Евгений Сухов - Госпожа трех гаремов

• Название: Госпожа трех гаремов
• Автор: Евгений Сухов
• Жанр: Историческая проза

Московская Русь XVI столетия. Необозримые просторы, дремучие леса, широкие реки. К югу, за Дикой степью, располагаются владения Крымского ханства, к востоку, за рекой Итиль, — Казанского. Десятки тысяч русских пленников, захваченных в бесчисленных опустошительных набегах, томятся в татарских застенках. И царь Иоанн Васильевич Грозный начинает подготовку к большой войне… Но пока никто в Казани не знает об этом. За высшую власть идет ожесточенная, а временами — смертельная борьба. В центре политических интриг закономерно оказывается прекрасная Сююн-Бике — женщина исключительной красоты. Ей, дочери влиятельного ногайского мурзы, самой судьбой предписано стать «госпожой трех гаремов»…

---

— Видно, наш спор может разрешить только сам Шах-Али, — сказал Кулшериф. — Нужно пойти к нему и спросить, чей же он слуга?! Если он раб урусского хана… Тогда все в руках всевидящего Аллаха, — провел он руками по лицу.

Чура Нарыков застал Шах-Али в покоях. Единственное, что оставалось сейчас казанскому правителю, — это побольше общаться с наложницами и женами, и хан все свое время посвящал любви. Утомленный и расслабленный, он вышел навстречу эмиру.

— Ты хотел меня видеть? — сами собой брови у хана сомкнулись у переносицы.

— Я вижу, казанский хан занят…

— Что ты хотел сказать, эмир?

— Что я хотел сказать? Тебя должны убить, Шах-Али…

На лице хана не дрогнул ни один мускул. Многому научила его жизнь, но накопленный опыт не подсказал, что отвечать, услышав такое. Может, Чура Нарыков хочет сполна насладиться его смятением? Не дождется! А если его действительно хотят убить?.. Тогда какой смысл предупреждать об этом?

— Все в руках Всевышнего, — спокойно произнес Шах-Али.

И Чура невольно проникся уважением к опальному хану.

— Я приготовился ко всему, как только въехал в Ханские ворота. Смертью меня не испугаешь — меня на небе ждет рай. — Но на последнем слове голос хана дрогнул.

— Ты можешь спастись, Шах-Али, — в голосе Чуры прозвучало сочувствие.

Хан поднял глаза на эмира, будто хотел убедиться, стоит ли верить его словам. Впрочем, Аллах не предоставил выбора.

— Что я должен для этого сделать?

— Последовать моему совету. Когда к тебе придут эмиры, ты должен сказать, что всегда служил только Казани и никогда урусскому хану.

— Просьба нетрудная, я сделаю так, как ты хочешь. Но только объясни мне, почему вдруг ты решил помочь мне?

— По моему совету тебя заключили под стражу. Ты знаешь об этом?

— Да, я знаю об этом, эмир. Вот потому я и решил спросить: кто ты?! Враг ты мне или друг?

Чура Нарыков задумался.

— Скорее всего, друг… Я хочу, чтобы Казань была свободной. Если сейчас тебя убьют, то на ханство опять взойдет кто-нибудь из Гиреев и вновь прольется кровь казанцев. Помни же мой совет! — на прощание сказал Чура.

Шах-Али ждал недолго — в полдень во главе с Кулшерифом в ханский дворец пожаловали карачи. Эмиры вошли через распахнутую настежь дверь и нерешительной толпой остановились в центре просторных покоев, перед сидящим на подушках правителем.

Шах-Али оставался казанским ханом даже сейчас.

Вперед вышел Кулшериф.

— Вся земля Казанская послала нас к тебе спросить… — сеид полуобернулся назад, показывая рукой на стоявших позади него эмиров. — Хан ли ты казанский или, быть может… раб урусского Ивана?

Шах-Али посмотрел на Кулшерифа, на стоявших за его спиной карачей. В толпе статью выделялась фигура Чуры. Выходит, не обманул эмир. Неторопливо, без лишней суеты, как и подобает хану, Шах-Али поднялся с парчовых подушек и вплотную приблизился к Кулшерифу.

— Мусульмане, братья мои! — громким голосом заговорил хан. — Я ли не люблю свой народ?! Мне ли не люба Казань?! Все мои желания и действия связаны с нашим славным городом! И не урусский царь Иван послал меня сюда на ханство, я сам принял ваше предложение. Разве это не честь — быть ханом в Казани?! Напрасно вы думаете, будто бы я люб урусскому царю. Он держал меня в темнице, а моих людей, не пожелавших отступиться от Аллаха, предал смерти. Страдал же я всегда только потому, что хотел быть полезным ханству! Однако у вас я встречаю непонимание, и мое сердце разрывается от обиды! — Его безволосое лицо исказил гнев. — А если я и служил урусскому царю, так делал это для того, чтобы стать казанским ханом и начать войну с неверными под священным знаменем ислама!

Шах-Али говорил все громче, распаляясь собственной речью. Он уже сам верил в то, что сказал, и видел себя во главе священного войска. Да будет сказанное услышано Аллахом!

Раздались одобрительные возгласы. Казанская знать поверила своему хану. Кулшериф сделал несколько нерешительных шагов вперед и старческими худыми руками обхватил полные, почти женские плечи Шах-Али и прижался щекой к его безбородому лицу.

— Ты казанский хан, настоящий. Да продлит Аллах твои светлые дни, чтобы тебе увидеть смерть своих врагов. Теперь мы знаем, что ты искренен в любви к Казани и к ее народу. У нас единый Бог. Тот, у которого самое великое имя — Аллах!

Шах-Али торжественно объявил:

— А чтобы вы поверили в искренность моих слов, завтра же в Казани мы устроим большой праздник. Пусть на этом празднике каждый будет весел! Пускай все запомнят его надолго: и дервиш, и эмир!

Угощение Шах-Али

Солнце двигалось к закату, и муэдзины по длинным винтовым лестницам минаретов поднимались на самое небо, в гости к Аллаху, чтобы позвать правоверных на вечернюю молитву.

Уже с самого утра улочки Казани были заставлены длинными столами. В городе царило небывалое оживление, народ готовился к редкому веселью. Напоить и накормить весь город обещал сам Шах-Али. Расторопные слуги выкатывали из подвалов ханского дворца бочки с медом, выносили привезенные из неблизкой Персии изюм, арахис из Армении, вяленых осетров. В тот день на бескрайних ханских пастбищах закалывали скот и разделанные туши везли в Казань.

Огромный базар на Гостином дворе скоро опустел. Ханские казначеи щедро расплачивались с купцами, и товары разом были раскуплены. Довольны остались обе стороны. Купцы повторяли слова благодарности на арабском, персидском, турецком, армянском и русском языках, обещали быть на празднике у великого казанского хана Шах-Али непременно.

Столы трещали от обилия блюд и всевозможных яств, напитков. Слуги Шах-Али старались угодить всем: для русских гостей — медовуха и пиво, для казанцев — кумыс, для армянских купцов — вино. Пусть же каждый будет весел на празднике казанского хана.

Гости расселись за длинные, богато заставленные столы. И зазвучали песни на разных языках. Раздоры были забыты, и вчерашние враги встретились друзьями на пиру у казанского повелителя.

— Во славу хана Шах-Али! — раздавалось то и дело над столами. — Да будет его век славен, а дни длинными и счастливыми!

Полночь. Веселье набрало силу. Звезды обильно выступили на небосводе, и ночь выдалась как никогда светлой.

— Да здравствует казанский хан Шах-Али!

За столами было светло от множества факелов, и их яркий свет падал на лица гостей.

Шах-Али пировал вместе с эмирами во дворце. Кумыса почти не пил, но строго следил за тем, чтобы не пустовали стаканы гостей.

Хан всматривался в бородатые лица карачей. Что они надумают в следующий раз? Вот кто настоящие хозяева Казани! Хотят — позовут на ханство, хотят— прогонят! Хуже того, могут отобрать и жизнь! Лицо хана дрогнуло.

Веселье заканчивалось. К Шах-Али приблизился евнух.

— Что с тобой, хан? — поинтересовался повелитель девушек Ибрагим.

Хан пожал пухлыми плечами. Самое страшное — это чужая непредсказуемая воля. Чем обернется сегодняшний праздник? Впереди — остаток безумной, веселой ночи, которая, скорее всего, только ненадолго оттянет приговор. Лучше ударить первым!

Евнух наклонился к самому уху Шах-Али:

— Хан, если тебе нужна моя помощь, располагай мной, как тебе заблагорассудится. Считай, что в твоих руках не только моя судьба… но и жизнь!

Шах-Али посмотрел в полноватое лицо слуги: по-степному раскосые глаза, тонкая реденькая бородка. Черный евнух смотрел на него так, словно прочитал его сокровенные мысли. И хан решил вверить свою судьбу в холеные руки Ибрагима. Евнух при дворце значит куда больше, чем глава стражи.

— Хорошо, быть по-твоему! Завтра настроение в Казани может измениться не в мою пользу. Меня могут выгнать из Казани, а то и просто убить. Нужно заковать в железо всех эмиров и мурз, которые выступили против меня. Я должен опередить их.

Тяжелы ханские слова, можно только представить, каким трудным будет само дело. Но Ибрагим раздумывал недолго.

— Хорошо, хан, я согласен!

Потухли факелы. Застолье померкло и вскоре утихло совсем. Разбрелись по лавкам купцы, разошлись по домам и казанцы.

По каменной мостовой особенно громко в наступившей тиши процокали копыта лошади. Нур-Али возвращался в свой дворец. Он ехал без сопровождения и охраны — кто же посмеет поднять руку на эмира из рода Ширин?! Вдруг воздух рассек резкий звук, и тонкая веревка затянулась на крепкой шее Нур-Али.

— Вязать его! — приказал Ибрагим. — И во дворец к хану.

Эмир пытался ослабить веревку, но та затягивалась все туже и туже. Вот она уже парализовала его волю и не давала возможности двигаться.

— Ты еще заплатишь за это, — хрипел Нур-Али, — ты еще заплатишь!..

Евнух Ибрагим смотрел на поверженного эмира. Глаза Нур-Али были выразительны в своей ненависти. Евнух поднял руку с саблей, опасно блеснула сталь, но, поборов искушение, Ибрагим вернул оружие в ножны.