Мария Вересень - Ведьмин Лог

• Название: Ведьмин Лог
• Автор: Мария Вересень
• Издательство: «Издательство АЛЬФА-КНИГА»
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9922-0099-7

Вот вы, господа, все говорите: ведьмы, ведьмы… С лица сбледнули, к шорохам прислушиваетесь. А ведь для этих мест ведьма – явление заурядное. Это сейчас понаехало чужих много, нервничают, визжат с непривычки. В былые-то времена народ покрепче был: при ведьмах жил, ведьмам кланялся. Да вот, если желаете, я вам преинтереснейшую историю расскажу! Вы как любите, с чертями или без? Случилось однажды в Ведьмином Логу…

---

Мария Вересень Ведьмин Лог

ПРОЛОГ

Княжев-Северский. Год 1713

Дождь лил как из ведра, и Прошке Малому приходилось кутаться в плащ. Ночь стояла – хоть глаз выколи. На востоке раздраженно ворчала гроза, озаряя небо тревожными багровыми зарницами. Ледяной ветер продувал насквозь, даром что конец лета, еще немного – и начнешь зубами лязгать.

Прошка вжался в мокрую стену, надеясь укрыться в тени фальшивых колонн от дождя и случайных глаз, его филерская работа требовала терпения и осторожности. По первости, когда боярин Фрол Сильвестровский только заприметил его, угадав у молодого паренька тягу к шпионским играм, слежке, интригам, вынюхиванию чужих секретов, и определил в собственную службу сыска, которая имелась в столице у всякой сколь-нибудь весящей в политике фигуры, Малого часто били и сдавали в Разбойный приказ как простого вора. Прошке пришлось немало свести синяков и зализать шрамов, прежде чем он освоил нелегкую науку выслеживания двуногой дичи и понял, что таиться надобно не только от того, за кем следишь, но и от бдительных сограждан.

За пять лет он вошел в полное доверие к братьям Сильвестровским, и те стали поручать ему дела столь важные, как сегодняшнее.

Бояре Сильвестровские – род богатый и знаменитый в Северске – издавна враждовали с Мытными, дальними их родичами и вечными соперниками в борьбе за богатства, почести, власть и влияние при дворе. Почти задавили за столетья вражды ненавистных, да надо ж, о прошлом годе Великий Князь отдал Якиму Мытному, самому лютому неприятелю Фрола и Тита, чин главы Разбойного приказа. Должность для боярина унизительная, и над Якимом брезгливо посмеивались, понимая, что схватился он за нее исключительно от лютого безденежья, и только братья Сильвестровские почуяли в таком покорном согласии гордого до высокомерия родича тайный умысел. Вскоре по Княжеву пошел мерзкий и осторожный, как шуршание тараканьих лапок, слушок, что Яким пригибает непокорные разбойничьи головы, облагая данью тех атаманов, которые жировали в столице, и покровительствует артелям нищих побирушек, убийц и ночных воров.

Тит и Фрол рыпнулись было извести Мытного простым наветом, но Великий Князь, помня неприязнь старейших фамилий друг к другу, лишь недовольно отмахнулся, строго указав, что Разбойный приказ под рукой Якима повязал и разгромил на голову за год чуть не сотню лесных шаек по всему Северску и столько же в самой столице. Горожане впервые за многие годы стали ходить по ночам без сопровождения, а лишь с одним слугой-фонарщиком, не боясь, что их ограбят вчистую или изобьют да бросят в грязный подвал, где будут держать на хлебе и воде до выкупа. Осерчал князь и едва не прогнал наветчиков, велев не клеветать впредь. Сильвестровские обескураженно притихли и больше не смели досаждать князю, но слежки за Якимом не прекратили, а потому первыми вызнали, что у него завелась полюбовница: девица странная, если не сказать хуже.

Черноглаза, черноволоса и смугла она была, как миренка или степнячка, но паспорт имела златоградский, а имя и происхождение указывала западное, как с порубежья, не то берендейка, не то панна из-под Варковца. Однако не в том была закавыка и тайна хитрившей со своим происхождением «панны», которая могла хоть Моровой Девой себя называть, пока ей милостиво покровительствовал Яким. Никому то было не интересно. А вот новость, доставленная верным человечком, о ночных ее прогулках на кладбища заставила обоих Сильвестровских аж подпрыгнуть от предчувствия удачи. В тот же день всех других соглядатаев, способных по неопытности выдать себя подозрительному и осторожному Мытному, от его дома удалили, оставив лишь самого доверенного – Прошку. А уж он, горя рвением заслужить похвалу и награду покровителей, осторожно вызнал, где девка квартируется, проник в ее комнаты и, порывшись в сундуках, нашел и черные, из жира человечьего свечи, и нумерологические запрещенные таблицы, и даже выписки из жутких некромантических книг.

Братья задумались над тем, поняв, что тут не то что о мздоимстве или желании короноваться «ночным князем» можно речь вести, а об измене государственной, и пахло от таких дел судом инквизиции. Рассуждая меж собой: «Зачем ему ведьма-некромантка, как не для того, чтобы Великого Князя опоить и околдовать, а после вертеть им, как балаганным Петрушкой вертят потешники на рыночных площадях», они решили вдругорядь с обвинениями не торопиться, а собрать убедительных доказательств поболее. И даже если Яким не причастен к увлечениям полюбовницы, сделать его таковым. Вызнать, с кем общается девка, запугать их или подкупить, чтобы указывали на Мытного, и уж тогда не сносить ему будет головы.

Прошке затея бояр показалась опасной, коль под Якимом теперь ходят разбойники да убийцы. Но Тит велел ему поменьше рассуждать, а Фрол – поменьше трепаться, уверив, что, если сделают они все аккуратно и тихо, Мытный только в остроге, гремя цепями, и сообразит, какая с ним беда приключилась. Плохо, что в таком деле не было у Прошки напарника.

Нынче ночью братья «загостились» в доме купца Молоканова. Все окна были ярко освещены, слышались смех и музыка – Молоканов был человек не бедный, вел торговлю по всему Северску и за его рубежами, а главное – гостиный двор, где жила полюбовница Якима, принадлежал ему же, а сам купец – братьям Сильвестровским, с головой, душой и всеми капиталами.

В одном из окон молокановского дома моргнул, на мгновение пропал и снова разгорелся светильник. Прошка напрягся, это был ему знак, что девка вновь собралась куда-то на ночь глядя. Она вообще последнее время зачастила с прогулками, не подозревая, что каждый ее выход документируется, а места нечестивых обрядов потом осматривают и описывают в присутствии верных людей, дабы потом предоставить сии свидетельства Великому Князю как доказательства злого умысла.

Последние три ночи девка ходила все чаще на окраину с угломером и подзорными трубами, что-то высматривая на небе и тщательно вписывая в тетрадь, делала непонятные расчеты, при этом, путаясь, ругалась на неведомом языке, от одного звучания которого Прошке делалось неуютно.

Скрипнула дверь, и Малой перестал дышать, вжимаясь всем телом в холодный сырой камень стены. В добавление к жидкому огоньку, освещавшему крыльцо гостиного двора, из дверей выплыл еще один. Управляющий умолял постоялицу взять с собою слугу для удобства, почета и сбережения от воров, но якимовская полюбовница ни разу еще не согласилась на фонарщика. Не нуждалась она в провожатых.

Прошка привычно отметил, что ведьма и нынче осталась верна себе в умении удивлять и выделяться, надев по случаю дождя широкий, до полу плащ, сшитый едва ль не из змеиных шкурок. Во всяком случае, он казался необычайно легок, и в свете фонаря видны были чешуйки. Из рук слуги она приняла потертый кожаный баул, не тот, где хранились астрономические приборы, а с зельями и колдовским припасом. Ну и правильно, в такую ночь какие могут быть к свиньям звезды, впору лодку искать, чтоб, коли в сине море смоет, не утонуть.

Чувствуя, что завтра точно сляжет на день с жаром, Прошка неспешно побрел по улице вслед за девахой, кляня обоих Сильвестровских, которым больше заняться нечем, и себя дурака. Одним словом, изображал запозднившегося выпивоху, который еле тащится, запинаясь нога за ногу, сам не зная куда, и бормочет себе под нос полусонно.

Деваха впереди несколько раз оскальзывалась, чуть не падая в сточную канаву, бурлящую дождевой водой, и на всяком перекрестке поворачивала вправо. Малой удивлялся, про себя прикидывая, что эдак они за час обойдут весь Торговый квартал по кругу, вернувшись в конце к тому же крыльцу. Он даже задумался было, уж не обнаружила ли его смуглянка, но тут девица как раз дошла куда хотела. Прошка удивился опять, поняв, что она стучится в калитку собственной гостиницы, только со стороны заднего двора, в широкие ворота которого могли въезжать телеги и где была конюшня для постояльцев, путешествующих верхом или в карете. Сильвестровские, опасаясь, что однажды ведьма ускользнет от них этим путем, настрого предупредили управляющего, чтоб он не пускал девицу на зады, не подав условного знака, и на самом дворе держал сколько мог, под любым предлогом. Малому сделалось интересно: для чего златоградской берендейке понадобилось так кружить? Он собрался было подобраться ближе, но тут сторож, рассмотрев в окошечко калитки знакомое лицо, поспешно распахнул двери и приподнял тусклый ночник, сторонясь и давая гостье пройти. На миг они оказались так близко друг от друга, что парнишка, которому в этот вечер выпало караулить задний двор, не заметил в руке вошедшей безразлично сверкнувшего ножа, а когда тот вошел ему под ребра, было уже поздно.

У Прошки словно морозом сковало внутренности. Калитка закрылась, не скрипнув, улица была пуста, и он, разом забыв все правила филерского дела, замер столбом посреди мостовой, не в силах справиться с потрясением от вида столь хладнокровного и жуткого злодеяния, свидетелем которого стал. Крашенные охряно-желтым ворота теперь показались ему зловещими, и в свете блиставших непрерывно молний мерещились страшные картины о том, как ведьма идет сейчас по этажам, разя всех без разбора, кровь заливает наборные полы, люди кричат, а в темных углах скулят, приплясывая от нетерпения, уродливые чудища, купившие ведьмину душу. Как завороженный он подошел к воротам и толкнул легко поддавшуюся створку, плохо понимая, зачем он это делает и сколько простоял в беспамятстве. Ведьма словно только его и ждала, шагнула к Прошке из тени навеса, под которым сохли дрова и стоял верстак для срочного мелкого ремонта. Ни слова не говоря, она ткнула пальцем в тело мертвого уже сторожа и показала, где надо подвесить, сама, спешно взявшись за метлу, вымела дощатый пол под ним, чтобы кровь капала на чистые доски, разливаясь. Самым страшным Малому казалось в тот миг то, что он ничем не может противиться ведьме. Его бабка тоже, бывало, зачаровывала скотину, заставляя покорно терпеть лечение или молчать, пока ее режут.