Мария Вересень - Ведьмин Лог

• Название: Ведьмин Лог
• Автор: Мария Вересень
• Издательство: «Издательство АЛЬФА-КНИГА»
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9922-0099-7

Вот вы, господа, все говорите: ведьмы, ведьмы… С лица сбледнули, к шорохам прислушиваетесь. А ведь для этих мест ведьма – явление заурядное. Это сейчас понаехало чужих много, нервничают, визжат с непривычки. В былые-то времена народ покрепче был: при ведьмах жил, ведьмам кланялся. Да вот, если желаете, я вам преинтереснейшую историю расскажу! Вы как любите, с чертями или без? Случилось однажды в Ведьмином Логу…

---

– Иди отседа, страхолюдо, неча людев пугать. Вон книжку почитай, – и поинтересовался у Мытного: – О чем книжка, дядя?

– Э-э, – покосился Мытный на кровать, где валялся сборник эротических стихов «Жемчужные врата». – О продолжении жизни…

Я зафыркала, а Ланка радостно вцепилась в пухлый томик, жутко улыбнувшись беззубым ртом. И, утратив всякий интерес к игре в карты, плюхнулась на кровать. Мужчины, как воспитанные люди, не стали обращать внимания на то, что перина изрядно смялась под ее «невесомым» телом.

Черт выставил на стол стопку золотых, ловко разделил ее надвое: себе и Илиодору, – а я, не в силах игнорировать «влюбленные» взгляды Мытного, пересела поближе к боярину. Златоградец, не чинясь, плеснул себе из кувшина домашнего вина в чашку, за неимением второго бокала, пригубил, воодушевился. Митруха хмыкнул и, как степенный мужик за чаркой, завел разговор, ни у кого не удосужившись спросить, а дозволено ли ему, малолетнему, рот открывать:

– Вот вы, господа, все говорите – покойницы. Сами сбледнули, к шорохам прислушиваетесь, на Басю нашу коситесь нездорово. А ведь для этих мест покойник – вещь заурядная.

«Господа» с удивлением уставились на Пантерия, а тот как ни в чем не бывало сделал ход и продолжил:

– Это сейчас понаехало чужих много, нервничают, визжат с непривычки. А лет десять назад сидишь бывало где-нибудь в луже, в курей камнями кидаешь, вдруг, глядь, бабка Степанида в калиточку заходит. Поздоровается, сахарного петушка даст, о здоровье спросит. А сама уж не первый год как в могиле. И ничего, никто не орал, в окошко с перепугу выброситься не старался. Потому что нормальные все были люди, местные. Жили при ведьмах, ведьмам кланялись, – и, подняв глаза на Мытного, резко спросил: – Ну вы как, боярин, поддерживаете или сбрасываете?

Завороженный голосом Пантерия Мытный вздрогнул, вспомнил, что играет в карты, и ошалело поставил на кон кладень. Илиодор, державший карты двумя руками, стрельнул в меня глазами хитро: подскажу или не подскажу? Я усмехнулась, вывалила язык, словно снова давлюсь шерстью, и помахала лапкой, типа ну ты меня понял, ходи смело. Играли господа в «тридцать шесть», или, по-златоградски, «свара», «драчка». Игра, требующая не большого ума, а только удачливости, наглости, железных нервов и тугого кошелька. Раздали тебе три карты, сосчитал, сколько тебе пришло очков, и сиди думай – то ли сбрасывать эту мелочь, а то ли давить партнера банком, делая вид, что у тебя сказочная карта. А там уж как партнеры решат – скинут свои картишки или не поверят в блеф и обдерут как липку. Илиодор недоверчиво хохотнул, сказав, что поддерживает, и даже выложил два кладня. Командир улан прятал свои карты прямо у груди, сам смотря в них от осторожности лишь одним глазом; сбросил. А Митруха меж тем продолжал:

– И не то плохо, что чужих много, а то, что не понимают они, отколь ноги растут, да и как им понять, скажите, если они как есть чужие. Иное дело Мытные. Тут история интересная… – И он швырнул на стол очередной кладень, оповестив: – Забил, и еще один вперед, можете глядеться, коли охота.

Боярин вяло убедился, что его три разномастные десятки против Илиодоровых дамы с королем не катят, и швырнул карты на стол. А Митруха озорно посмотрел на своего хозяина, а потом на жалкую горку кладней и показал двенадцать очей. Хотя я точно знала, что перед этим у него было не меньше тридцати.

– С почином, – сам себя поздравил Илиодор, и мы с ним перемигнулись.

Я невольно залюбовалась, все-таки, когда его не пугали привидениями, не утесняли в деньгах и не ставили в тупик, он был хорош. Вон, как глаза озорно светятся! А много ли выиграл. Лю-убит денежки.

Ланка на кровати в голос расхохоталась, гнусаво продекламировав:

И только лишь тебя увижу.
Как сразу руки протяну.
И, нервно сдергивая платье,
В твоих объятьях утону.

Она зашлась гавкающим смехом:

– Экая чушь!

Все посмотрели на зарозовевшую покойницу. Я пожалела, что не могу поддать ей сапогом, чтобы призвать к порядку. Митруха продолжил:

– Жила в прежние времена заморская королевна Чучелка. Ведьма не ведьма, но с нечистью зналась точно и, что показательно, отличалась прескверным характером. Лет ей уж было под тыщу, а полюбовник – молодой, из колдунов.

Я глянула за окно и почувствовала, как по спине привычно покатились мурашки. А что? Не блохи ведь. Ланка тоже напряглась со своим томиком в руках и стала усиленно что-то бубнить себе под нос, видимо, заглушала голос Пантерия. Чтобы хоть как-то отвлечься от рассказа черта, я заглянула в карты Мытного и показала Илиодору – сбрасывай, неча деньги зря переводить. А на Пантерия уже накатило, и было видно, что остановить его можно лишь дубиной промеж рогов.

– Жила Чучелка в черном-черном лесу, в черной-черной горе, домом ей был старый склеп, а кроватью – старый гроб. Вот сидит она со своим любовником однажды и ласково так спрашивает: что, дескать, не весел, отчего закручинился? «Люди меня обижают, Чучелка, – говорит ей любовник-колдун, – говорят, с кровосоской живу, в глаза плюют». – «А ты поезжай в чужие края, – ласково отвечает ему Чучелка, – женись на какой-нибудь простой дурочке». – «Можно ли так?!» – «А чего нельзя? Поживешь с ней, развеешься. Сам хмуриться не будешь и на меня тоску нагонять не станешь». Обрадовался колдун, сел на коня и поскакал. Год ли скакал, день ли – неведомо. Сам скачет, а Чучелка сзади сидит, его обнимает, улыбается. В дом зайдут – братом с сестрой представляются. Утром снова в путь, а в доме уж все мертвые – Чучелка постаралась. Так до наших краев и добрались.

Ланка поползла с кровати поближе к играющим, а я заметалась между боярином и Илиодором. Златоградец мне казался надежнее, но этот паскудник, не понимая моих душевных мук и страхов, деликатно отодвигал меня обратно к Мытному, всем видом намекая, что игра только еще началась. Я лишь открывала рот, немея от такой черствости. Неужели он не видит, что мне страшно? Мытный же, наоборот, пытался сгрести меня поближе, косясь на Ланку.

– А командовала в этих местах Праскева Веретеница – ведьма-магистерша. И брат у нее был ведьмак. Жили скромно, ничем от прочих не отличались. К ним и заглянула парочка. Улыбаются, входят в дом. Чучелка красные свои сапожки сбросила, а Праскева как на них глянула, так и обомлела, но вида не показала. Говорит брату своему: «Ты давай гостью обиходь, накорми, а я сейчас быстро коровку подою, скотину покормлю да и к вам вернусь». А сама так хитро глазками сделала, что и дурак бы догадался, что не просто так она на улицу поспешила, а желает она с гостем уединиться. Ну-у колдун, не будь дурак, следом за ней выскочил, давай вокруг Праскевы петухом ходить. А та хихикает, глазками стреляет и в платок кутается. «Зябко, – говорит, – ножки мерзнут, развел бы ты костер». Любовник Чучелки, конечно, не отказался. А Праскева все равно зябнет. «Что за странность, – говорит, – такая? Сапожки, что ли, принеси». Тот в дом. Да где в чужом доме обувку найдешь. Схватил Чучелкины сапожки и вынес. А ведьма взяла и кинула их в огонь. Тут в избе поднялся ор, крик. Чучелка кричит, мол, помираю я, плохо мне. Из кострища полезли змеи и всякие гады. Чучелке все хуже, полезла она на крышу, чтобы улететь, да тут ей смерть пришла. Хлопнулась она на землю, одно огромное кровавое пятно от нее только и осталось.

Меня чуть не стошнило от отвращения. Илиодор неправильно понял выражение моей морды и просадил десять кладней. Глянул на меня с упреком, а я, втянув голову в плечи, развела лапками, дескать, извини. Боярин же, напротив, заинтересовался:

– А Мытные-то при чем тут?

– О! – подскочил забывший, о чем шла речь, Пантерий. – Мытные здесь лет тридцать назад появились, как сейчас помню… – Пантерий спохватился и закашлялся. – Маманя… тьфу ты, бабаня рассказывала. Чину-то папенька ваш, Яким, был небольшого, хоть и роду боярского, и бегал у Великого Князя но молодости на поручениях, что, понятно, крайне ему обидно было. Уж не знаю, какая его нелегкая занесла в наши края, но, видно, достал он всех в столице, его и послали… А он не обиделся, поехал.

У Илиодора открылся рот, боярин тоже вздулся, собираясь рявкнуть, но тут заинтересовавшаяся Лана навалилась ему на плечо, и крика как-то не получилось.

– Поотирался Мытный здесь с годик. Что-то с купцами провернул, где-то ворам пособил, где-то голове помог, надавив боярским авторитетом. Шастал-шастал по округе, да и угодил в Ведьмин Лог. А ночью дело было. Заплутал, с дороги сбился, попал на болота. Бредет по колено в воде. Мерзко, пакостно. Думает: остановлюсь – к утру околею, не остановлюсь – как есть потопну. Вдруг глядь – островок. А на островке нет ничего, только гроб каменный. Ведьмы-то, как Чучелка разбилась, всю землю с того места срыли да в том гробу и похоронили на болоте, от греха подальше.

Слушая Пантерия, все как-то позабыли про карты. Илиодор поводил туда-сюда глазами и вдруг нагло выкрикнул: