Канатжан (Кен) Алибеков (Алибек) - Осторожно! Биологическое оружие!

• Название: Осторожно! Биологическое оружие!
• Автор: Канатжан (Кен) Алибеков (Алибек)
• Издательство: ООО «Городец-издат»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2003
• ISBN: 5-9258-0059-1

Впервые публикуемая на русском языке книга Канатжана Алибекова рассказывает о том, как разрабатывалось наступательное биологическое оружие в бывшем СССР, о различных болезнетворных бактериях, загадочной эпидемии сибирской язвы в Свердловске, о засекреченых лабораториях, создающих яды для совершения политических убийств, о применении биологического оружия во время Второй мировой войны и войны в Афганистане.

Пугающая, но истинная история крупнейшей в мире программы по разработке и производству биологического оружия, рассказанная очевидцем — тем самым человеком, который ее создал.

Канатжан Алибеков в соавторстве со Стивеном Хендельманом

---

Затем все закончилось так же внезапно, как и началось. Он вернулся к теме путча.

— Дело в том, понимаешь… они — наши люди, — выдавил он, пытаясь обрести прежнее самообладание.

— Это не мои люди, — отрезал я. — Я поддерживаю президента. Может быть, он и не был избран демократическим путем, но…

Махнув рукой, Калинин оборвал меня:

— Не хочу с тобой спорить, Канатжан, — вздохнул он. — Давай придем к компромиссу.

Он указал на два листа бумаги на столе.

— Это… преждевременно, — сказал он. — На двадцать шестое назначено заседание Верховного Совета, Лукьянов уже объявил, что занимается этим вопросом. Почему бы нам не подождать развития событий? Ты можешь поступить опрометчиво.

Мое расположение к нему мгновенно исчезло. Теперь я понял причину его посещения: генерал не хуже меня проанализировал ситуацию и сообразил, что успех переворота сегодня уже не так очевиден, как вчера. На случай возвращения Горбачева к власти наше заявление обеспечивало ему политическое алиби, правда, для этого ему следовало любой ценой удержать меня в «Биопрепарате».

И все равно мне было жаль этого человека. Раскрывая душу, он, наверное, сказал мне больше, чем хотел.

— Сейчас очень трудные времена, — продолжал директор. — Знаю, как ты относишься к нашей программе, но нам сейчас нельзя терять ни одного человека.

Взглянув на меня, он попытался улыбнуться:

— Очень тебя прошу, останься.

Мне следовало быстро принять решение. Для меня не имело значения, отправиться в отставку сейчас или позднее. Но если я уйду сейчас, то подведу своих сотрудников.

— Хорошо, — сказал я. — Оба заявления оставьте у себя, как хотите, можете не принимать по ним решений. Если Верховный Совет объявит о легитимности так называемого ГКЧП, то, надеюсь, вы дадите им ход, и я уеду в Казахстан. Если же будет решено, что произошел государственный переворот, то я останусь в «Биопрепарате».

Калинин облегченно вздохнул. Потом он встал передо мной.

— Даю тебе добрый совет, не высовывайся, — сказал он холодно. — Не делай глупостей, пока не пройдет заседание Верховного Совета.

— А вот это — мое дело, — парировал я.

Мы с ним еще не знали, что в тот момент Лукьянов докладывал заговорщикам, что не смог набрать кворум депутатов на 26 августа.

После провала путча Калинин уничтожил письмо из Оболенска и показывал всем заявление «Биомаша» о поддержке Горбачева, хвастаясь, что «мы» в «Биопрепарате» истинные патриоты.

Если бы власть сохранил ГКЧП, то Калинин бы первым делом предложил новому правительству отменить указ Горбачева о прекращении производства бактериологического оружия. И новые руководители, вполне возможно, его бы поддержали, даже Крючков.

Вскоре после путча умер Владимир Андреевич Лебединский. Генерал, много лет возглавляющий 15-е Управление, тяжело болел в последние месяцы. А во время операции по ампутации ноги он перенес еще и инсульт.

Меня поразило, что на похоронах было мало людей. Не пришли даже старые армейские друзья, такие, как Калинин и Ураков. Ничто не могло заставить меня презирать Калинина больше, чем его отсутствие в тот день.

Пришел только генерал Валентин Евстигнеев, который сменил в 15-м Управлении Лебединского. Он долго стоял у гроба, опустив голову. Несмотря на нашу ссору во время обсуждения будущего бактериологической военной программы, я понял, что он был человеком, который готов отстаивать то, во что верит. А таких людей, особенно в те августовские дни, в среде военной бюрократии было очень мало.

Все остальные предприятия «Биопрепарата» во время путча помалкивали. Свою позицию обнародовали только наши с Ураковым институты.

Из Сибири мне позвонил Сандахчиев, который узнал про наше заявление:

— Я поддерживаю тебя, Канатжан, — одобрил он. — Рад, что ты выступил против этих подонков.

— А почему бы вам не сделать то же самое на «Векторе»? — предложил я.

— Москва далеко, — рассмеялся он, — это все политика, к нам никакого отношения не имеет.

Утром 21 августа, на третий день путча, меня разбудил звонок человека, который представился дежурным офицером Московского военного округа:

— Полковник Алибеков? — спросил он.

— Да.

— Хочу сообщить, что вас могут арестовать, — сказал он.

Лена тихо посапывала во сне.

— Почему? — спросил я.

— Генерал-полковник Московского военного округа объявил, что все офицеры, которые не подчиняются приказам ГКЧП, будут подвергаться тридцатидневному превентивному аресту, — быстро произнес он, как будто читал по бумажке.

Накануне в конференц-зале нашего института было много военных. Вероятно, это кто-то из них, выполняя свой долг, проинформировал начальство о моей речи… и наверняка этот информатор вместе со всеми голосовал «за».

Лет 30–40 назад я бы услышал не телефонный звонок, а стук в дверь часа в 3 ночи. Но времена меняются.

— Спасибо, что предупредили, — поблагодарил я.

— Пожалуйста, — прозвучал дружелюбный голос в трубке.

Я не поверил в реальность опасности. Штурма Белого дома, которого ждали той ночью, не произошло. Парламент Ельцина, защищаемый народом и танками из подразделений, объявивших о поддержке российского Правительства, выстоял.

— Кто звонил? — сонно спросила Лена.

После того как я пересказал разговор, она мгновенно проснулась.

— Пожалуйста, будь осторожен, ведь у нас трое детей! — попросила жена.

Когда я вышел на улицу, моросил дождь. В «Биомаш» ехать не хотелось. Водитель отвез меня к Белому дому. Его по-прежнему окружали люди. Несмотря на отсутствие официальных сообщений, у каждого было, о чем рассказать.

Вчера трое молодых ребят погибли во время столкновения. Как потом сообщалось, это был несчастный случай: экипаж танка, такие же молодые парни, как и те, которые погибли, запаниковали, когда их окружили возбужденные демонстранты.

Кто-то принес переносной радиоприемник и слушал «Голос Америки», кто-то — «Эхо Москвы», по которым транслировали дерзкие выступления депутатов парламента и сторонников Ельцина из Белого дома.

Танки стояли прямо на мосту, перед зданием парламента, вокруг них собрались сотни людей. Солдаты, в основном новобранцы, сняв шлемы, весело болтали с девушками. Заговор рассыпался на наших глазах.

Во второй половине дня Ельцин объявил, что члены ГКЧП едут в аэропорт Внуково. Толпа восторженно заревела.

— Надо их арестовать! — выкрикнул кто-то в толпе.

Заговорщики направились в Крым, где Горбачева и его семью уже три дня держали без связи. Они хотели объясниться с человеком, которого предали. Еще один самолет с Александром Руцким вылетел в Форос чуть позже, чтобы доставить президента Горбачева в Москву.

Обе делегации появились у Горбачева одновременно. Тот отказался встретиться с людьми из Кремля и вернулся вместе с Руцким, взяв с собой только Крючкова.

Поздно вечером самолет, в котором летел Горбачев со своей семьей, приземлился во Внуково. Его встречал Борис Ельцин. Все закончилось.

Как и тысячи других москвичей, я вернулся домой и впервые за эти три дня крепко заснул.

В ту ночь, как стало потом известно, застрелился Борис Путо.

Утром я отправился к Калинину. Увидев меня, он встал, и мы пожали друг другу руки.

— Теперь можно вздохнуть спокойно, — заметил директор.

В ответ он услышал прямой вопрос о том, что он собирается делать с Ураковым. Калинину не понравилось, что я знаю о заявлении в поддержку ГКЧП, сделанном в Оболенске. Он сделал удивленные глаза, когда я добавил, что Ураков сможет искупить свое постыдное поведение, только покончив с собой.

Генерал чуть не рассмеялся:

— Канатжан, — заметил он снисходительно, — тебе не кажется, что это жестоко?

— Тогда, по крайней мере, потребуйте, чтобы он подал в отставку, — сказал я.

— Обещаю об этом подумать, — ответил Калинин и отвернулся. Кстати, еще через два дня маршал Сергей Ахромеев, тоже поддержавший заговорщиков, повесился в своем кабинете.

В течение нескольких дней после провала путча всем стало ясно, что Горбачев не сможет вернуть себе прежнюю власть. Сразу после возвращения из Крыма он отказался запретить Коммунистическую партию, но Ельцин все равно заставил его публично отречься от этой идеологии. Двадцать, пятого августа Горбачев отказался от поста Генерального секретаря ЦК и объявил о роспуске КПСС.

Вскоре после этого меня срочно вызвал к себе Калинин.

— Канатжан, немедленно отправляйся в ЦК, — приказал он. — Они хотят, чтобы мы помогли им с документами.

— Почему я?

Но генерал настаивал:

— Там есть то, что может навредить многим людям, ты понимаешь, о чем я говорю.

Я наотрез отказался, и Калинин был вынужден отправиться туда сам.