Александр Червинский - Шишкин лес

• Название: Шишкин лес
• Автор: Александр Червинский
• Издательство: Амфора
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-94278-583-X

А. Червинский — известный драматург, автор сценариев к таким известным фильмам, как «Корона Российской империи, или Снова неуловимые», «Афганский излом» и многим другим.

В этом романе, изначально задуманном как киносценарий, происходят странные и очень интересные вещи. Но самое интересное, что в процессе чтения нас не оставляет чувство, будто описанные события нам уже известны, что они уже произошли в действительности с одним весьма известным в России семейством. Порой автор кажется безжалостным к своим героям, но он действует жестко только потому, что жалость мешает уважать равных.

«Шишкин Лес» — история четырех поколений семьи Николкиных, во многом прозрачно совпадающая с историей другой, известной всей России семьи. Остросюжетная канва держит читателя в постоянном напряжении, драматургия полна неожиданных извивов, типажи и коллизии вызывают редкое нынче желание сопереживать. Поистине, это самый русский роман в нашей литературе за последнее время, хоть автор его и живет в Нью-Йорке.

---

— Что ты говоришь?

— Ничего. Ничего я не сказал.

Ночь. Станция перед границей. Гудки. Свистки. Стук молоточка обходчика. Макс и Лариса оба не спят, смотрят в потолок.

— Лара, Ванька советует мне остаться в Англии. Смешно, что это советует он. У них все вконец прогнило.

— Ты это всерьез?

— Мы могли бы это сделать вдвоем с тобой. Начать все с начала, с нуля. Помнишь, как Эрик говорил: «Надо совершать резкие поступки».

— А что будет с Антоном?

— Мы бы его потом вытащили.

— А мой папа? Его сразу отправят на пенсию, а может быть, и выгонят из партии. И тогда не будет пенсии. И не будет меня и Антошки. Он просто умрет.

— Или я умру в Афганистане, — напоминает Макс. — Что реальнее.

— А что я буду делать, когда у тебя там, в Англии, появится новая баба? — спрашивает Лариса. — А она у тебя сразу появится. Нет, я не останусь.

5

Конец спектакля. Публика дружно аплодирует. Артисты в мольеровских костюмах кланяются. Потом они тоже начинают хлопать в ладоши, и на сцену выходит раскланиваться Макс.

Он берет за руку Ларису и выводит ее на авансцену. Гром аплодисментов.

— Во втором ряду справа, — говорит, кланяясь, Максу Лариса, — Пола Макферсон.

— Кто? — кланяясь, переспрашивает Макс.

— Пола Макферсон. Кинозвезда.

Всемирно знаменитая артистка Пола Макферсон аплодирует стоя. Это сорокалетняя, очень моложавая, красивая и скромно одетая женщина. Со всех сторон вспыхивают блицы снимающих ее фотографов.

— Браво! Браво! — восторженно выкрикивает Пола Макферсон.

Лариса разгримировывается в своей уборной.

— Лара, ты сегодня играла замечательно, — говорит Макс за ее спиной. — Ты лучше всех.

— В Ашхабаде, — говорит Лариса.

Стук в дверь, и возникает возбужденное лицо Ивана Филипповича.

— Пола Макферсон тут! В полном восторге. Она хочет вас поздравить! Впустить ее?

— Нет, — быстро отвечает Лариса.

— Почему нет? — спрашивает Макс.

— Не хочу — и все. Выйди сам к ней. Ну, иди же, иди.

Иван Филиппович и полисмены удерживают в дверях фотографов и репортеров. Пола Макферсон и Макс разговаривают в углу актерского фойе, за вешалкой с костюмами.

— Вы великий режиссер! — втолковывает Максу Пола, держа его за руки. — И у вас такой хороший английский язык.

Английский у Макса не очень хороший, по сравнению с моим просто плохой, но Макс держит себя всегда уверенно, и это главное.

— Почему бы вам не поставить что-нибудь для меня в Лондоне? — спрашивает Пола.

— Если это всерьез, то у меня есть для вас гениальная роль, — быстро ориентируется Макс.

— Я бы хотела сыграть в современной пьесе.

— Я как раз заканчиваю работать над пьесой. По мотивам оперы Чернова «Вурдалаки». Это будет музыкальная феерия о женщине, о современной женщине, которая пытается выжить среди вурдалаков.

— Интересно. Очень интересно. И это что-то знакомое.

— Это по мотивам оперы русского композитора Чернова.

— Ну конечно! Я помню эту оперу. Это замечательная опера. Я обожаю русскую музыку.

— Чернов — мой прадед.

— Да что вы! Да, это очень интересно. Я мечтаю сыграть в мюзикле. И мы действительно могли бы это сделать вместе.

— К сожалению, нет, — качает головой Макс. — Когда я вернусь домой, меня сразу отправят в Афганистан.

— Куда?

— В Афганистан. Воевать. Под пули.

— Вы шутите?

— Нет. Это не шутка. В Советском Союзе все мужчины военнообязанные, и меня призывают.

— Но вы же известный режиссер!

— А им на это наплевать.

— Так не возвращайтесь туда!

— Я не могу. Это не так просто.

— Почему? Вы можете попросить политического убежища. У вас прекрасный английский язык. Я вас со всеми познакомлю. А поселитесь вы пока у меня в Винчестере.

— Это вы серьезно?

— Я очень серьезный человек, мистер Николкин. И у меня, между прочим, есть в Лондоне свой собственный театр. И я хочу быть вашей артисткой.

— Но завтра утром я должен вернуться в Москву.

— Так решайтесь сейчас. У вас в России семья?

— Да.

— Мы их всех оттуда вывезем. Николкин, вы — гений. Вы просто не имеете права себя губить в коммунистической стране.

— Выдумаете?

— Я уверена. На улице у выхода стоит моя машина. Идите.

— Прямо так?

— Только так. Я это уже раз проделала с одним чешским режиссером, и он уже работает в Голливуде. Идите и не оглядывайтесь.

И направляется к выходу. Секундное колебание — и Макс идет за ней. Выходит в коридор. Фотовспышки.

— Эй! Максим Степанович, ты куда? — бросается вдогонку Иван Филиппович. Но поздно.

За то, что Макс остался, Ивана выгнали из аппарата ЦК. И на этом, когда началась перестройка, он выстроил свою новую политическую карьеру. Иван разоблачал комсомол и КГБ, писал статьи о том, как пострадал от советской власти и выступал на митингах. В результате стал правой рукой губернатора Камчатки. Говорят, что с ним можно иметь дело. Взятки берет, как и все, но обещания выполняет. То, что ему сейчас набили морду, — исключение, в целом положение у него недурное. Но тогда, в Эдинбурге, он сильно струхнул.

Схватившись за голову, Иван смотрит вслед машине, увозящей Макса и Полу Макферсон.

Фотографы на двух других машинах устремляются за ними в погоню.

У Полы открытый «феррари». Водит она его с устрашающей скоростью. Фотографы сразу отстают.

Они уже выехали из города. По сторонам дороги поля и холмы. Ночь теплая, прозрачная, звездная. Макс в шоке. Пола смеется. Рука ее лежит у Макса на колене.

— Не бойтесь, Николкин! Вы такой большой и сильный, настоящий русский медведь. Все будет хорошо!

Берет трубку радиотелефона и набирает номер.

— Джек? Привет, Джек. Я вам завтра привезу русского режиссера. Он гений. Я буду с ним делать спектакль в Лондоне. — Она кладет трубку и докладывает Максу: — Джек — мой агент. Он работает и с Питером Бруком, и с Лоуренсом Оливье. Вы в полном порядке.

— Спасибо.

Макс поражен и этим звонком, и самим наличием телефона в машине. Это было задолго до всеобщих мобильников. А телефон опять звонит. Пола берет трубку.

— Это вы, Люся? Ну, как вы там, Люся? О'кей? Когда они приезжают? Конечно, удобно. На всякий случай ключ всегда под ковриком, — и рассказывает Максу: — Эта Люся с семьей — тоже русские. Баптисты из Ростова. Им грозила тюрьма, но я написала письмо нашей королеве, и удалось их спасти. Они тоже жили у меня. А теперь их знакомые у меня остановятся, тоже баптисты. Вы не возражаете?

— Я? — растерянно переспрашивает Макс. — Нет.

Впереди уже видны огни Винчестера.

— Вот мы и приехали, — говорит Пола. — Макс, вы ужасно напряжены. Расслабьтесь. Все плохое осталось позади.

Дом у нее большой, но очень старый и производит впечатление руин.

— Этому дому триста лет, — рассказывает Пола. — Последний владелец хотел его снести, но я его спасла. Тут надо все реставрировать, зато о нем никто не знает, и я тут прячусь от прессы.

Темный холл заставлен какими-то тюками и потертыми чемоданами.

— Это тут вчера ночевали евреи из Вильнюса, — объясняет Пола. — Представляете, люди пережили холокост, а их не выпускали в Израиль. Но я добилась. Они уже в Тель-Авиве. А эти вещи я завтра должна туда отправить. Вы мне поможете? А это Бетховен.

К Максу подходит кот и трется об его ноги. Макс не любит кошек, но считает своим долгом изобразить умиление:

— Кис-кис-кис.

— Он вас не слышит, — говорит Пола, — Бетховен совершенно глухой. Я его подобрала на улице в Праге. А Машу я спасла в Гонконге. Она там попала под машину, и это стоило каких-то бешеных денег.

Кошка Маша тоже трется об Максовы ноги. Он видит еще несколько кошек.

— Я не помню, как их всех зовут, — говорит Пола. — Потом я вас научу, как их кормить. Кухня — там. В холодильнике все есть. Пойдемте, я покажу вам вашу комнату.

Глубокая ночь. Слышен шум дождя. С потолка капает в подставленный пластмассовый таз. Рядом пластмассовая кошачья уборная, которую одна за другой посещают и шуршат пластмассовым гравием кошки. Макс кладет на голову подушку, твердую пластмассовую подушку. Он уже спит, когда в комнату входит очень бодрая и совершенно голая Пола. Она влезает под одеяло к Максу, и он просыпается.

— Меня разбудил телефон, — сообщает Пола. — Эти новые баптисты приезжают в шесть утра. Спать уже бессмысленно. Ничего, что я вас разбудила?

Расскажите мне эту пьесу про вурдалаков. Только подробнее.

— Это не сон? — бормочет Макс.

Она смеется и, чтоб доказать, что это не сон, гладит его по лицу. Когда путем долгих и сложных переплетений и перемещений на огромной кровати Пола оказывается под Максом, на спину Макса прыгает кошка и начинает драть его когтями. Макс терпит.

Пола Макферсон спасла моего брата от Афганистана, и он стал с нею жить. С ним вместе жили спасенные Полой кошки, птицы, баптисты, евреи из России и палестинцы из Ливана. Касымова за поступок его зятя из партии не исключили, но Ларису он из дому выгнал. Из театра ее тоже выгнали, и Степа поселил их с Антоном в Шишкином Лесу. Антон вырос без отца.