Канатжан (Кен) Алибеков (Алибек) - Осторожно! Биологическое оружие!

• Название: Осторожно! Биологическое оружие!
• Автор: Канатжан (Кен) Алибеков (Алибек)
• Издательство: ООО «Городец-издат»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2003
• ISBN: 5-9258-0059-1

Впервые публикуемая на русском языке книга Канатжана Алибекова рассказывает о том, как разрабатывалось наступательное биологическое оружие в бывшем СССР, о различных болезнетворных бактериях, загадочной эпидемии сибирской язвы в Свердловске, о засекреченых лабораториях, создающих яды для совершения политических убийств, о применении биологического оружия во время Второй мировой войны и войны в Афганистане.

Пугающая, но истинная история крупнейшей в мире программы по разработке и производству биологического оружия, рассказанная очевидцем — тем самым человеком, который ее создал.

Канатжан Алибеков в соавторстве со Стивеном Хендельманом

---

— Посмотрю, что вы скажете, когда Горбачев вернется! — злобно посмотрел я на Давыдова, который отпрянул назад, как будто его ударили.

Тут вмешался Калинин:

— Успокойся, Канатжан, — приказал он. — Нет причин так сильно расстраиваться. Поверь мне, Горбачев очень болен.

— Расскажите об этом людям у Белого дома, — ответил я, — может быть, вы сможете убедить их разобрать баррикады.

— Какие еще баррикады? — удивились собравшиеся.

Пока я рассказывал об увиденном на набережной, с меня не сводили глаз. Калинин покачал головой:

— Если бы люди только поняли, что бояться нечего, — сказал он. — Страна в надежных руках.

— А мне кажется, есть о чем беспокоиться! — снова возмутился я.

Калинин вздохнул и взглянул на часы:

— Канатжан, иди домой. Отдыхай, — сказал он. — Встретимся завтра и еще раз все обсудим, — обратился он ко всем остальным.

Уходя, я спросил Ермошина, о чем говорили до моего появления.

— Пытались решить, стоит ли составлять письмо о поддержке ГКЧП, — ответил он.

— Калинин говорит, что это наш долг, — и шепотом поинтересовался: — а там и правда баррикады?

— Сходи и посмотри, — огрызнулся я, но Ермошин не обиделся.

— Понимаю, как ты зол, — сказал он, — но сейчас разозлю тебя еще больше. Калинин с утра позвонил Уракову в Оболенск и приказал поддержать ГКЧП. Удивляюсь, почему он тебя о том же не попросил.

В следующие два дня Ермошин не выходил на работу, решив сказаться больным, чтобы избежать «глупых распоряжений», как объяснил мне потом.

Мне казалось, что я остался тогда совсем один.

Вернувшись в свой кабинет, я быстро написал заявление о своем выходе из Коммунистической партии и направился в партком «Биопрепарата». Несмотря на указ Ельцина, Калинин разрешил им остаться на прежнем месте.

Увидев меня, находящийся там человек обрадовался:

— Не беспокойтесь, Канатжан! — воскликнул он. — Правда, не о чем волноваться, у вас все взносы заплачены.

Я замер на месте от изумления.

— О чем речь?

— Сегодня с утра все спешат заплатить партийные взносы, — в его голосе слышалась саркастическая нотка. — Они не платили в течение многих месяцев, а сегодня вдруг поняли, что ошибались. Я проверил, у вас и еще у нескольких человек все в порядке.

Тут я протянул ему заявление. Его лицо вытянулось:

— Выйти из партии? Вы что, с ума сошли? — удивился он.

Поздно вечером мы с Леной вдруг услышали надвигающийся шум: это танки въезжали в столицу.

На следующее утро приехал мрачный водитель.

— Вы слышали о танках? — спросил он.

— Да, — ответил я.

— Сейчас еще одна колонна входит, — сообщил он, — идут к Белому дому.

Мы еще не знали, что танковый батальон, подошедший к зданию парламента, решил не штурмовать Белый дом, а защищать его.

Приехав в «Биомаш», я стал свидетелем обсуждения телевизионной пресс-конференции, на которой впервые появились заговорщики, они обещали, что войска будут только поддерживать порядок в столице. Телевизионная камера запечатлела Янаева и его дрожащие руки. Из-за своей некомпетентности или просто упустив момент, они не арестовали Бориса Ельцина и других видных оппозиционеров.

Все происходящее было похоже на плохо поставленный спектакль. Но эти люди были способны и на крайние меры. Прошел слух, что штурм Белого дома начнется сегодня ночью.

В кабинете я написал еще два заявления: рапорт об увольнении из армии и заявление об уходе по собственному желанию из «Биопрепарата». Я вложил их в отдельные конверты и попросил доставить на Самокатную.

Эти решения я принял еще раньше, когда в город входили танки. Лена не пыталась отговаривать меня, но когда я признался, что хочу пойти к Белому дому, то расплакалась и попросила подумать о детях.

Размышляя, что делать дальше, я пил чай, и тут в кабинет ворвалась целая делегация от отделов института.

— Мы хотим знать, что говорят в руководстве «Биопрепарата», — начал один из вошедших.

Я коротко сообщил о встрече у Калинина и письме, в котором Ураков поддерживает ГКЧП.

— Надо выпустить наше собственное обращение, — сказал начальник одной из лабораторий, мужчина лет пятидесяти. — Нам следует поддержать демократию.

Все согласно закивали.

— Если мы напишем от имени всего института, — решил я, — то сначала это следует обсудить на общем собрании, тогда все смогут высказать свое мнение.

И в три часа дня более четырехсот человек собрались в душном конференц-зале, мест всем не хватало, и кое-кто уселся прямо на пол. Оглядев возбужденные лица собравшихся, я подумал, что, должно быть, подобные собрания проходят сейчас и в других государственных организациях Москвы.

Когда я поднялся, разговоры прекратились.

— Не хочу оказывать давление на присутствующих, — начал я. — Буду выступать не как директор института, а как гражданин: я называю случившееся путчем.

Взрыв аплодисментов помешал мне продолжить. Кто-то вскочил на стул и замахал руками в знак поддержки.

Продолжив, я сказал что если присутствующие согласны со мной, то от имени института будет написано заявление в поддержку Горбачева и Ельцина и направлено в Белый дом. Потом я зачитал проект заявления, составленный вместе с руководителями отделов… и начал голосование:

— Кто «за»?

В зале все подняли руки.

— Кто «против»?

«Против» были только двое, но соседи зашумели на них.

— Пусть объяснят, почему! — перекричал я возмущенные голоса.

Один их них оказался ученым, которого я очень уважал. Он спокойно переждал, пока шум уляжется, а затем встал, чтобы обратиться к коллегам:

— Я считаю, что в стране наконец появилось нормальное правительство, — его голос дрожал от волнения. — Если все продолжалось бы, как раньше, то страна бы развалилась на части. Мой отец погиб на войне, чтобы этого не произошло.

Когда он замолчал, то несколько человек согласно закивали.

— Посылайте письмо! — выкрикнул кто-то.

— Посылайте! — подхватила толпа.

Мы разослали водителей с копиями нашего заявления в Белый дом, в «Биопрепарат» и редакцию «Общей газеты».

Когда я вернулся, мне передали просьбу перезвонить секретарю Калинина.

— Вы будете у себя до конца дня? — спросила она.

— Да, а в чем дело?

— Калинин собирается к вам заехать, — сообщила секретарь и повесила трубку.

Калинин приехал ровно в 17 часов. Он привез мое заявление об увольнении и копию заявления «Биомаша». Он выглядел чрезвычайно расстроенным, под глазами темные круги, волосы растрепаны, никогда я не видел его в таком состоянии.

— Знаешь, — директор слабо улыбнулся, чтобы как-то разрядить обстановку, — я бы выпил чаю.

Генерал сел напротив меня, положив на стол бумаги. Когда принесли чай, он залпом выпил его.

— Как вы себя чувствуете? — спросил я.

— Бывало и хуже, — прозвучал тихий ответ.

Молчание затягивалось, неловкость создавшейся ситуации тяготила меня.

— Зачем вы приехали? — это был естественный вопрос.

Не ответив, генерал отставил чашку и оперся руками о стол. Казалось, он старается успокоиться.

— Канатжан, — наконец начал он, — я глубоко уважаю Горбачева, и ты об этом знаешь. Когда услышал о произошедшем, то просто не знал, что делать, а прошлой ночью и вовсе глаз не сомкнул.

Калинин замолчал, но, не дождавшись ответа, продолжил:

— Дело в том, что сегодняшние лидеры — Язов, Путо, Бакланов — порядочные люди, любят свою страну, и я их прекрасно знаю. Как вы прикажете к ним относиться?

— Я не могу решать за вас, — отозвался я, — но, сами поймите, откуда они взялись? Кто их выбрал?

— Да не в этом дело! — резко сказал генерал своим командным голосом, но потом снова обмяк на стуле. — Мне только хочется, чтобы ты понял: они любят свою страну, — повторил он. — Они такие же патриоты, как ты и я, как все мы.

— Генерал, я уже сделал свой выбор. Вы должны сделать свой, — ответил я.

Калинин прикрыл лицо рукой, казалось, что он вот-вот заплачет.

— Ты не понимаешь, Канатжан, ты совсем не понимаешь… как трудно… — и он замолчал, не в силах продолжать.

Я отвернулся. Я слишком хорошо знал этого человека и понимал, что он не простит, если я буду свидетелем его слабости.

А потом целый час мы разговаривали, как никогда раньше. Калинин поделился со мной своими трудностями, рассказал о проблемах, связанных с чиновниками из Центрального Комитета, желающими занять его место, о Военно-промышленной комиссии и вообще обо всех своих врагах. Сейчас этот человек, который всегда показывал свое превосходство, беседовал со мной не как с подчиненным, а как с другом.

Затем все закончилось так же внезапно, как и началось. Он вернулся к теме путча.