Мария Вересень - Ведьмин Лог

• Название: Ведьмин Лог
• Автор: Мария Вересень
• Издательство: «Издательство АЛЬФА-КНИГА»
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9922-0099-7

Вот вы, господа, все говорите: ведьмы, ведьмы… С лица сбледнули, к шорохам прислушиваетесь. А ведь для этих мест ведьма – явление заурядное. Это сейчас понаехало чужих много, нервничают, визжат с непривычки. В былые-то времена народ покрепче был: при ведьмах жил, ведьмам кланялся. Да вот, если желаете, я вам преинтереснейшую историю расскажу! Вы как любите, с чертями или без? Случилось однажды в Ведьмином Логу…

---

Самые дурные мои предчувствия скоро оправдались. Я пробовала парить, изображая горную орлицу, и чудом не падала прямо на голову Фроськи, которая коварно пряталась совсем не там, где мы ее искали. А наивная Ланка вела наш разношерстный отряд в деревеньку Вершинино, оставляя врага за спиной. Я долго удивлялась, отчего эта сколопендра не нападет на нас сразу, а крадется за нами следом, гоняя в своей пустой головенке подлые мыслишки, пока не поняла, что против нас замышляется какая-то циничная пакость. В отчаянии я дала круг в поисках поддержки, но ни странных сов, которым не спится среди бела дня, ни сварливых ворон, перепрыгивающих с ветки на ветку за спиной Фроськи, не заметила.

И вообще, тропа, по которой мы ехали, была безнадежно пуста, извивалась и блестела зеленой травой, как ящерицын хвост, наводя на странные мысли. Не о том, что нас бросили, конечно, а о том, что мы сами как-то умудрились потеряться, оторвавшись от бабули. Назад, на постоялый двор, я ни за что бы не долетела, зато впереди поднимались веселые, многообещающие дымы. Я вошла в пике, набирая скорость, задохнулась от ужаса и ветра, замахала вразнобой крыльями и сделала кувырок через голову прямо в воздухе, поразив воображение пернатых свидетелей. Потом, одышливо кряхтя, направилась в Вершинино, уговаривая себя: «Не дрейфь, Маришка, драконы вон какие тяжелые, а ничего, летали». Еще шагов сто я махала крылами в локте от земли, выпучивая глаза и надсаживая организм, потом плюнула, ударилась грудью о землю и стала девицей красной. Причем красной в самом прямом смысле, а еще потной и злой! Ладно, Илиодор привык, что у него кошка исчезает постоянно и шляется непонятно где, черт обижен, Серьга с Селуяном – ротозеи, но хотя бы сестрица родная может крикнуть «Ау!»? Нет ведь, молчит, бесстыжая, наверняка только радуется, что можно теперь с Илиодором зубоскалить.

Припустив по дороге, я все недоумевала, почему никак не могу догнать наш отряд, и лишь выскочив на окраину Вершинино, сообразила, что попросту всех обогнала.

– Вот как, – обиделась я, – я еще им тут встречу готовь! – и пошла к дому Нади Беленькой, которая на пару с Чернушкой командовала по эту сторону тракта, как Шишиморка в Малгороде.

– Привет этому дому, – переступила я через порог дома, ничем не отличающегося от соседних. Тот же крытый двор, те же куры во дворе, та же свинья в стайке, только в самом доме очень сильно пахнет травами.

Надя Беленькая, дама героических пропорций, стояла с ситом и белыми от муки руками. Сначала испугалась непонятно чего, но, узнав меня, сразу заголосила, отбросив стряпню в сторону, и начала тискать, оставляя на спине белые пятерни. Хорошо хоть, что кафтан был Ланкин.

– Маришка! – гудела она мне в ухо. – Гроссмейстерша!

И мне казалось, что мою голову засунули в вечевой колокол и теперь издеваются, наяривая по нему кувалдой, отчего все тело вибрирует и каждая косточка дрожит.

– А нам тут таких ужасов понарассказывали. Чернушка в бега собралась. А мне одной страшно в Малгород идти. А хрычовки эти столетние причепились, говорят, ты старшая. Вот я и плачу третий день, думаю, что если и сегодня никто из наших не придет, то сама пойду, а тут ты. Радость-то какая! – И она так меня притиснула к своей груди, что у меня хрустнули косточки.

– Наденька, вы меня поломаете, – сумела выдавить я, заставив Беленькую улыбаться.

Ведьмой она была никакой, зато замечательной костоправ-шей. Сама поломает, сама и исправит.

Не то что Чернушка, вот уж кто не умел работать никак – ни руками, ни головой. Лет ей было под пятьдесят, ссорилась она с Мартой постоянно, мнила себя наследственной древней ведьмой и если б имела хоть каплю таланта, то давно бы сбежала куда-нибудь в Урочища, как Жабиха. Хотя, может быть, и вылетела бы в эти самые Урочища кубарем. Ее терпели лишь потому, что она действительно принадлежала к семье одной из основательниц Ведьминого Круга, наследовав загадочную, никем не читанную, но известную на весь Северск Черную книгу.[6]

Иной раз, когда богатые любители всяческих диковин просили у бабули показать им это чудо, она устраивала целое представление. Сначала писала Чернушке письма, в которых слезно умоляла показать сокровище достойному человеку. Та отнекивалась, бабуля настаивала, подарки шли возами месяц и другой. Через полгодика Чернушка соглашалась, якобы проведав, что человек действительно неплохой, но, опасаясь за его здоровье, требовала выполнения всех необходимых ритуалов, которые, помимо молитв, голодания и питья отваров включали в себя еще и сложнейшие ведьмовские наговоры, за которые соискателю приходилось немало раскошелиться. И вот когда он, весь измученный, обобранный, но счастливый, появлялся обязательно темной ночью с черными свечами в руках под завывание сопровождающих его ведьм, его взору на черном камне на опушке поселка представала заветная книга, завернутая в черную кожу и закрытая от недостойных золотыми запорами. Страждущий новых впечатлений кидался к книге, и в тот самый миг, когда пальцы его касались застежек, книга в багровой вспышке с хлопком исчезала. Чернушка, хватаясь за сердце, оседала на руки глупцу, прогневившему великую книгу, а сопровождающие ведьмы поднимали дикий вой. Начиналось форменное светопреставление, и когда богатею удавалось живым и невредимым сбежать из Вершинина, он считал это чудом и благодарил Пречистую Деву, что не допустила зла. Короткое скорбное письмо Марты, приходившее вскоре, его даже и не удивляло, там писалось, что где-то он нарушил обряд и теперь вершининские ведьмы желают его извести. И нынче он по выбору может либо сам сходить в преисподнюю за книгой, либо нанять соответствующего смельчака, либо, рассчитывая на заступничество Пречистой Девы, наблюдать, как изо дня в день у него выпадают зубы, лысеет голова, скотина дохнет, а руки сохнут. Совсем отчаянных смельчаков не находилось ни разу. Оттого Чернушка еще и жила в Вершинино, хотя прибить ее порывались не раз: и бабушка, и Августа с Рогнедой, и даже Надя Беленькая, потому что Чернушка была не только склочной, но еще и весьма деятельной особой, рвавшейся лечить людей. Выводила у младенцев «щетинку», лечила от «собачьей старости», потому смертность на Боровской дороге была не в пример выше. И ведь ничего ее не брало, хотя два раза вытаскивали буквально из горящего дома.

– Ну и где эта бунтарка? – поинтересовалась я.

Беленькая смутилась, неумение держать Чернушку в руках она считала отчего-то исключительно своей виной. А какая может быть вина, если та даже с магистершей склочничала.

Дом Чернушки был на другом конце поселка, огород плотно забит репьем, а чуть приоткрытые створки ворот давно и надежно вросли в землю, наверно, поэтому и не падали, поскольку петель на створках я не заметила. Хозяйством Чернушка не занималась, скотина не переносила ее заботы, да и в доме стирали, готовили и прибирали два ее внука – Семка и Пантелей. Родитель их был лаквиллским плотогоном. С тещей не ужился, а два года назад еще и спину себе повредил, упав в мешанину бревен. Так что теперь матушка их жила с супругом на севере, едва сводя концы с концами, а чад своих отправила к бабке.

– Эй! Есть кто живой? – покосилась я на дверь, не решаясь стучать в нее: не ровен час развалится, потом парням чинить.

С той стороны прошлепали босые ноги, и на пороге появился заспанный Семка. Лицо у него было не по-мальчишески белое, а веснушки на нем – такие крупные и отчетливые, словно их специально нарисовали. Поводив носом, как мышь-слепуха, он сначала не узнал меня, затянув что-то про бабаню, которую черти унесли, но после щелбана в лоб опомнился, раскрыл глаза пошире и даже заулыбался, заголосил, растягивая гласные на лаквиллский манер:

– Ма-ари-ишка-а!

– Во-первых, не Маришка, а госпожа гроссмейстерша, можно госпожа Лапоткова, – осадила я его. Он сразу надулся, как пузырь, видимо, считал себя в пятнадцать лет уже важным мужиком, но я отвесила ему второй щелбан. – Не слышу извинений.

– Да ладно тебе, – попятился он, растирая почему-то вместо лба живот.

Я двинулась вслед за ним:

– Чернушка еще в бегах или только готовится?

– Кому Чернушка, а кому и Клавдия Егоровна, – попытался он было качать права и, получив третий щелбан, начал возмущаться: – Да что ты все время дерешься-то?

– Во-первых, это я еще не дерусь, а только профилактически взбадриваю, – уверила я его и, протопав по всем комнатам, обнаружила, что кроме спящего, как упырь, среди бела дня в комнате с задернутыми шторами Пантелея в доме никого нет.

– Это вы еще спите или уже?

– А тебе какое дело? – надулся Семка, а Пантелей заворочался. Руки у него по самые локти были изодраны кошачьими когтями. Под ногтями засохла черная грязь, да и сам он был в какой-то саже.

– Чего за братом не следишь? – тут же накинулась я на Семку. – Он у тебя скоро с грязи лопнет!

– Лопнет – зашью, – встал в позу малолетний домохозяин. – И вообще, неча тут посторонним шляться, нету нашей бабки дома, а мы не вашего Круга, – и начал махать на меня руками, как на козу, зашедшую в огород. Я еще раз щелкнула его в лоб и по-королевски удалилась, посоветовав напоследок: