой, — радостно ответствовал Гена. — Это инструменты, балда!

— Ключ восемь на тринадцать, — понимающе покивал Сергиевский, отпив из стакана, — лом, монтировка, копия Великого Пса… На черта Ящеру боевая система, Ген?

— Балда, йопт, — сказал Гена. — Охотник — это охотник и есть, программа выслеживания и захвата. Боевую систему Эрика ты не видел, радуйся, что не видел, и молись кому-нибудь, чтобы не увидеть никогда.

На мгновение пальцы Даниля утратили твердость; он и сам не заметил бы, но в это время как раз ставил на стол полупустой стакан, и донышко, ударившись о столешницу, предательски громыхнуло. Вспомнилась многокомнатная, пропахшая сигаретным дымом лаборатория Ящера, стальные ящики генераторов, деревянные стеллажи, темные закоулки, где то и дело так интригующе что-то клубилось, выходя на контакт с плотным миром. «Боевая система, — подумал Даниль, против воли занервничав. — Значит, она все-таки есть?» Холодно стало от мысли, что раз в две недели он приходит в логово Ящера и часами, слепой и несведущий, сидит там, рядом с незримым оружием, перед мощью которого отступит даже Великий Пес.

— Ген, — сказал он несчастным голосом. — На черта оно надо, а? Кого гнобить этими системами? С кем воевать? В тонком мире?!

Тот молчал, глядя в тарелку. Сергиевский смотрел на перо за преподавательским ухом; Гена, словно почувствовав его взгляд, вынул перо и, сжав в кулаке, вернул к изначальному состоянию.

— Скушай, Даниль, семечко, — сказал известный на весь МГИТТ сквернослов и буян. — А то сходи лучше на третий этаж и вороне отдай.

— Ч-чего? — оторопело хлопнул глазами Даниль.

Гена негромко засмеялся, разглядывая в стакане кофейную гущу.

— Что-то с памятью моей стало: то, что было не со мной, помню. Смотрю на тебя, и кажется, будто Воронецкая с тобой побеседовать хотела. Эклер, проклятый эклер. Вроде она мне такого не говорила — а кажется… А тебе?

Аспирант закрыл глаза, прислушиваясь к иррациональным ощущениям, и улыбнулся:

— Мне, если честно, всегда ее видеть приятно. Как-то разницы нет — кажется, не кажется.

Гена хохотнул.

— Понятненько. Ну, считай за совет.

— Спасибо. — Даниль деловым жестом положил ладони на стол: он ясно почувствовал, что последовать совету Гены ему действительно хочется, причем немедленно. — Я, пожалуй, пойду.

— Бывай! — ухмыльнулся Гена. — Передай ей от меня пятьсот тыщ поцелуев.

— Неудачник, — глумливо ответил Даниль, — убей себя! — и ушел через точки. Выглядело это так, будто аспирант Сергиевский близко к сердцу принял второй совет профессора и отправился прямиком в зверинец города Бобруйска, отчего Гена остался морально удовлетворенным.

Потом улыбка стаяла с его лица; Гена отодвинул в сторону тарелки и положил семечко на стол. Развалившись на пластиковом стуле, он смотрел, как хрупкая черная скорлупа поднимается в воздух, загорается вначале алостью, затем белизной, выпускает протуберанцы, окутывается газовым облаком. Когда миниатюрная живая модель звездной системы сформировалась полностью, а в столовой не осталось равнодушных к спектаклю, Гена молодецки прицыкнул зубом, система исчезла, и на стол беззвучно упало семя подсолнуха.

— У меня есть вопрос, — сказал Лаунхоффер, сощурив холодные зеленоватые глаза; почему-то казалось, что Ящер надел очки, хотя никаких очков он отродясь не носил. — Один.

Замерший над кафедрой Сергиевский вздрогнул, и вздрогнула Ворона. Она резко откинулась назад, пытаясь поймать взгляд Эрика Юрьевича через спину ректора.

— Я вижу, вы проделали большую работу, — проговорил Ящер равнодушно.

«Ты ж меня не слушал, — почти злобно подумал Даниль. — Ты ж ее не читал!», — а может, он подумал это гораздо позже, потому что тогда, под стеклянным взором тираннозавра, стоял в холодном поту и вряд ли способен был связно мыслить, не то что злиться.

— Намеченная концепция представляется мне интересной, — сумрачно заявил Лаунхоффер. — Динамика сансары в России на протяжении двадцатого века выстроена достаточно убедительно, но…

И тут он заметил вытаращившуюся на него Ворону.

Лицо профессора переменилось, на миг Ящер каким-то мистическим образом перестал быть ящером, а потом вздохнул и устало сказал:

— Меня интересует, что вы можете сказать о феномене стфари.

Теперь-то Данилю было очень интересно, о чем Лаунхоффер в действительности собирался его спросить, но тогда, по счастью, заготовленной каверзы не случилась: вопрос подразумевал простой и банальный ответ.